Откровения

У  Шайлер  перехватило  дыхание.

—  Но  Аллегра...  она  же  жива.

—  Аллегра  все  равно  что  умерла  от  собственной  руки.  Чарльз  убедил  всех,  что  нельзя  приводить  приговор  в  исполнение,  пока  она  без  сознания.  Но  как  только  очнется,  она  тут  же  станет  подвластна  закону,  как  и  он.

—  Тогда  почему  он  продолжает  надеяться,  что  однажды  она  очнется?  —  спросила  Шайлер,  вспомнив,  как  Чарльз  стоял  на  коленях  у  постели  ее  матери.

—  Чарльз  отказывается  признать  их  разрыв.  Но  ему  придется  это  сделать.  Если  Аллегра  очнется,  Комитет  потребует  суда.

—  Но  ведь  ты  же  регис.  Ты  можешь  спасти  ее!  —  воскликнула  Шайлер,  подумав:  «Ты  можешь  спасти  Джека».

—  Действие  кодекса  распространяется  на  всех  Шайлер.  Даже  на  твою  мать,  —  произнес  Лоуренс,  и  Шайлер  готова  была  поклясться,  что  в  голосе  его  прозвучало  страдание.

—  Значит,  Джек  так  или  иначе  лишится  жизни.

Лоуренс  кашлянул  и  выбил  пепел  из  трубки  в  пепельницу.

—  Если  он  разорвет  узы,  то,  даже  если  ему  каким-то  образом  удастся  избегнуть  суда,  дух  его  умалится.  Для  нас  не  существует  смерти,  но  он  будет  полностью  осознавать  свое  бессилие.  К  счастью,  он  никогда  не  испытывал  искушения  нарушить  свои  обеты.  Аббадон  любит  пофлиртовать,  но  по  сути  своей  он  верен.  Он  не  станет  так  легко  разрывать  связь  с  Азраилом.  Но,  Шайлер,  скажи  мне,  чем  вызван  этот  интерес?

—  Мы  проходили  это  на  последнем  занятии  на  собрании  Комитета,  дедушка.

Так  вот  почему  Джек  вечно  не  хотел  разговаривать  об  этом!  Потому,  что  способа  избавиться  от  уз  не  существует...  Он  солгал  ей.  Солгал  из  любви.  Для  них  двоих  надежды  нет.  Он  подвергает  себя  риску,  сопротивляясь  неизбежному.

Мими  была  права.  Мими  сказала  правду.

Без  заключения  уз  Джек  никогда  не  станет  тем  вампиром,  каким  ему  предназначено  быть.  Он  будет  лишь  половинкой  себя,  ослабленной  и  испорченной.  Это  будет  тянуться  медленно,  на  протяжении  столетий,  но  это  произойдет.  Его  дух  умрет.  А  если  эта  кончина  и  не  постигнет  его,  тогда  до  него  доберется  закон.  Мими  выследит  его.  Совет  приговорит  его  к  сожжению.  Любя  Шайлер,  он  рискует  самой  своей  душой.  Чем  дольше  они  продолжают  встречаться,  тем  большей  опасности  он  себя  подвергает.

Этому  необходимо  положить  конец.

Шайлер  с  тоской  вспомнила  их  последнюю  встречу.  Тот  волшебный  вечер,  полный  искусства  и  поэзии.  То,  каким  красивым  и  смелым  выглядел  Джек,  когда  говорил  о  разрыве  уз.  Что  он  готов  рискнуть  ради  того,  чтобы  быть  с  ней.  Шайлер  снова  пришла  на  ум  картина  Шиле.  Недаром  полотно  производило  на  нее  такое  впечатление.  Двое  влюбленных,  обнимающихся  словно  в  последний  раз.  Подобно  «Разрыву»  Анны  Секстон,  история  Шайлер  была  одной  из  историй  о  разбитом  сердце.

Не  будет  больше  ночей  у  камина.  Не  будет  книг,  подсунутых  ей  под  дверь.  Не  будет  больше  тайн.

Прощай,  Джек.

Шайлер  знала,  что  она  должна  сделать,  как  бы  ни  было  тяжело.  Пусть  даже  после  этого  ей  больше  не  захочется  жить.

Ей  придется  солгать.

Солгать,  чтобы  освободить  его.

Архив  аудиозаписей

Хранилище  истории

КОНФИДЕНЦИАЛЬНЫЙ  ДОКУМЕНТ

Только  для  Альтитронуса

Личное  дело  Корделии  ван  Ален

Расшифровка  разговора,  состоявшегося  25.12.98

Корделия  ван  Ален:  Подойди  ко  мне,  дитя.  Ты  знаешь  меня?

Джордан  Ллевеллин:  Вы  Серафиэль.

КвА:  Прекрасно.

ДЛ  (детский  голос  изменяется):  Я  —  Пистис   София.  Хранитель.  Дух,  рожденный  с  открытыми  глазами,  пришедший  на  свет  в  полном  сознании.  Почему  ты  пробудила  меня?

КвА:  Потому  что  я  боюсь.

