Страница 2 из 17
Ровно на пять тысяч франков наставила ему супруга синяков. Не обсчиталась ни на один сантим.
А Жак в это время медленно брел по пыльным марсельским улицам.
II
ВЕНЕЦИАНСКАЯ ВЕДЬМА
В тот же день в семь часов вечера на одной из узких улиц рабочего квартала Марселя собралась толпа народа. Привлечена она была дикими криками, доносившимися со двора грязного высокого дома, мрачные стены которого облупились и были покрыты живописными узорами плесени. В окнах показались головы любопытных. Из полуподвальных кабачков повылезли их завсегдатаи — разные подозрительные личности, привыкшие обделывать свои делишки за бутылкой скверного вина и с револьвером в кармане. Они тоже с любопытством уставились на ворота грязного дома. Ребятишки, босые ноги которых были одного цвета с пыльной мостовой, мчались со всех сторон, громко улюлюкая.
— Хо! Хо! Венецианская ведьма опять пророчествует.
— Ишь, расходилась…
— Венецианская ведьма! Венецианская ведьма!
Заходящее солнце вдруг выглянуло из-за облаков и словно мазнуло по верхушкам домов оранжевой краской. А крики все приближались.
Наконец толпа радостно загудела.
В воротах показалось странное, даже страшное существо: безобразная старуха, почти совершенно лысая и грязная, как мусорный ящик.
Она шла с закрытыми глазами неистово потрясая кастрюлькой и выкрикивала непонятные слова так громко, словно ее резали.
Люди перед ней расступались с некоторым страхом.
Маленькие дети с плачем бросались к матерям.
Наиболее отчаянные из мальчишек, подкравшись, дергали ее за лохмотья и тотчас же удирали.
Старуха шла, ничего не видя и не слыша, и продолжала вопить, потрясая кастрюлькой.
— Это она предсказывает несчастье, — говорили некоторые с почтительным страхом.
— А почему же ничего нельзя понять? — возражали скептики.
— Все пророки говорили непонятно.
— Чепуха! Просто сбрендила старуха.
— Морис! — крикнул вдруг какой-то долговязый весельчак, — ты давно искал себе невесту. Хочешь я тебя с ней сосватаю?
Толпа загоготала.
— Чего глотку-то дерете? — возмущенно закричала какая-то женщина, прижимая к груди испуганного ребенка. — Разве не знаете, с чего помешалась старуха? Сына ее на заводе искромсало, как котлету… Прости, господи, мои согрешения. Ну и свихнулась старуха. Ведь у нее на руках внук… А вы хохотать! Черти!
Хохотавшие смутились было, но долговязый парень вдруг гаркнул:
— А эта бабушка уж не сродни ли ведьме? Ведьма номер второй!
И толпа снова захохотала.
Женщина плюнула со злости.
— А, чтоб вас оспа… — начала было она, но в толпе в это время закричали:
— Смотри! Смотри!
Послышался грохот. В узкую улицу повернул огромный, блестящий, как зеркало, автомобиль. Должно быть, какой-нибудь знатный иностранец с высоты своего величия решил осмотреть бедный квартал знаменитого города.
Все произошло в одно мгновение.
Толпа ахнула и шарахнулась, старуха, ничего не видя и не слыша окриков, вдруг испустила болезненный вопль.
Автомобиль сшиб ее с ног и мягко перекатился через нее — сначала передним колесом, потом задним.
Старуха осталась неподвижно лежать на мостовой. Легкая пыль мгновенно заволокла ее и словно соединила с серыми камнями.
Крик смолк.
Пораженная толпа замерла.
Шофер выругался и, воспользовавшись замешательством, с громом исчез за поворотом.
Люди опомнились. Поднялся невообразимый гвалт. Одни звали доктора, другие бросились преследовать автомобиль, который, впрочем, успел уже скрыться.
Один из посетителей кабачка выпалил в воздух из револьвера, чтобы привлечь полицию. От страшного трупа все сторонились.
— А где Жак? — слышались голоса. — Жак! Жак!
Из ворот дома в это время выбежал толстый человек в одном жилете и с вонючей сигарой в зубах. Это был господин Шамуа — хозяин того подвала, где обитала венецианская ведьма со своим внуком Жаком.
