Страница 6 из 7
По дороге швед обратил внимание, что поручни трапа измазаны мокрой глиной. Аврукевич заметил взгляд Андерссона, но понял его неправильно: он предложил гостю рабочие рукавицы, чтобы тот не запачкал свои белые перчатки. Но швед был озабочен другим.
— У вас тут есть свои водолазы?
— Да, мы осматривали днище лодки.
«Совсем плохо, — подумал про себя швед. — Нырять в этом месте под воду — уже значит проявить недружелюбие по отношению к Швеции»6.
Обстановка внутри показалась шведу спартанской, какая когда-то, в 1950-х годах, была и на шведских подлодках. Они протиснулись через центральный пост, миновали штурманский стол, прошли во второй отсек. и оказались перед кают-компанией. Аврукевич дернул занавеску, и глазам Андерссона предстал стол, уставленный магнитофонами. Русский поспешил задернуть занавеску и предложил пройти в его каюту. За ними последовал и Гущин.
— Откуда вы прибыли? — Продолжал спрашивать неутомимый швед.
— Из Балтийска. Туда нам и возвращаться.
Начальнику штаба было известно, что главной базой подводного флота у русских является Лиепая. Косвенным подтверждением этого могла служить карта на столе, покрытая плексигласом.
Начали расспрашивать друг друга о семейном положении, о женах и детях, когда вошел вестовой и доложил, что в столовой уже накрыто.
Бог послал им — на троих! — миску черного хлеба, 3 огромных мельхиоровых прибора (без тарелок), тарелку сардин в масле, тарелку тунца и тарелку какого-то мясного паштета. Перед каждым стояла бутылка зеленоватого вина, по стакану красноватой жидкости, похожей на ту, которой заправляют компас, и посередине стола — графин с той же красноватой водой или водкой. Это было знаменитое на советских флотах «шило» — спирт, который употреблялся в чистом виде, а на «международных» встречах, подобной описываемой, разводился пополам с водой и подкрашивался каким-нибудь соком. Швед вряд ли слышал о таком напитке.
Аврукевич и Гущин подняли свои стаканы, Андерссон присоединился к ним.
— Прозит. — Русские чокнулись и опрокинули стаканы в рот.
Швед попробовал жидкость на язык, и у него тут же одеревенели губы. Никак это подкрашенный стоградусный спирт! Неужели они выпили эту гадость?
— По русскому обычаю надо выпить, — настаивают хозяева.
— Нет, я на работе, и не хочу оказаться в ситуации, в которую попали вы.
— Что ж у вас нет командира на катере? Мы угощаем, вы должны выпить.
— Исключается. Я несу ответственность и не могу быть пьяным.
Тогда русские демонстративно поставили стаканы на стол, воцарилась неловкая тишина. Застолья не получилось. Но вестовой стоял за спиной и был готов по первому сигналу ещё раз наполнить стаканы. Андерссону хотелось есть, и он взял с тарелок сардину и кусок тунца. Русский подтолкнул ему тарелку с паштетом:
— Кушайте. На подлодках у нас есть мясо.
На Карлссона это не произвело впечатления, и он ответил, что на шведских кораблях мясо едят семь раз в неделю. Русские полагали, что швед «загибает», но сделали вид, что их этим удивить трудно. Тему о мясном питании развить не удалось, и в воздухе снова повисла неловкая тишина.
Посидев немного, Андерссон поднялся и покинул борт лодки. До кофе дело так и не дошло. Кофейная культура на советском подводном флоте, вероятно, еще не привилась.
Так шведские СМИ описывают первый визит Калле Андерссона на борт С-363 28 октября 1981 г. Между тем им осталась неизвестна одна знаменательная подробность. Уже в первые минуты своего пребывания в обществе советских подводников Андерссон понял, что присутствие советской подводной лодки в зоне его ответственности не сулит ничего хорошего ни той, ни другой стороне. Поэтому он попросту предложил Аврукевичу — Гущину свои услуги в том, чтобы с помощью буксира тут же сдернуть лодку со скалы. Это был, по сути, единственный шанс закончить дело без всяких хлопот и вселенского скандала. Но командиры на это не согласились. Они решили заявить т. н. морской протест — действенное средство в ряде случаев, но только не в данном эпизоде. Всё это стало известно, когда лодка вернулась в Лиепаю для разбирательства, которым руководил первый заместитель Главнокомандующего ВМФ СССР адмирал Н.И. Смирнов.