ДЛ:  Чего  ты  боишься?

КвА:  Того,  что  мы  потерпели  неудачу.  Что  битва  в  Риме  была  фарсом.  Что  наш  величайший  враг  все  еще  ходит  по  земле  —  но  я  не  знаю,  где  именно.  Ты  —  Джордан  Ллевеллин.  В  этом  цикле  ты  —  дочь  Форсайта  Ллевеллина.  Если  мои  подозрения  верны,  ты  будешь  нашей  первой  линией  обороны.

ДЛ:  Что  я  должна  делать?

КвА:  Смотреть,  слушать  и  наблюдать.

ДЛ:  А  потом?

КвА:  Если  то,  чего  я  боюсь,  правда,  ты  должна  будешь  завершить  то,  что  мы  не  доделали  в  Риме.  Но  я  не  смогу  помочь  тебе.  Я  связана  кодексом.  Сегодня  мы  разговариваем  в  последний  раз.

ДЛ:  Я  понимаю,  крестная.

КвА:  Удачи  тебе,  дитя.  Прими  мое  благословение  в  пути.  Быть  может,  оно  сбережет  тебя.  Фацио  валитурус  фортис.  Будь  сильной  и  храброй.  До  новой  нашей  встречи.

ДЛ:  До  встречи  в  следующей  жизни.

Глава 36

Боль.

Жгучая  боль.

Как  будто  кто-то  приложил  к  ее  сердцу  раскаленную  кочергу.  Жгло  нестерпимо.  Она  чувствовала,  как  ее  кожа  краснеет,  потом  чернеет,  чувствовала  запах  дыма,  поднимающегося  от  обугливающейся  плоти.  Это  совсем  не  походило  на  нападение  в  Хранилище.  Этого  ей  не  пережить.  Блисс  вырвалась  из  миазмов  сна,  вынуждая  себя  пробудиться.  Проснись!  Проснись!  Чувство  было  такое,  словно  ее  душат  и  рвут  на  части  одновременно.  Но  она  собрала  все  свои  силы,  сколько  их  было,  и  ей  удалось  оттолкнуть  боль.  Раздался  грохот  и  крик.  Блисс  заморгала  и  села  на  диване.  После  возвращения  с  пляжа  она  прилегла  немного  вздремнуть  в  номере.  Девушка  все  еще  пыталась  понять,  что  же  происходит,  когда  дверь  распахнулась  и  на  пороге  появились  родители.

Блисс  разглядела  в  темноте  Джордан.  Девочка  лежала  на  полу  бесформенной  кучей,  а  в  руках  у  нее  было  что-то  яркое,  сверкающее.

Родители  быстро,  почти  профессионально  оценили  ситуацию  —  как  будто  ожидали  чего-то  подобного.

—  Скорее,  Боби  Энн,  она  все  еще  оглушена.  Накладывай  заклинание,  —  приказал  Форсайт  и  принялся  увязывать  младшую  дочь  в  тюк  из  гостиничных  простыней  и  одеял.

—  Что  происходит?  Что  вы  делаете?  —  спросила  еще  не  до  конца  пришедшая  в  себя  Блисс.

Все  происходило  слишком  быстро,  и  она  не  могла  ничего  осознать.

—  Смотри,  —  произнес  Форсайт,  забрав  из  руки  Джордан  небольшой  клинок  и  сунув  его  жене.  —  Она  залезла  в  сейф.

Блисс  пыталась  отыскать  в  происходящем  хоть  какой-то  смысл,  но  ей  было  так  дурно,  что  мыслить  логически  не  получалось  никак.  Она  что,  сходит  с  ума  или  Джордан  действительно  только  что  пыталась  убить  ее?

Когда  мачеха  положила  ладонь  ей  на  лоб,  Блисс  вздрогнула.

—  Она  горячая,  —  сообщила  Боби  Энн  мужу.  Потом  она  подняла  рубашку  Блисс  и  осмотрела  ее  грудь.  —  Но  я  думаю,  с  ней  все  в  порядке.

Форсайт  кивнул;  он,  встав  на  колени,  рвал  простыню  на  полосы,  чтобы  обвязать  одеяло,  в  которое  была  завернута  Джордан.

Подумав,  что  боль  мог  причинить  ей  изумруд,  Блисс  взглянула  на  грудь.  У  нее  было  такое  ощущение,  будто  камень  прожег  ей  кожу,  оставив  след,  словно  от  клейма.  Но  когда  она  прикоснулась  к  изумруду,  тот  был  таким  же  прохладным,  как  и  всегда.  И  кожа  под  ним  была  гладкой  и  целехонькой.  Потом  девушка  поняла.  Изумруд  спас  ее  от  оружия,  которым  ей  только  что  пытались  пронзить  сердце.

—  Да,  она  в  порядке,  —  объявила  Боби  Энн,  проверив  зрачки  и  пульс  Блисс.  —  Хорошая  девочка.  Ты  нас  немного  напугала,  —  произнесла  она,  похлопав  по  карманам  в  поисках  пачки  «Мальборо  лайт».