Русалка

Поэтому Василий Дмитриевич отмахивался от любых споров, как черт от ладана. Увольте. Пусть дети резвятся, к тому же, Ирина утверждала, что с помощью пари девочки лучше осваивают материалы. Всё, что не делается, делается к лучшему. Пусть будет так и дальше.

— Тогда работай меньше, — между тем продолжала старшая дочь. — Папенька, мы переехали с месяц назад, дорога была утомительной, тебе необходимо отдохнуть. Хотя бы на недельки три-четыре оставь книгу. Прошу, послушай меня. Я не хочу, чтобы ты переутомился и снова слёг.

Граф нахмурился. Это он должен печься о благе дочери, а не она о нём! Проклятье! Проклятье! Проклятье….

Многие годы граф Палагин путешествовал по континенту, собирал материалы, он был ботаником и мечтал описать свои исследования в книге, над которой работал последний год. Травы, цветы, растения, коренья…. Он всё записывал, делал зарисовки и теперь обобщал и классифицировал. Работа продвигалась с трудом. То болезнь, подхваченная от одного моряка, вернувшегося из Африки, то переезд в Россию, отягощали работу. Но Ирина права. Ему в первую очередь следует думать о семье, о детях.

— Возможно, возможно, — задумчиво произнёс Василий Дмитриевич, и уже более решительно добавил: — Но я хотел с тобой поговорить о другом. Как ты видишь, поместье в запустенье, многие комнаты попросту не жилые. Я постоянно опасаюсь, как бы близнецы куда не залезли и не навредили себе. Поэтому, думаю, будет лучше, если мы некоторое время поживём в Петербурге.

— В Петербурге? — переспросила Ирина и с её губ медленно сошла улыбка. — Но почему, папенька? Ты только что сам сказал, что следует заняться поместьем! Управляющий большой прохиндей, он ни за чем не следит, только пьет и спит! Ты не представляешь, скольких трудов мне стоит каждый день расталкивать его после очередной попойки! Если так и дальше пойдет, я выгоню его взашей!

— Я поговорю с ним, думаю, Аркадий Павлович всё объяснит.

— Папенька…. Какие тут могут быть объяснения! Он распустил всю дворню, никто не хочет работать, мужики заленились, а девки только и знают, что семечки на завалинках лузгать!

Ирина, не желая расстраивать отца, не говорила ему всей правды. Когда она впервые увидела родовое поместье, где не была девять лет, то пришла в тихий ужас. Как же надо постараться, чтобы всё так развалить!

Основная часть дома была построена из прочного соснового дерева, но покосившееся крыльцо тотчас портило впечатление. Дорогу, ведущую к подъездному крыльцу, размыло дождями, хорошо, что Палагины прибыли в солнечный день, в противном случае, они увязли бы в грязи по самые колена. Краска облезла, в глаза Ирины бросились старые выцветшие шторы, которыми были занавешены большинство окон. Папеньку окружили дворовые, все хотели поприветствовать барина, Зоя с Александрой смотрели в оба глаза и тихо ахали. А Ирину охватил ужас.

Она была маленькой девочкой, на год старше сестер, когда они покидали Отраду, но её детские воспоминания сохранили прелестный дом, залитые солнечным светом комнаты, ухоженный сад. А что она видела сейчас? В первые минуты от изумления она не могла ничего вымолвить.

Дальше — хуже. Жилых комнат оказалось только три. Кухня, библиотека и одна спальня. Всё.

Создавалось впечатление, что в доме целую вечность никто не убирался, не стряхивал пыль с паутиной, не мылись полы. Пока граф рассказывал Карпову, их управляющему, как они добрались, Ирина, не снимая дорожного платья, отправилась к флигелю, где столпились дворовые девки. Завидев молодую барыню, они расплылись в улыбках, кто-то неумело попытался сделать поклон. И никто не обратил внимания на лицо Ирины. Та подошла и без разбору отвесила несколько звучных оплеух.

— Что б через час дом был в надлежащем виде. Иначе…. Высеку. Собственноручно.

Девки с возгласами кинулись в рассыпную, но приказ барыни выполнили. Нрава её никто не знал, возьмет, и выпорет, с них, барских, станет. В тот момент Ирина была в такой слепой ярости, что, не задумываясь, выполнила угрозу.

