Охота на ведьму

Алёна Харитонова

Охота на ведьму

ПРОЛОГ

Как хрупок кажущийся незыблемым порядок вещей! Как он уязвим и раним! Как легко может рассыпаться на обломки, погребая под собой остатки здравомыслия и уверенности! Лишь кажется человеку, будто мир его твёрд и несокрушим. На самом деле разрушить это зыбкое равновесие может один опрометчивый поступок, один неосторожный шаг (случайный или намеренный). И неважно — сделан тот шаг из любви или отчаяния, из страха или желания власти. Шаг сделан. И мир рушится. А люди остаются один на один с хаосом и растерянностью.

Однако обитатели спокойного и мирного королевства Флуаронис, конечно, не думали о том, что страшные перемены могут пошатнуть их безмятежный быт. Жизнь в маленьком государстве шла своим чередом и только невиданная за последние годы жара нарушала привычный ход вещей. Воздух над благодатными землями дрожал от зноя, который навевал на простолюдинов беспечную скуку, а на аристократов благородную лень.

ЧАСТЬ I

В таверне царили прохлада и полумрак. Густой пивной дух преобладал здесь над всеми прочими запахами. За долгие годы стены так крепко пропитались горьким дурманом перебродившего солода, что теперь его уже не могли победить никакие иные запахи. Не справлялись ни соблазнительные ароматы стряпни, льющиеся с кухни, ни дух свежевымытого дощатого пола, ни даже благоухание жасмина, что нет-нет, а веяло в открытое окно с дышащей зноем улицы.

Изредка сквозь завесу жасминовых ветвей в зал проникали весёлые солнечные лучики, но и их участь была незавидной. Яркие всплески безвозвратно пропадали в глубинах огромного зеркала, что висело аккурат над барной стойкой. Засиженное мухами, тусклое и мрачное, оно скорее безобразило, нежели украшало питейный зал. Скажем прямо — короткого взгляда, брошенного на кривое зеркало, всякому посетителю хватало, чтобы понять — «Перевёрнутая подкова» таверна не ахти какая.

За стойкой нынче, как и во всякий другой день, возвышалась неохватная владелица трактира — Клотильда — миловидная женщина средних лет с улыбчивым конопатым лицом. Но, конечно, вовсе не её веснушчатые скулы приковывали к себе взгляды завсегдатаев. И даже не объёмная талия в громадном корсете. Чаще всего подвыпившие посетители пялились на мощную грудь, что колыхалась в декольте платья. Ну и, конечно, многие хлюсты даже пытались ухаживать за могучей трактирщицей, как никак, унылый вдовий чепец красовался на кудрявой голове Клотильды уже не первый год.

— Я тебе прямо скажу, — вещала тем временем хозяйка единственному посетителю, — бегут, как купоросом намазанные. Со всех углов. Знающие люди поговаривают, что давно уже не видели этакого числа досужих магов, ведьмаков и колдунов. Я вчера на рынке узнала от зеленщицы, будто драпают все они на Запад не случайно — прошёл, де, слушок, что грядут в магическом мире какие-то странные перемены, будто даже Великий Совет готов собирать манатки и двигать из Фариджо в глубь королевства. Вот, взять тебя. Ты рядом с Площадью живёшь, сам видел, сколько за последние седмицы через наш город волшебников прошло — просто конца-края нет!

Коренастый старик, облачённый в рабочие штаны и холщовую рубаху, кивнул из-за стойки. Хозяйку завсегдатай слушал вполуха, и вид имел скучающий. Но Клотильда не обижалась, в конце концов, это был один из немногих посетителей, кто никогда не заглядывал в вырез её платья.

Меж тем старик вяло отхлебнул пива из огромной кружки, и устремил тоскливый взгляд в глубины мерцающего зеркала. Ещё бы! Он был мастером-зеркальщиком и не мог без содрогания смотреть на это чудовищное творение чьих-то неумелых рук.

Приходил зеркальщик в эту таверну уже не первый год. Приходил, скорее по привычке, нежели по каким-то другим причинам, пиво тут подавали посредственное, а иногда и разбавленное. Влекло же сюда мастера именно зеркало — массивное и угнетающее своей безобразностью. Зеркало это было наследством покойного мужа Клотильды, доставшимся ему в свою очередь то ли от бабки, то ли от тётки… И вот уже который год Клотильда, верная памяти почившего супруга, отказывалась снимать чудовище со стены, лишь раз в год с благоговением отмывала грязное стекло от мушиных следов и пыли.

