Страница 49 из 100
Генерал расхаживал по камере, как зверь по клетке. Заложив руки за спину — левой перехватив правую чуть пониже локтя — опустив голову, пошатываясь на ходу, он наворачивал круг за кругом, меряя крохотное пространство нетвёрдыми, но широкими и размашистыми шагами. Соглядатай, которого подослал Андоим, свалился с лихорадкой прошлой ночью — и его забрали наутро, так что теперь он оказался в камере совсем один. Из двух соседних время от времени доносились стоны, влажный кашель и невнятное бормотание. Стражники, обмотав лица тряпками, раз в сутки проверяли эти клетки и выносили трупы, и каждый раз с нехорошим ожиданием смотрели в его сторону.
Он улыбался им в ответ, растягивая пересохшие губы в деревянном оскале, и те с неохотой уходили, оставляя его одного. Андоим не оставлял ему шансов — пища и вода оказывались неизменно отравлены, так что даже крысы ими брезговали; по ночам скрипела приоткрываемая в коридор железная дверь, и Нестор чувствовал на себе чей-то пристальный, внимательный взгляд. Он не хотел облегчать убийцам их труд — но третья бессонная ночь, третьи сутки без пищи и воды давали о себе знать.
Если бы не сердобольный стражник, пришедший его проведать тогда, когда это было безопасно, он бы уже давно сдался, глотнул отравленной влаги, или облизал влажные каменные стены, по которым стекали капли воды, пропитанные вездесущей заразой. Стражник принёс ему флягу вина — крепкого, гадкого на вкус, как самогон, но прекрасно утолявшего жажду. На голодный желудок оно, правда, ударяло в отяжелевшую от бессонных ночей голову — но генерал ещё держался, боролся, цепляясь за балансировавшее на грани помешательства сознание.
Вновь и вновь заставлял он себя прокручивать в голове детали их с императором Таиром переписки, не давая себе уснуть, вспоминал первый и последний визит сестры с августейшим Орестом — они не появлялись уже вторые сутки, и, вполне вероятно, их просто не пропускали к нему.
Если бы только Большой Питон согласился! Если бы Высший Суд его оправдал!..
Он бы вырвался на свободу, как дикий зверь, беспощадный, озлобленный, жаждущий… Лесной хвори, облепившей его кожу и волосы, пропитавшей вонючий тюремный воздух, взывавшей к нему в каждом стоне умирающих узников, Нестор не боялся. Валлийский генерал уже встречался с болезнью и смертью, видел, что творила паника со здоровыми воинами и лучшими рыцарями его войска — страх убивал человека, пробивая его природную защиту, ломая то единственное, что помогало выжить. Нет, он не боялся, по праву считаясь одним из самых бесстрашных воинов Валлии — но понимал, что каждый день, проведённый в тюрьме, уменьшает его шансы на жизнь.
Как жаль, если ему всё же придётся умереть здесь. Он почти успел сыграть свою партию, не учёл лишь одного — смерти командующего и последующего назначения, отозвавшего его из Галагата. То, что он собирался сделать, устроило бы всех: деспотичный Андоим оказался бы свергнут, и по нему вряд ли скучали бы в Совете и Суде, на престол взошёл принц Орест, который женился бы на юной Таире, наконец получившей достойного мужа, и наконец-то брак между монархами оказался бы плодотворным и обоюдно счастливым. Он, Нестор, остался бы при Оресте как его главный советник, получив практически неограниченную власть — кажется, он никого не забыл?..
Ах, да.
Марион.
Нестор споткнулся, едва не потеряв равновесие — в голове шумело, не то от вина, не то от усталости — но быстро выровнял шаг. Их последняя встреча прошла совсем не так, как он бы того хотел. Он не сдержался, она не пожелала выслушать…
Он думал о ней. Вспоминал каждое слово, повинуясь своей природе, анализировал, сравнивал, раскладывал, вычислял — и с каждым днём увлекался образом всё больше. Его увлечение набрало полный ход, прежде чем он осознал, что оно началось, — он сам себя загнал в капкан. Отъезд из Галагата окончательно открыл ему глаза: если бы его увлечение оказалось мимолётным, вынужденная разлука быстро справилась бы с ним. Разлука вообще интересная вещь. Она гасит мелкие чувства и усиливает великие, подобно тому, как ветер задувает свечу и разжигает пожар. Похоже, его пожар набирал силу с каждым днём.
