Инферно Габриеля

— Прости, что так получилось. Давай знакомиться. Пол Норрис.

Улыбчивый парень протянул ей широкую ладонь, похожую на медвежью лапу. «А у меня ладошка совсем маленькая», — подумала Джулия, осторожно пожимая ему руку.

— Привет, Пол. Я Джулия Митчелл.

— Вот и познакомились. До сих пор не могу понять, чего он к тебе прицепился? Конечно, придурок он еще тот. И что его гложет?

Все это было сказано без малейшей доли сарказма, просто как факт. Наверное, мысленно Пол уже давно именовал профессора Эмерсона придурком.

Тем не менее Джулия покраснела и принялась собирать свои книги.

— Ты новенькая? — спросил Пол.

— Да. Я здесь недавно. Приехала из Филадельфии, после Университета Святого Иосифа.

Он кивнул, как будто место, откуда она приехала, для него что-то значило.

— Хочешь получить степень магистра?

— Да, — ответила Джулия. — Может, кому-то и странно, но я хочу стать специалистом по творчеству Данте.

— Так ты приехала сюда ради Эмерсона?! — присвистнул Пол.

Джулия кивнула, и он заметил, что у нее слегка пульсирует жилка на шее, хотя учащенного сердцебиения, естественно, слышать не мог. Такая реакция несколько удивила Пола, но он не придал ей особого значения. До поры до времени.

— Эмерсон, конечно, блестящий спец, но учиться у него тяжело. Сама видишь, число аспирантов не зашкаливает. Мы с Кристой Петерсон пишем у него докторские. Ее ты уже видела.

— Кристу? — удивленно переспросила Джулия.

— Ну да. Я про красотку, что отвечала вместо тебя. Хочет стать доктором философии. Но ее заветная цель — стать миссис Эмерсон. Девушка времени зря не теряет. Стряпает ему домашнее печенье, изобретает предлоги, чтобы зайти к нему в кабинет, без конца оставляет сообщения на автоответчике. В общем, развила невероятную активность! — (Джулия снова кивнула, ничего не сказав.) — Такое ощущение, будто эта Криста знать не знает про местные правила. А в Торонтском университете, между прочим, правила весьма строгие и близкие отношения между студентами и преподавателями запрещены.

Теперь Джулия улыбалась. «Какая чудная у нее улыбка. Надо будет сделать так, чтобы она улыбалась почаще», — решил Пол. Впрочем, встреча, ожидавшая Джулию, никак не располагала к улыбкам.

— Тебе пора в кабинет к этому придурку. Помнишь, он сказал, чтобы после семинара ты зашла к нему? Не заставляй его ждать. Он помешан на пунктуальности.

Джулия спешно побросала вещи в свой видавший виды студенческий рюкзачок, верой и правдой служивший ей с первого курса колледжа.

— Слушай, а ведь я даже не знаю, где его кабинет, — спохватилась она.

— Выходишь из аудитории, сворачиваешь налево, потом еще раз налево. У него угловой кабинет в самом конце коридора. Удачи! Увидимся на следующем семинаре, если не раньше.

Джулия наградила Пола благодарной улыбкой и отправилась на экзекуцию.

Завернув за угол, она сразу увидела, что дверь профессорского кабинета приоткрыта. Подойдя к двери, Джулия остановилась, мучительно решая, как ей быть. Постучаться? А может, заглянуть? Немного помешкав, она выбрала первый вариант и протянула руку. Но тут она услышала голос Эмерсона.

— Прошу прощения, что не перезвонил. Но я был не где-то, а на семинаре! — Знакомый, слишком даже знакомый голос. Казалось, профессор Эмерсон не произносит, а выплевывает слова в телефонную трубку. После короткой паузы он продолжил: — Да пойми ты, дурень! У меня это первый семинар в учебном году… Что? Когда я в прошлый раз с ней говорил, она сказала, что прекрасно себя чувствует! Слышишь?

Джулия попятилась от двери. Не хватало еще, чтобы он вот так же орал на нее! Пунктуальность пунктуальностью, но она не громоотвод для профессорского гнева. Сейчас ей лучше уйти, и будь что будет.

Она бы и ушла, если бы сердитый голос Эмерсона не захлебнулся вдруг… в рыдании. Джулия застыла на месте. Теперь она уже никак не могла уйти.