Но потребовалась неделя, прежде чем удалось окончательно избавиться от грязи, винных поров, пропитавших, казалось, стены поместья, назойливых мух, облюбовавших люстры и оконные ставни, и мышей, вивших в доме целые гнёзда. Зоя, первая обнаружившая такое гнездо, пришла в восторг, заверещала от радости и искренне не понимала, почему Танька, дворовая девка, упала без чувств, а Ирина побледнела. А Сашенька долго ходила за сестрицей и слезно просила её не уничтожать зверят.

Близнецы два дня не разговаривали с сестрой, а на третий день Ирина обнаружила в постели маленького мышонка. Хорошо, что живого. Она решительно прошла в спальню сестер, подняла их с постели, и как те были в длинных сорочках, привела в свою спальню:

— Вы не уйдете отсюда, пока не поймаете мышонка.

Девочки отвернулись, игнорируя слова сестры.

Тогда Ирина как бы невзначай заметила:

— Завтра с утра я хотела осмотреть дальние пруды, но так как буду занята с двумя маленькими негодницами, поездка не состоится.

Через час мышонок был пойман и отпущен на волю. А Ирине оставалось только молиться, чтобы в доме не обнаружилась другая живность.

Василий Дмитриевич нахмурил брови. Почему когда они разговаривают с Ириной, он всегда чувствует вину? И не только за прошлое, но и за настоящее? Вот и сейчас, не ей следует вести неприятные разговоры с приказчиками, разбирать записи в окладах, оброчных и доимочных книгах, наводить порядок среди не в меру распоясавшейся дворни, а ему. А вместо этого граф дни напролет просиживает в кабинете, даже иногда не спускается к ужину. Да и засыпать ему здесь частенько доводилось. А когда наутро он просыпался, то обнаруживал себя укутанным в теплый плед.

— Что ты хочешь, Ирина? Чтобы я рассчитал Аркадия Павловича? — на данный момент, это единственное, что мог предложить граф.

Дочь покачала головой.

— Нет, папенька, не стоит пока. Дай мне во всем разобраться, я ещё не могу понять, что к чему, — она поплотнее закуталась в легкую шаль, хотя на улице от жары в теньке спешили укрыться и животные и люди. Но она испытывала холод, и этот промозглый холод шёл изнутри. — Ещё многое предстоит сделать. И… меня удивляет твоё решение отправится в Петербург. Ты и словом ранее не обмолвился, что хочешь покинуть усадьбу.

— Да, но мне кажется, что в городе вам будет лучше. Вы легче свыкнетесь, заведете знакомства, у тебя появятся подруги, поклонники. Да и мне надобно встретиться со старыми знакомыми.

— А как же дом? Что, снова оставим его без присмотра? Ты извини, но на Аркадия Павловича надежи мало. Я не хочу по возвращению начинать всё заново, — решительно произнесла Ирина, не повышая голоса. — Что до знакомств…. В уезде известно, что ты возвратился, только все и ждут, когда ты отправишься к ним с визитами или сам начнешь принимать.

Что-то в голосе дочери не понравилось графу. Он откинулся на высокую спинку кресла.

— Как погляжу, ты не в восторге от такой перспективы.

— Что именно? Петербург? Да, я не стану скрывать, у меня нет желания отправляться туда. А до соседей…, - она пожала плечами. — Ради Бога, я буду только рада, если ты возобновишь знакомства. Единственное, что мне не нравится, так это любопытные взгляды. Тебе известно, что я несколько раз замечала на наших владениях посторонних людей?

— Ирина, побойся Бога, ты говоришь, как заправская помещица.

Она негромко рассмеялась.

— А что, может, через несколько годков и стану таковой.

Тут уж у Василия Дмитриевича всё взбунтовалось, он вспомнил речи дочери, которые она вела уже не раз.

— Ты снова за старое, Ирина? Почему, скажи, ты вбила себе в голову, что непременно останешься девицей? Что не найдется достойный дворянин, за которого ты с радостью пойдешь замуж? Здесь, согласен, есть и моя вина. До сей поры в основном тебе приходилось общаться по части только с моими знакомыми, которые ни коим образом не могли затронуть твои чувства. Старики, нудные ученые, исследователи. Но, Ирина, поверь, мы в России, многое теперь изменится! Ах, блистательные офицеры, разноформенные сыны Марса! Они кому угодно способны вскружить голову! А молодые дворяне? Нет, Ирина, я уверен, ты изменишь мнение, как только познакомишься с молодыми людьми твоего возраста, ты расстанешься с глупыми убеждениями остаться незамужней девицей.