Что касается К. Андерссона, то о своем предложении русским он по команде не доложил и журналистам рассказывать не стал.
Шведские военные решили, что настало время поиграть мускулами. Над лодкой кружил вертолет, поодаль стоял торпедный катер «Питео», на подходе находились другие катера, буксиры «Гермес», «Герое», таможня, прокурор лена и полиция. Командование базой опасалось, что на выручку к U-137 может прийти отряд советских кораблей, и потому спешно стягивало в Карлскруну все возможные резервы и подкрепление.
Шведский разведывательный самолет обнаружил к востоку от Блекинге отряд из 10 советских кораблей, включающий 3 спасательных судна и 1 океанографическое. Остальные 6 единиц — суда чисто боевые, среди них 2 крупных ракетных корабля типа «Кашин»7 и «Кильдин»8 (по классификации НАТО). Шведский военно-морской флот со своими 140 боевыми кораблями — один из сильнейших в Европе в 1950-е годы — к 1980-м годам подвергся серьезному сокращению. Его численный состав уменьшился практически вдвое. Крейсеров во флоте вообще не осталось, на вооружении состоял 1 эсминец, 1 фрегат, 12 подводных лодок и торпедные катера.
Отряд держал курс на Карлскруну. Главнокомандующий Льюнг (Юнг) запросил у премьер-министра Турбъёрна Фельдина разрешение дать приказ патрульным ВМС открывать огонь на поражение, если отряд пересечет шведскую границу. Профессиональный фермер Фельдин некоторое время мучительно размышлял и дал своему главнокомандующему краткий ответ:
— Действуй по инструкции.
Инструкция вооруженных сил Швеции предполагает поэтапное наращивание предупредительных и карательных мер по отношению к нарушителю границы.
Как утверждали шведские СМИ, береговая артиллерия карлскрунского укрепрайона имела в своем распоряжении 2 дальнобойных орудия, одно из которых было изготовлено в 1940-х годах, а второе, современное, находилось на испытании. Для обслуживания 150-миллиметровых пушек не хватало персонала. Вообще-то, признались шведы, всё побережье Блекинге было напичкано оборонительными сооружениями, на фарватерах шхер лежали кабельные мины, готовые по первому сигналу взорваться, но это с началом военных действий, а в мирное время они якобы все находились в законсервированном состоянии.
О том, почему радиоэлектронная система предупреждения Карлскрунской базы не сработала и своевременно не обнаружила подводную лодку, никто никого не спрашивал. Очевидно, потому, что ее задачи были возложены на местных рыбаков.
Из воспоминаний бывшего советника-посланника посольства СССР в Швеции Е.П. Рымко9
…Хмурым осенним днем 28 октября 1981 г. мы с советским послом в Стокгольме М. Яковлевым возвращались из города с какого-то — точно не помню — официального приема в наше посольство, красиво расположенное в парке на холме Мариеберг. Когда у подъезда мы, разминаясь, неторопливо выходили из представительского «Мерседеса», нам навстречу с озабоченным видом выбежал дежурный пограничник и скороговоркой отрапортовал: только что из шведского МИДа по телефону сообщили об обнаружении в шведских территориальных водах советской подводной лодки; посла срочно просят прибыть в МИД.
Переглянувшись с послом, мы подумали одно и то же: дело серьезное, но тогда еще не предполагали, насколько оно серьезно.
Десятилетиями шведы, хотя и неофициально, обвиняли нас в том, что советские подводные лодки с целью разведки и отработки боевых операций на случай войны тайно наведываются в шведские шхеры. Довольно регулярно в зарубежной печати появлялись сообщения о том, что в шведских водах были замечены перископы или даже башенные надстройки подлодок. И хотя никаких прямых доказательств не было, вывод всегда был однозначен: нарушитель пришел с советских берегов.
6
Факт использования водолаза, по свидетельству шведской стороны, потом тоже будет отрицаться.
7
ВПК проекта 61 «Образцовый» с вице-адмиралом А.М. Калининым на борту.
8
Эсминец проекта 56М.
9
Международнаяжизнь. 1991. № 11.