— Как ты можешь такое говорить? Если бы я только знал!.. Я любил ее… Что значит, я отсиживаюсь здесь? — Из-за двери донесся новый всплеск рыданий. — Я не знаю, когда доберусь. Сейчас поеду прямо в аэропорт. Возьму билет на ближайший рейс… Что значит, когда прилечу? Откуда я знаю расписание самолетов? — Он замолчал. — Передай им мои соболезнования. Скажи им, что я… я… — Его голос оборвался, превратившись во всхлипывания. Потом Джулия услышала, как он повесил трубку.

Не задумываясь о своих действиях, Джулия осторожно заглянула в приоткрытую дверь.

За столом сидел мужчина лет тридцати с лишним и плакал. Он плакал, обхватив голову руками и уперев локти в письменный стол. Его широкие плечи вздрагивали, а всхлипывания, вырывавшиеся из груди, были гораздо хуже и страшнее язвительных слов, которыми он отхлестал Джулию на семинаре. Там в нем говорила раздражительность. Сейчас в нем говорило горе. Боль утраты.

Джулии стало жаль его. Ей захотелось войти и утешить его. Обнять за шею, погладить по голове и сказать, что она разделяет его скорбь. Она представила, как вытирает ему слезы и как его сапфировые глаза смотрят на нее совсем по-другому, не тем ледяным взглядом. Ей даже захотелось чмокнуть его в щеку. Обыкновенный жест симпатии и сочувствия.

Импульс сменился здравым вопросом: как Эмерсон отнесется к ее жесту симпатии и сочувствия? Мужчины не любят, когда их видят плачущими. Эти мысли заставили Джулию ретироваться. Она нащупала в рюкзаке клочок бумаги, достала и торопливым почерком написала:

Простите меня.

Где бы теперь оставить эту записку? Не под дверь же подсовывать. Заметив щель между дверным косяком и стеной, Джулия засунула записку туда, рассчитывая, что профессор Эмерсон обязательно увидит белый бумажный хвостик. Потом она тихо закрыла дверь кабинета.

И все-таки главной чертой характера Джулии была не робость, а способность сострадать другим. Трудно сказать, от кого из предков она унаследовала эту черту. Во всяком случае, не от родителей. Ее отец, при всей его честности и порядочности, был человеком упрямым и несговорчивым, а умершая мать не проявляла сострадания даже к своему единственному ребенку.

Том Митчелл был человеком немногословным, но в пенсильванском городке Селинсгроув его хорошо знали и, в общем-то, любили. Он работал сторожем в Саскуэханнском университете и одновременно — брандмейстером местной пожарной команды. Пожарная команда целиком состояла из добровольцев, готовых в любое время выехать по вызову. Том исполнял обязанности брандмейстера с гордостью и достоинством. Он настолько ревностно к ним относился, что большую часть времени проводил на дежурстве в здании пожарной команды, даже если это была не его смена.

Позднее вечером, после того провального семинара, Джулии позвонил отец и очень обрадовался, когда та ответила на звонок.

— Джули, как у тебя дела? — Отцовский голос, пусть и лишенный сентиментальных ноток, согревал, словно одеяло в холодную ночь.

— Все замечательно, — вздохнув, ответила Джулия. — Первый день был… довольно интересным. Говорю тебе, у меня все нормально.

— Эти канадцы тебя не обижают?

— Нет, что ты. Очень милые люди.

«Если кто и обижает, так это американцы. Точнее, один американский придурок».

Том несколько раз прокашлялся, и Джулия замерла. Она с детства знала: если отец прочищает горло, значит собирается сказать что-то серьезное.

— Милая, сегодня умерла Грейс Кларк. — (Сидевшая на кровати Джулия выпрямилась и вперилась глазами в стену.) — Ты слышала, что я сказал?

— Да, папа. Слышала.

— Ее рак вернулся. Врачи думали, что с ним покончено, а он вернулся. Когда обнаружили, он уже добрался до костей и печени. Ричард и дети до сих пор поверить не могут. — (Джулия закусила губу, удерживая слезы.) — Я знал, что больно ударю тебя этой новостью. Ведь Грейс была тебе как мать. Да и с Рейчел вы в старших классах дружили. Кстати, Рейчел тебе не звонила?