Страница 20 из 24
— Так. Продолжайте.
— Для встречи был выбран ресторан, куда Яровцев заходил каждую субботу. Мы заказали соседний столик, и, дождавшись капитана, подполковник ему показался. Несмотря на то что с момента их последней встречи прошло почти двадцать лет, тот его узнал. Но виду не подал, лишь выходя, сделал тому знак, чтобы он следовал за ним. Дабы не создавать излишнего напряжения, я отпустил Рафалова одного. На улице нас подстраховывала группа местных товарищей, о чём он не знал. Но данные предосторожности оказались излишними — встреча прошла в дружеской обстановке. Яровцев узнал подполковника и поверил своему бывшему сослуживцу. На следующий день мы втроём увиделись уже на конспиративной квартире. Капитан (кстати говоря, он уже успел стать подполковником, о чём Рафалов не знал), выслушав меня, выразил своё согласие продолжить работу уже в качестве нашего агента. О чем дал соответствующую подписку. Помимо этого, он через три дня представил обстоятельный доклад о своих возможностях. А они оказались достаточно велики!
— Да, — кивнул комиссар госбезопасности, — читал я эти документы. Впечатляет!
— А вот теперь, Абрам Аронович, то, о чём я писать не рискнул…
— Ну-ну!
— В разговоре со мною Яровцев сказал, что давно ожидал чего-то подобного. В смысле — такого предложения. Только вот ждал он, естественно, не Рафалова.
— Кого же он ждал?
— Тут вот в чем дело, Абрам Аронович… Ещё в конце семнадцатого года его навестил один человек. Сам капитан его ранее не встречал, но знал о его существовании. Этот человек занимался обеспечением безопасности агентов русской разведки. Организовывал их эвакуацию в случае провала или оперативной необходимости. Да и многие другие вопросы тоже мог разрешить успешно — были прецеденты. Его можно было вызвать самому — такой сигнал существовал.
— Интересно! — Слуцкий подтянул к себе блокнот и сделал в нём пометку. — Продолжайте!
— Этот человек — его знали как Проводника — передал капитану известие о производстве в чин подполковника. Сообщил приказ руководства…
— Кого именно?
— Генерала Сомова.
— Так!
Ещё одна пометка в блокноте.
— Приказ следующий: прекратить всякую активность, «лечь на дно» и спокойно жить, ожидая дальнейших указаний. Для этого подполковнику были сообщены номера двух счетов в различных банках, условия их использования и передана некоторая сумма денег наличными.
— Про такие случаи и я слышал.
— В последующие годы Проводник появлялся ещё трижды, проверял, как живется его подопечному.
— Когда именно?
— В 1923, 1928 и в прошлом году. Подполковник говорит, что всякий раз перед своим появлением тот тщательно изучал обстановку издали. После чего давал условный сигнал. Но встречал Яровцева всегда по дороге к месту встречи.
— Новые задания?
— Нет, ничего такого не было.
— Сигналы для экстренной встречи?
— Вот они, — собеседник комиссара положил на стол лист бумаги. — Текст объявления в газету и почтовый адрес для телеграммы.
— Харбин? Хм… Ещё что?
— Яровцев сказал, что знает ещё одного своего коллегу. На этот раз — Гамбург. Правда, лично они не знакомы, и помочь нам устроить встречу он не может. Рисковать столь ценным агентом я не хотел и сказал подполковнику, что мы всё сделаем сами.
— Правильное решение, Олег Иванович! Рафалова вы тогда и отправили назад?
— Совершенно верно, Абрам Аронович. Он свое дело сделал.
— Так… И что же было в Гамбурге?
— Указанного Яровцевым человека мы нашли далеко не сразу. Он сменил место жительства и работы. Хорошо, что мы смогли сделать запрос и получить из Москвы его фото, он сильно изменился, и даже по карточке его узнали не сразу. Понаблюдав за ним несколько дней, я принял решение не освещать перед ним свою принадлежность к НКВД.
— Почему?
— Он имел обширные контакты среди эмигрантов… зная их отношение к СССР…
— М-м-м… спорное утверждение. Хотя… вам на месте было виднее. Продолжайте.
