Шанс для неудачников

– С потрохами.

– И правильно, – кивнул Риттер. – Он хотел, чтобы его судили потомки, теперь у него есть редкая для таких случаев возможность выслушать их вердикт.

Мы еще немного поговорили, и я рассказал Риттеру то немногое, что знал относительно нашего положения в частности и ситуации в Исследованном Секторе Космоса вообще, но самый странный эпизод произошел уже после того, как Джек пожаловался, что устал и хочет спать, и мы попрощались. Я уже стоял одной ногой в коридоре и юный энсин Бигс вежливо интересовался, как прошла наша беседа, когда Джек меня окликнул:

– Алекс!

– Что, Джек?

– Не дай им отправить меня обратно на «Одиссей».

Я пожал плечами, мол, как тебе угодно, полковник, а он отвернулся к стене, показывая, что теперь наш разговор действительно окончен, и только на полпути в свою каюту я сообразил, что последнюю реплику Джек произнес на давно забытом старом добром русском языке.

Глава 3

Я много думал о том, что бы это могло означать и зачем Риттер вдруг решил блеснуть передо мной знанием моего родного языка, и мне хотелось бы продолжить этот разговор. Однако, когда я попросил о новой встрече, кленнонские медики заверили меня, что Джек плохо восстанавливается и вдобавок вымотан допросом Реннера, так что было бы неплохо предоставить ему пару дней тишины и покоя.

Я согласился подождать, в глубине души изнывая от нетерпения, но прежде, чем мы встретились снова, у меня состоялась совсем другая беседа. Меня наконец-то пригласил к себе герцог Реннер.

А я уже начал думать, что мои показания ему больше не требуются и он про меня забыл.

На этот раз герцог принял меня в своем кабинете. Это было просторное по корабельным меркам помещение, и доминировал в нем большой рабочий стол. Реннер восседал за ним с таким видом, как будто это был не обычный предмет мебели, а тактический пульт, при помощи которого можно руководить действиями целой эскадры.

За спиной Реннера висел имперский герб – планета, прикрытая щитом.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался адмирал после того, как я устроился в кресле, стоящем с другой стороны стола.

– И почему меня все об этом спрашивают?

– Капитан Рейф несколько переусердствовал с первой партией размороженных, – сказал Реннер. – Боюсь, он слишком близко к сердцу принял мои слова о том, что нам нужно действовать как можно быстрее. Он ускорил процедуру криореанимации, в результате чего она могла пройти слишком болезненно и причинить пациентам вред.

– Она была болезненной, – подтвердил я. – Но я думал, что так и должно быть.

– Нет, отчасти это и наша ошибка, – признал Реннер, не став валить всю вину на своего подчиненного. Так вот что имел в виду корабельный врач, когда говорил Рейфу о нарушении протокола… – Первая партия состояла из восьми человек, все получили ущерб разной степени тяжести. Двое умерли. Ваш случай пока самый благоприятный.

– Генерал Визерс тоже был в первой партии?

– Увы.

– Его амнезия так и не прошла?

– Нет. Сейчас мы подвергаем его тотальному ментоскопированию, и разбираться с массивом полученных данных нам придется очень и очень долго, – вздохнул Реннер. – Несмотря на то, что в целом картина ясна и без его показаний, мне нужно выяснить некоторые подробности. Вы не знаете, были ли у него союзники среди скаари? Некоторые использованные технологии указывают на то, что здесь была замешана Гегемония.

– Были, – подтвердил я.

– И вы знаете, кто?

– Клан Кридона.

– О, – сказал Реннер. – Что ж, это многое объясняет. Клан Кридона очень ловко воспользовался сложившейся ситуацией и извлек из нее максимальную выгоду. Это сразу заставило нас заподозрить, что он был к ней готов.

– Что же случилось?

– То, чего мы всегда боялись. Впервые за долгие века у Гегемонии появился доминирующий клан и единый правитель. Гегемония более не является хаотичной структурой, в которой одни не ведают, что творят другие, и скаари больше не грызут друг другу глотки в межклановых разборках. Теперь они выступают единым фронтом.

– Они нападут?