Марион оставалась тем самым белым пятном в его продуманной игре, которое не удавалось заполнить, и не получалось стереть…
Дверь скрипнула, пропуская в крохотный коридор неровный свет дрожавшего на сквозняке пламени — и вошедший привратник, спустившись по ступеням, махнул кому-то рукой:
— Там.
Нестор остановился, перестав мерять камеру шагами, замер, вглядываясь в фигуру у входа. Дверь захлопнулась, оставляя их одних, и посетитель приблизился, той до боли знакомой, быстрой походкой, что генерал отказался верить своим глазам. Она пришла к нему — сюда, в грязь, вонь и болезнь, ночью, рискнув жизнью и репутацией — ради чего? Должно быть, его обманывают либо глаза, либо задурманенное бессонницей и вином сознание.
Марион скинула капюшон, приближаясь к решётке. Вот каким она жаждала видеть его — раздавленным, униженным, беспомощным, погибающим жалко и бесславно, как изменник короны и предатель — но, пожалуй, к её глубокому разочарованию, это всё вряд ли можно было сказать об узнике.
Ликонт и в самом деле выглядел не лучшим образом — без военного мундира, в одной рубашке, расстегнутой, выпущенной поверх грязных штанов, со спутанными волосами, падавшими на лицо — но был явно далёк от признания собственного поражения. Скорее, он напоминал ей хищника в клетке — такой же жуткий и такой же опасный.
Её лицо он разглядывал так, будто увидел призрака — с неуверенной усмешкой, с затаённой искрой в воспалённых глазах — смотрел и молчал, оперевшись о железные прутья.
— Я по делу, — первой нарушила молчание Марион. — Твой лекарь, Януш, пропал. Я подумала, ты можешь знать, где его найти. Королева Таира, — продолжала она, хотя реакции от заключенного генерала не поступало, — больна. Никто не может ей помочь. Я знаю, Януш мог бы… хотя бы облегчить ей страдания.
Ликонт усмехнулся, опустил голову. Помолчал, прислоняясь щекой к руке.
— Поэтому ты здесь?
— Да.
Объяснять, что королеве действительно очень плохо, и что она готова была даже прийти к нему, чтобы хоть как-то облегчить её муки, она не стала. Заключённый молчал, и Марион стиснула зубы, пытаясь унять раздражение. Там, во дворце, в ней нуждалась беззащитная девушка, оставшаяся совсем одна. Среди людей, в лучшем случае безразличных к её судьбе. О Единый, Ликонт, будь посговорчивей!..
— Теперь я хотя бы знаю, что ты действительно пришла ко мне, — глухо выговорил Нестор, тряхнув головой. — Выходит, это не сон и не горячечный бред. Воображаемая ты не пришла бы с таким… конкретным вопросом…
Он поднял глаза, усмехнулся, прислонившись лицом к прутьям.
— И всё же я рад, что с тобой всё хорошо.
Марион принюхалась, нахмурилась, разглядывая уставшее, осунувшееся лицо валлийца. Нестор держался крепко, но, похоже, не вполне владел собой — и помимо усталости, была другая причина.
— Да ты пьян, Ликонт! — скривилась она.
— Главное — что я ещё жив, — парировал Нестор, разглядывая её так пристально, что Марион поёжилась, мигом ощутив мокрую ткань плаща, облепившую её, и вес отяжелевшей от влаги кирасы. — Марион… а ведь ты не умрёшь, если меня не станет, верно? Да что там — я и сам вполне смогу пережить твою смерть…
— Ликонт, — попыталась вернуть его в сознание баронесса, — Ликонт, где Януш? Ты должен знать, ты его друг!
— Дружба — это не совсем то, что мне от тебя нужно, — словно не слыша её, проговорил мужчина, опираясь о прутья. Взгляд его был затуманен, глаза смотрели сквозь неё, точно он разговаривал с нею мысленно, не веря в то, что она пришла к нему наяву. — Я много думал… у меня было время…
Марион разглядывала мужчину так, будто видела впервые в жизни. Хотя таким, пожалуй, она его и вправду не видела. Обессиленным, но всё ещё державшимся на ногах; получившим крепкий удар, но по-прежнему непобеждённым. Ликонт выглядел странно, непривычно, был потрёпанным и уставшим, в ожидании публичной позорной казни — и всё же ожидаемого злого торжества она не испытывала. Пожалуй, не испытывала ничего, кроме ответной усталости.