Страница 387 из 416
Из всего предыдущего ясно, что Мессения, разгромленная много раз Спартою, потом колонизованная в разное время из разных частей Эллады, не представляла благоприятных условий для осуществления объединительных планов Эпаминонда и союзников. Город Мессена был озабочен больше сохранением господства над прочими городами Мессении, нежели объединением этой последней путем синойкизма или справедливого союза.
В 477 г. до Р.X. национальное одушевление против персов привело к водворению афинской гегемонии в виде так называемого афинского союза. Под главенством Афин соединились для борьбы с варварами сотни самостоятельных государств, добровольно отказывавшихся от некоторой доли своих державных прав в пользу главенствующего государства. Теперь, в первой половине IV в., гегемония афинян возобновилась; многие эллинские государства вошли снова в союз, но и причины, его вызвавшие, и цели, им себе поставленные, самый состав союза были далеко не те, какие действовали ровно столетие тому назад. Главная опасность для независимости эллинов угрожала теперь со стороны Спарты, той самой Спарты, против которой Коринф и Аргос решились было слиться в единое государство, для ограждения от которой сложились союзы фивский и аркадский, восстановлено было мессенское государство. Начало второму афинскому союзу положено было вскоре после сокрушения морских сил Спарты Кононом при Книде (392/393 до Р.X.), а основные положения его выработаны и провозглашены народным афинским собранием в 377 г. до Р.X. в условиях, созданным Анталкидовым миром. Подчинение малоазийского побережья от Ликии до Синопы и Трапезунта царю персов было признано союзниками во всей силе. Приобретенное таким способом благоволение великого царя облегчало задачу союза — освобождение Эллады от спартанского владычества и сохранение независимости и автономии отдельных эллинских государств. Но то же самое обстоятельство сразу сокращало пределы союза и число его членов и ослабляло побуждения ко вступлению в союз и к неослабной верности его началам. Афиняне в своем постановлении открыто призывали к союзу эллинские и варварские города наравне с прочими, благодаря чему второй афинский союз приобретал характер чисто политического, а не национального движения. В течение двадцати лет со времени провозглашения условий союза число членов его возросло до семидесяти четырех. Но уже в 371 г. Фивы отделились от союза, за ними последовали города Эвбеи, вошедшие в союз лишь в 357 г. В недрах самого союза образовалась коалиция против главы его, приведшая к так называемой союзнической войне и к отторжению от союза значительной части членов (355 г. до Р.X.). Страх фивской гегемонии соединил Спарту и Афины с фокидянами, следствием чего были все ужасы священной войны, покорение Фессалии Филиппом и, наконец, херонейская битва, нанесшая последний удар и афинскому могуществу, и второму афинскому союзу (338 г. до Р.X.).
Неудача позднейшей попытки афинян сравнительно с первым их союзом объясняется помимо искусной политики Филиппа и его грозной фаланги изменившимися отношениями эллинов. Время гегемонии миновало. Притязания Спарты в этом направлении встретили жестокое сопротивление со стороны остальной Эллады; кроме Афин и Спарты, или, говоря точнее, Аттики и Лаконики, в других частях Эллады образовались к этому времени сильные центры, ясно сознававшие важность объединения ближайших соседей и в то же время достаточно сильные для того, чтобы охранять свою независимость. В стороне от афинского союза осталась не только береговая полоса Малой Азии, подчиненная персидскому царю и составлявшая 2/5 податных округов в первом афинском союзе, но важнейшая колония на фракийском побережье, Амфиполь, а также многие города на Геллеспонте и Пропонтиде, острова Наксос и Эгина, большая часть Закинфа, Левкады и др.; с самого начала и до конца афинский союз имел могущественного противника в союзе халкидском или олинфском; Беотия собиралась около Фив, и задолго до распадения союза Фивы поднялись на степень первостепенной эллинской державы (371—362 гг. до Р.X.).