— Баруз, ты малый сведущий, — хозяйка перестала яростно натирать тряпкой медный поднос и доверительно склонилась к задумчивому посетителю. — Ну, скажи мне, что такое происходит?

Женщина с мольбой изголодавшейся сплетницы взирала на спокойное лицо старика. А тот сидел, подпирая рукой подбородок, и размышлял о том, что всего лишь неполный час работы мог бы превратить безобразное зеркало хозяйки таверны в весьма изящную деталь обстановки.

— Думается мне, что вся эта шумиха, действительно, неспроста, — наконец изрёк Баруз. — На днях при дворе Атийского короля умер старый волшебник, входивший, кстати, в состав Великого Магического Совета. Ну и, конечно, чародейное место пусто не бывает — рвутся претенденты на должность.

— А я нутром чувствую. Нутром. — Заспорила густым голосом Клотильда. — Не в этом дело. Что-то грядёт. Ой, вспомнишь ты ещё меня, ой, вспомнишь.

И она зловеще склонилась над Барузом. Перед носом зеркальщика всколыхнулась невероятных размеров грудь, на которой весело подпрыгнул серебряный медальон с портретом почившего супруга.

Баруз закатил глаза и сердито хлопнул кружкой об стойку:

— Да брось, женщина! Везде тебе мерещится колдовской заговор! Говорю же, ищут твои маги место потеплее, только и всего.

— И правильно мерещится! — хозяйка продолжила остервенело натирать поднос. — Эти волшебники и колдуны ещё натворят дел. Мой покойный муж всегда говорил: «Настанет время, когда все эти маги передерутся и таким, как мы с тобой, Клотильда — простым смертным — ой, как не поздоровится».

Зеркальщик только рукой махнул, мол, глупые страхи.

Допив пиво, Баруз ещё немного поболтал с Клотильдой о последних городских новостях — в королевской оранжерее погибла редкая птица, а в соседнем пределе сожгли на костре ведьму за то, что по зловредности наслала мор на несколько деревень. Посудачив о том, о сём, зеркальщик откланялся.

Старик оставил на стойке пару медных монет и вышел на улицу. Удушливый зной накатил на него, а палящее солнце ослепило после полумрака таверны. День стоял ясный, радостный и безоблачный. Столица безмятежно дремала под палящими лучами солнца и в королевстве Флуаронис, вне всяких сомнений, царил покой.

Щурясь от яркого света, Баруз неторопливо направился в мастерскую. С послеобеденным отдыхом было покончено, а заказ герцогини Флоризе на зеркальную ширму ещё никто не отменял.

— Ну и жара… — вздохнул мастер, с облегчением шагнув под спасительную тень каштановой аллеи.

Как он посмел? Как посмел гнать её отсюда?

Люция кусала губы от бессильной злости и нервно теребила в руках тонкие кружевные перчатки. Это же надо! Притащиться ни свет, ни заря в дешёвый трактир для того, чтобы встретиться с человеком, который без стеснения взялся читать ей нудные нотации!

«Милая, девушкам вроде вас не место в подобных заведениях, я не романтический разбойник, да и вы не Прекрасная Принцесса. Начитались дамских романов, так сидите дома». И слушать ничего не стал! Индюк надутый! Сел, закинул ногу на ногу и глядит насмешливо… У-у-у, дрянь заносчивая!

Чтобы не завизжать от бессильной ярости (а пуще прочего — не вцепиться нахалу в волосы) девушка перевела взгляд на огромное безобразное зеркало, что висело аккурат над барной стойкой. Хозяйка «Перевёрнутой подковы» отсутствовала — пока на город не обрушилась полдневная жара, Клотильда поспешила на рынок за покупками, а вверенное её заботам заведение осталось под присмотром снующей на кухне стряпухи. И вот теперь звон посуды да шипение раскалённого масла мешали Люции сосредоточиться и как следует осерчать. Не больно-то побушуешь, когда за стеной громыхает посудой (а заодно, может, и подслушивает) кухарка.