— Мы разработали легенду прикрытия. По ней я представился ему сотрудником второго отдела Генерального штаба Польши. Соответственно экспозитуры номер четыре.
— Краковской? Почему?
— Дело в том, что в этот момент в Гамбурге находился их сотрудник — помощник военного атташе посольства, капитан Адам Кравец. Удалось узнать, что он будет на спектакле в городском театре. Интересующий нас человек тоже должен был там быть, удалось проследить факт приобретения им билета.
— Кстати, а как его зовут?
— Полковник Марецкий, Павел Григорьевич.
— Угу… — Слуцкий записал имя в блокнот.
— Выбрав момент, я обратил на себя внимание полковника, находясь поблизости от капитана.
— Как именно?
— Опрокинул на поднос бокал. Брызги попали на мундир капитана. Полковник обернулся на звук и увидел, как я помогаю тому очистить рукав. Всё прошло гладко, я извинился перед поляком, тот тоже что-то сказал мне в ответ.
— Неплохо придумано.
— А на следующий день я подошёл к Марецкому. Передал ему привет от старых друзей и предложил поужинать вместе. Полковник удивился и спросил — что это за друзья? Тогда я назвал ему фамилию Сомова.
— И что же?
— Он вторично удивился и сказал, что не знает такого господина. А знакомых генералов никогда в жизни не имел. От ужина отказался. Так что этот блин вышел комом…
— Печально… теперь к нему не подойдёшь…
— Я принёс свои извинения и покинул место встречи. Однако же наблюдение за ним мы не прекратили. В тот день он свернул с обычного маршрута и зашел на почту. Дал телеграмму.
— Кому?
— Увы… этого не удалось установить.
— Жаль. Надо думать, он сигнал тревоги дал.
— Мы тоже так и подумали. Наблюдение усилили, но прошел месяц — ничего. Уже хотели его снять, как вдруг Марецкий исчез из нашего поля зрения! Правда, ненадолго, всего на три часа. Я полагаю, что встреча всё-таки состоялась. Не знаю, какие инструкции там получил полковник, но вот дальнейшие события заставили напрячься уже нас!
— А именно?
— Через неделю капитан Адам Кравец разбился на своём автомобиле. Пьяный был, вот и зазевался…
— Сочувствую его руководству и семье.
— Один момент — он был язвенником и вообще не пил. Ничего, крепче молока.
— Даже так?
— Да. А его начальник, полковник Ежи Энглищ, получил множество соболезнований. В том числе — и из Великобритании.
— Надо думать, погибший капитан был известной личностью.
— Угу. Был. Только вот одна из телеграмм была отослана до этого несчастного случая. Кравец разбился в четверг утром, а телеграмму отправили в среду вечером. Любопытна также и подпись на ней.
— И кто ж был столь осведомленный отправитель?
— Он подписался именем Харон…
— Проводник в царство мертвых, если верить грекам?
— При определённых условиях, он мог оттуда и вывести…
— Хм! Так вы, Олег Иванович, полагаете, что это тот самый Проводник?
— Это наиболее логическое объяснение всего происшедшего. Ничего более подходящего я найти не могу.
— Полтора месяца… Он получает сигнал, проверяет Марецкого. Встречается с ним и, выяснив личность предполагаемого вербовщика, делает толстый намёк полякам. М-м-да… А ваше наблюдение, как полагаете, Олег Иванович, он заметить мог?
— Не знаю. Во всяком случае, никто из нас ничего подозрительного не видел.
— А Марецкий где?
Собеседник комиссара потупился. Покатал в руках карандаш:
— Сегодня утром я получил сообщение… он выехал.
— Куда?
— На лечение. В Карловы Вары.
— И ваши сотрудники его потеряли в дороге…
— Он сел на поезд… мои люди не могли предположить такого развития событий и не были к этому готовы. Отдано распоряжение товарищам в Чехословакии, им сообщили номер поезда.
— На котором, скорее всего, Марецкого уже не будет. Что уж говорить-то — переиграли вас! По всем статьям, да-с! Это мастер работал, Олег Иванович! Что планируете предпринять?
— Мы можем дать сигнал от имени Яровцева…