В половине IV в. до Р.X. в Фокиде существовало 22 города, сложившихся в союз на основе равенства без преобладания какого-либо одного города над прочими. Фокидяне искони действовали против внешнего врага общими силами, представляя плотное целое сначала из деревень, потом из городов, и в борьбе с фессалийцами в доисторическое время, и в священной войне, и впоследствии, в македонскую и римскую эпохи. О фокейском союзном государстве, о народе фокеян, о союзных стратегах их свидетельствуют и писатели, и надписи. Древний басилей преобразился со временем в общефокейского вождя. О каком-либо подчинении одного города другому, о каких-либо подданных или рабах в Фокиде мы не находим и малейших указаний до так называемой третьей Священной войны, и ко времени вторжения Филиппа в Элладу Фокида представляла собою свободнейшее эллинское государство. Гегемония афинская оказалась способною дать лишь слабую тень того согласия или единения, какое отличало не только фокейский союз, но и аркадский и олинфский: в борьбе с Филиппом фокидский союз обнаружил изумительную силу сопротивления, пока города, в него входившие, не были разрушены Филиппом, причем фокидянам велено жить впредь в небольших деревнях, удаленных одна от другой не меньше как на стадию. Спустя несколько лет города фокидян с помощью фиванцев и афинян были восстановлены, союз снова сложился, и союзные войска фокеян участвовали в херонейской битве и потом в ламийской войне (323 г. до Р.X.). За доблести в войне против галатов фокеяне награждены были возвращением в дельфийскую амфиктионию. Живучесть союзных начал в Фокиде свидетельствуется тем, что расторгнутый Муммием в 146 г. до Р.X. союз вскоре был восстановлен сенатом, и еще во время Павсания существовало общефокейское собрание, куда отдельные города посылали своих представителей; из эпохи послетрояновской сохранилась надпись с титулом вождя фокеян100*. Понятно, что притязания афинян на господство ввиду объединительного движения в разных частях Эллады на началах равенства были анахронизмом, повторением пережитого явления. Будучи создана с целью возвратить эллинам свободу, отнятую Спартою, и охранить ее на будущее время, афинская гегемония должна была или преобразиться немедленно по разрешении этой задачи, или исчезнуть. Раз миновала та потребность, ради которой союз с гегемонией был основан, и афиняне не желали отказаться от дарованной им роли гегемона, в среде союзников должно было обнаружиться недовольство и стремление к отторжению; насильственные меры со стороны Афин, сопровождавшиеся явным нарушением основных условий союза, только обессиливали организацию и вели ее к полному разложению. Главенство Афин, отличавшее афинский союз и другие подобные от федерации равноправных членов, выражалось в том, что так называемый общий совет союзников был только учреждением совещательным, решения которого, как и афинской думы, могли быть приняты или отвергнуты народным собранием афинян. Следовательно, верховные права принадлежали афинскому народу, который не посылал своих представителей в союзный совет, не имел ни особых должностных лиц, ни особых учреждений, рассчитанных на участие в союзных делах. Самое официальное обозначение союза «афиняне и союзники» знаменовало собою отсутствие единства и равноправности в действиях союзных государств: главенствующие Афины стояли не в одном ряду с союзниками, но над ними; подчиненное положение союзники могли терпеть только временно; от собственных верховных прав (суверенитет) они могли отказаться только ради определенной общей цели, в условиях исключительных; с минованием этих последних стремление к полной самостоятельности и равенству вступало в свои права, и гегемония рушилась101*.
Союзы лакедемонский, первый и второй афинский, содействуя, с одной стороны, взаимному сближению входивших в союз государств, в то же время обнаруживали полную несостоятельность таких форм объединения, в основу коих полагалось неравномерное распределение прав и обязанностей между гегемоном и совокупностью прочих союзников. Оставляя неприкосновенною самостоятельность союзных государств, подобные союзы научали эллинов ценить выгоды собирания своих сил воедино, но вместе с тем отвращали их от сильных государств и скорее укрепляли, чем ослабляли, привязанность к формам совершенно независимой, суверенной городской республики. Поэтому, если Фримен в обозрении попыток федеративного устройства эллинов впадает в крайность, обходя молчанием союзы лакедемонский и афинские, то, с другой стороны, не правы Фишер и особенно Бузольт, когда они примеры гегемонии зачисляют в разряд опытов федеративного устройства. Федеративное движение эллинов, поскольку оно осуществилось, исходило из других начал и особенностей эллинской жизни, а не из стремлений сильнейшего государства к господству над слабейшими. Положение гегемона больше приличествовало и легче могло достаться на долю могущественному иноземному государству или владыке, каким была Македония с Филиппом и Александром, нежели какой-либо из городских общин самих эллинов, одинаково высоко ценивших свободу и самостоятельность политической жизни в своих государствах, никогда не признававших особенного права за одною частью эллинов на господство над остальными.