Он растолкал толпу и подошел к телу, которое теперь в самом деле было похоже на груду мусора.
— Померла? — спросил господин Шамуа, словно не веря своим глазам. — А где Жак?
— Должно быть, он еще не возвращался с работы.
Появились полицейские. Они хотели было разогнать толпу, но скоро поняли бесполезность своей попытки. Не каждый день приходится видеть такое зрелище. Никто не желал уходить. Провансальцы очень любопытны.
Старуху положили на носилки.
Голова ее повисла, словно гнилая груша, и господин Шамуа с облегчением вздохнул.
— Кажется не воскреснет, — пробормотал он, но пошел за носилками, чтобы узнать мнение врачей в приемном покое.
Дело в том, что господин Шамуа смертельно ненавидел несчастную старуху, но при этом ужасно боялся ее.
Старуха называлась «венецианской ведьмой», ибо была родом из Венеции. Выйдя замуж за провансальца, она перекочевала в Марсель. Было это, впрочем, так давно, что никто и не помнит в точности, когда появилась она в Марселе. Господин Шамуа был не в ладу с ее сыном. Он злился на него за его строптивый нрав и только и ждал случая выгнать его из своего дома. Когда тот погиб на заводе, раздавленный прессом, а его жена, служившая горничной в «Отель де-ла-Мер», не выдержав потрясения, умерла от паралича сердца, господин Шамуа едва скрывал свой восторг. Он собирался немедленно выбросить на улицу старуху и ее внука, когда с той вдруг сделался припадок безумия. Она пошла на него с закрытыми глазами, крича так, что со всего дома сбежались жильцы. Глупый и суеверный провансалец подумал, что она одержима нечистой силой и перепугался не на живот, а на смерть. За старухой с тех пор упрочилась репутация ведьмы. Господин Шамуа жаловался в полицию, но так как старуха решительно никого не трогала, то не было причин придраться к ней. Тем более, что внук ее Жак работал в гостинице и исправно платил за «угол». Теперь господин Шамуа готов был плясать от радости, идя за страшным трупом. Кошмар, отравлявший ему всю жизнь, наконец-то рассеялся.
Жак был знаменит в околотке своей стойкостью и веселым нравом, но теперь и он упал духом. Деньги, которые он получил в этот день в гостинице, все пойдут на уплату за «квартиру». А ведь нужно было что-нибудь есть. Найти работу труднее, чем набрести на кошелек полный золота. Неужели придется подыхать с голоду?
Жак был глубоко возмущен несправедливостью директора. Ведь он никогда ничего не крал. Он и не видал дурацкого медальона, да если бы и видел, не стал бы его брать. А теперь попробуй-ка, поступи на место. Потребуют рекомендаций. А где их возьмешь! Если бы еще главный швейцар, ожиревший от «чаевых», не был его врагом! А теперь ни о каких рекомендациях не могло быть и речи. Больше всего Жак не любил быть предметом сожаления. А он знал, что все соседские кумушки будут причитать над ним и давать разные глупые советы. Он поэтому решил не сразу итти домой.
Свернув на большую хорошую улицу, он для развлечения показал язык какому-то разодетому мальчику, важно шествовавшему за руку с нянькой. Мальчик взвыл от обиды, к великому изумлению няньки, не видавшей проделки Жака.
Затем он окликнул извозчика, а когда тот спросил, что ему нужно, крикнул:
— На луну и обратно! Два су.
Извозчик размахнулся кнутом, но Жак ловко увернулся.
После этого он некоторое время созерцал марсельский порт, где стояли на якоре издалека приплывшие суда.
Недурно быть капитаном такого судна…
Эх! Если б дядя Роберт был в Марселе! Дядя Роберт был младший брат отца Жака. Независимый по характеру, он не мог ужиться ни на одном из марсельских заводов и прослыл на всю округу нахалом и грубияном. Теперь он был где-то не то в Африке, не то в Южной Америке. Далеко. Отсюда не видать. А дядя Роберт наверное что-нибудь придумал бы.
Наконец, стараясь отгонять мрачные мысли, Жак побрел восвояси.