Низвержение

— Никакого следствия, — тоном, похожим на далёкий раскат грома, перебил его Граничник, держа длинную винтовку так, будто собирался выстрелить снова, на этот раз в полицейского. — И оставьте трупы лежать здесь. Чтобы остальным было неповадно. — Через мгновение стигиец снова скрылся в тени.

— Никакого следствия, — пробормотал Второй Офицер. Выходит, теперь стигийцы наскоро выносят смертный приговор без суда. Он переглянулся с Третьим Офицером, однако оба промолчали — полицейским не пристало ставить под сомнение мотивы стигийцев.

— Ужасно, — вздохнул Второй Офицер и медленно прошёл между телами, застывшими в тех положениях, в которых их застала смерть. На следующее утро, когда их найдут дети, трупы будут покрыты плотоядными слизнями, если, конечно, бродячие Охотники не обглодают их за ночь.

Полицейский отослал Третьего Офицера домой, восстанавливать силы после ранения, а сам на несколько часов отправился патрулировать окрестности. После происшествия жители лачуг старались не высовываться на улицу, но из-за закрытых дверей до Второго Офицера доносился женский плач и гул сердитых, недовольных голосов. Кое-где двери были открыты, и из темноты дверных проёмов сверкали злобные взгляды и алые огоньки курительных трубок.

Наконец Второго Офицера сменил другой полицейский, и он с гудящими от долгой ходьбы ногами поплёлся домой. Он вошёл, стараясь не шуметь, чтобы не перебудить домашних, но, к своему удивлению, услышал голоса на кухне.

— Здравствуй, матушка! — сказал Второй Офицер, войдя в душно натопленную комнату. Он никак не ожидал, что мать в такой поздний час ещё не спит.

Пожилая женщина, возившаяся у плиты, вздрогнув, развернулась к нему.

— Здравствуй, сынок, — ответила она. — Ты, верно, измотался. Иди-ка погрей ноги у камина. Мы с Эльзой уже поужинали, но твою порцию я, вишь, в тепле держала. Можешь на подносе поесть.

Полицейский прошёл в гостиную и с наслаждением опустился в кресло. Он скользнул усталым взглядом по лопате Уилла, лежавшей на серванте. Обнаружив её в комнате, мать и сестра Второго Офицера после случая с миссис Берроуз специально оставили лопату на видном месте — ему в назидание, даже в знак предупреждения. Но вышло наоборот: полицейскому приятно было её видеть. Лопата напоминала о Селии.

— Держи, мой хороший, — сказала мать, ставя ему на колени поднос с внушительной миской. Второй Офицер, голодный как волк, тут же схватил ложку и принялся жадно хлебать, чавкая на всю комнату — в Колонии мало кто заботился о приличиях за столом.

Мать тем временем затараторила:

— Я глазам не поверила, когда стигийцы явились в двадцать третий дом и в два счёта выставили Смитов. Глядеть было больно. Миссис Эс даже сундук собрать не успела — прямо в руках понесла платья. Я ведь сама ей кое-какие пошила, помню. Дочка её форменную истерику закатила. Вой подняла на всю улицу, слёзы в три ручья — в общем, словами не расскажешь. А мистер Эс без всякого шуму пошёл куда велено, только вид у него был такой, будто его на плаху ведут. Сердце разрывалось, на них глядючи. В Северной-то, чай, тоже страх. — Она вскинула руку, будто не желая об этом ничего слышать, и выжидательно посмотрела на сына, надеясь услышать от него подробности.

Когда подробностей не последовало, пожилая женщина продолжала: — Знаешь, я б тебя не винила, если б ты ушёл с той верхоземкой жить выше травы. Молодым тут жизни нет, хоть вы с Эльзой уже и не юные. Стигийцы-то, они нынче нас ни в грош не ставят.

Второй Офицер перестал жевать, так и застыв с поднесённой ко рту ложкой. Он в жизни не слышал, чтобы мать так говорила о Колонии или о стигийцах. Она всегда была законопослушна и почтительна и не терпела, когда при ней дурно отзывались о властях.

— Матушка! — воскликнул Второй Офицер. — Ты что, серьёзно?

Пожилая женщина склонила голову. Она не расчесала редеющие седые волосы после того, как дремала днём, и они были спутаны и растрёпаны, будто разорённое ветром птичье гнездо.