– Они уже напали. Ими уничтожено население шести приграничных миров и двух миров, ранее входивших в состав Альянса. Кроме того, мы находили следы их присутствия и на необитаемых планетах.

Значит, Визерс ошибся, и все жертвы были напрасными. Он не остановил войну, он только вручил преимущество в руки врага.

– Каков прогноз?

– Прогнозы на войне – дело неблагодарное, – сказал Реннер. – Сейчас мы стараемся сделать все возможное, чтобы не допустить их полной и безоговорочной победы.

– Но как они умудрились восстановить свои силы так быстро? – спросил я. – Не знаю, как обстоят дела у вас, но человечество, судя по тому, что я слышал, просто лежит в руинах…

– Нельзя сказать, что все человечество, – вздохнул адмирал. – Да и не лежит оно в руинах, а довольно активно в них копошится. Но против единой Гегемонии шансов у них нет.

– А у вас?

– Мы над этим работаем, – сказал Реннер. – В том числе и прямо сейчас. Расскажите мне все, что вы знаете о генерале Визерсе. Планы, союзники, ресурсы. Расскажите мне о том, что вы предприняли на Веннту. Расскажите мне о своих контактах с Визерсом. Во всех подробностях.

– Это будет довольно длинная история, и начать ее придется не с Веннту.

– Я понимаю, – вздохнул кленнонец. – Хотите чего-нибудь выпить?

Я рассказал ему почти все.

Изредка я делал паузы, притворяясь, что припоминаю подробности, а на самом деле прикидывая, как получше умолчать о роли, которую в произошедших событиях сыграл Холден. Если учесть, что на Веннту он был нашим единственным источником информации, получалось у меня плохо, так что я махнул рукой на всю предосторожность и выложил Реннеру правду о Фениксе, скрыв от него только тот факт, что встречал его не только в этом времени, но и в Белизе двадцать первого века.

– Это очень странно, – заметил Реннер, когда я в своем рассказе добрался до Веннту и тюремной камеры, в которой мы нашли Холдена. – Генерал замыслил массовые убийства, а террорист номер один в галактике пытался его остановить.

– Он утверждал, что хочет продолжения войны, – сказал я. – Если у него и были какие-то другие мотивы, мы об этом уже не узнаем.

– Вы утверждаете, что он мертв?

– Я видел это собственными глазами.

– Он – Феникс, – сказал Реннер. – Многие собственными глазами видели, как он отправляется на тот свет. После чего он всегда возвращался.

– Как можно восстать из праха?

– Настоящему Фениксу это как-то удавалось, – напомнил Реннер.

– То есть вы на самом деле верите во все эти мифические истории о его воскрешении?

– Я верю фактам, – сказал Реннер, делая у себя какую-то пометку. – Значит, все это время телохранитель Асада ад-Дина был с вами?

– Да, начиная с космической станции и до его гибели на Веннту, – сказал я. – А это имеет какое-то значение?

– Имеет. Продолжайте.

Дальнейший рассказ много времени не потребовал. Последним, что я помнил на Веннту, был наш неудачный штурм. Когда я пришел в себя на «Одиссее», корабль уже ушел от планеты и двигался к границам звездной системы.

– Рассказ полковника Риттера подтверждает эту версию, – сказал Реннер, когда я закончил. – Да и другим известным нам фактам она не противоречит.

– Мне нет никакого смысла вам лгать, – пожал плечами я. – Генерал Визерс мне не друг, и выгораживать его я не намерен.

– Я понимаю его план, – сказал Реннер.

– Он не сработал.

– Но мог сработать. Сейчас количество боевых кораблей Империи равно десяти процентам того, что было раньше. У Альянса и того меньше. Мы не готовы вести крупномасштабную войну и не будем готовы еще много лет.

– Ну а скаари? Почему они оказались готовы?

– Потому что генерал Визерс их недооценил, – пояснил Реннер. – Это довольно распространенная ошибка, скаари легко недооценить. Когда смотришь на их корабли, которые летают не быстрее наших, когда видишь их бестолковую государственную систему и бесконечную резню кланов, когда видишь их устаревшую технику, когда знаешь, что они так же способны проиграть, как и любой другой, легко забыть, что это самая древняя раса в галактике, и их история началась задолго до нашей.