— Боюсь, что да, — печально прошептала она. — Боюсь, что да. Для нас всё кончено.

— Ты сама не веришь в то, что говоришь. — Замечание прозвучало достаточно строго, хотя Второй Офицер и говорил с набитым ртом. Обнаружив, что у него с ложки капает подлива, полицейский быстро выпрямился, чтобы капли попали на поднос, а не на синюю форменную куртку. Шмыгнув носом, он учуял аромат похлёбки. — Очень вкусно, — похвалил он стряпню матери, надеясь её подбодрить. — Ты прямо превзошла себя. — Тут полицейский нахмурился. — Но ведь мы никогда не едим крыс по будням!

Он помешал жидкую похлёбку ложкой, и со дна миски что-то всплыло.

Несмотря на то что от нагрева крошечный щенячий глаз почти весь посерел, в одном месте он еще остался розоватым.

Второй Офицер с грохотом уронил ложку.

— Как ты могла?!

Мать уже встала с кресла и торопливо пробиралась к двери.

— Времена-то тяжкие! Еды на всех не хва…

— Ах ты поганая старая ведьма! — заорал Второй Офицер, швырнув поднос ей вслед. — Да как ты посмела! Как ты посмела сварить мою собаку?!

— Ходят слухи, мой отец научил вас водить. Окажешь мне такую честь? — Дрейк бросил Уиллу ключи от «лендровера». — Только поезжай не очень быстро, я собираюсь по пути ввести вас обоих в курс дела, — добавил он и указал на дорогу к лесу.

В машине ренегат продолжил:

— Хочу представить вам нескольких старых друзей. Они не очень-то жалуют гостей, так что ведите себя с ними осторожно.

— Почему? И кто они такие? — спросил Честер с заднего сиденья.

— Они живут здесь, в поместье, потому что больше им некуда податься. Все они бывшие сослуживцы Перри — кое-кто знаком с ним ещё по малайской операции. И почти все… как бы выразиться… — Дрейк провёл рукой по выбритой голове, подбирая слова, — через многое прошли. Некоторых просто не рискнули выпустить обратно в мирную жизнь. Так что Перри поручился за них перед начальством и поселил у себя.

Ребята задумались. Потом Уилл спросил:

— Значит, они опасны?

— Потенциально опасны. Эти люди служили своей стране такими способами, каких вы даже не сможете себе представить. Они побывали на тёмной стороне, а это никогда не проходит бесследно.

Как раз когда Уилл узнал ворота с надписью «Опасно. Не входить», Дрейк велел ему остановиться. Уилл затормозил — автомобиль недовольно затрясся в ответ — и выключил зажигание. Ренегат не спешил выходить из машины, и ребята тоже остались на своих местах.

— А ты хорошо знаешь этих людей? — поинтересовался Уилл.

— С самого детства. Моя мать рано умерла, и они помогали Перри меня воспитывать. Он ведь много времени проводил за границей, так что часто оставлял меня на их попечении. Они были мне почти как семья. — Дрейк улыбнулся своим воспоминаниям. — Этакие дядюшки, чрезвычайно странные, но невероятно интересные.

— А почему ты решил именно нас с ними познакомить? — поинтересовался Честер. — Почему не моего папу и миссис Берроуз?

Дрейк повернулся на сиденье, чтобы видеть сразу обоих ребят:

— Вы ведь даже не представляете, насколько изменились, верно?

— В смысле? — удивился Уилл и переглянулся с Честером.

— В Глубоких пещерах я взял под свою защиту двух несмышленых мальчишек, которые не понимали, что творится вокруг. Но теперь вы всё понимаете. — Дрейк дал им время осознать его слова, а затем продолжал: — Я знаю, чего вы натерпелись из-за стигийцев.

— Ещё как, — пробормотал Честер.

— И по вам это видно, — продолжил ренегат. — Эти люди сразу поймут, что вы пережили. Они в своё время тоже заглядывали смерти в лицо. Моя задача — доказать им, что нынешняя угроза реальна, и убедить присоединиться к нам… Так у нас будет хоть какой-то шанс победить стигийцев.

Когда они вышли из машины, Дрейк обратился к ребятам:

— Оставьте здесь все электрические приборы, какие у вас есть. Фонарики и тому подобное — всё, где есть ток.

Уилл с Честером проверили карманы, потом Уилл вспомнил про электронные часы. — У меня только вот это, но в них всего одна маленькая бата…