Инферно Габриеля

— Наденьте, — сказал он, подавая ей одну из пар. — (Джулия молча взяла перчатки и надела, стараясь подражать его движениям.) — Здесь у меня хранится одно из самых дорогих моих приобретений. Касаться их без перчаток — это святотатство.

Он открыл дверцу правой тумбы стола и извлек большую деревянную шкатулку, которую поставил на стол. У Джулии мелькнула мысль, что сейчас она увидит нечто страшное. Например, ссохшийся скальп какой-нибудь аспирантки, прогневавшей профессора.

Он открыл шкатулку и достал предмет, внешне похожий на книгу. Но это была не книга, а несколько сложенных гармошкой карманов из плотной бумаги. Каждый карман был подписан по-итальянски. Габриель пролистал карманы, пока не нашел нужный. Оттуда он осторожно извлек… Джулия затаила дыхание. Она не верила своим глазам.

— Узнаете? — горделиво улыбаясь, спросил Габриель.

— Конечно! Но ведь это… это не может быть подлинником.

Он тихо рассмеялся:

— К сожалению, нет. Для моих скромных финансовых возможностей подлинник недосягаем. Оригинальные работы были созданы в пятнадцатом веке. Это репродукции шестнадцатого века.

В руках он держал репродукцию известной иллюстрации к «Божественной комедии»: Данте и Беатриче в раю. Над их головами сияют неподвижные звезды. Сандро Боттичелли. Рисунок пером. Размер репродукции повторял размер оригинала — где-то пятнадцать на двадцать дюймов. Он тоже был сделан пером на пергаменте, завораживая обилием мелких деталей.

— Как вам удалось это достать? Я и не знала о существовании копий.

— Копии были. Эти, вероятнее всего, делал кто-то из учеников Боттичелли. Здесь полный набор. Известно, что Боттичелли нарисовал сто иллюстраций к «Божественной комедии», из которых сохранились лишь девяносто две. У меня есть все сто.

Глаза Джулии лихорадочно заблестели от волнения и восторга.

— Вы шутите?

— Ничуть, — со смехом ответил Габриель.

— Мне повезло. Когда я училась во Флоренции, Галерея Уффици устроила выставку этих иллюстраций. Восемь предоставил Ватикан. Остальные принадлежали какому-то берлинскому музею.

— Совершенно верно. Думаю, вы сумели оценить эти шедевры.

— Естественно. Но там было лишь девяносто две иллюстрации. Оставшиеся восемь я так и не видела.

— Их почти никто не видел. Но я вам покажу те самые восемь недостающих иллюстраций.

Время перестало существовать. Габриель показывал Джулии свои сокровища, а она в немом восторге взирала. Все это казалось красочным сном, пока голос Рейчел не вернул их обоих к реальности:

— Габриель, ты бы лучше угостил Джулию вином. И хватит мучить ее своим антикварных барахлом!

Услышав такое, Габриель выпучил глаза, а Джулия по-девчоночьи захихикала.

— Как вам удалось их заполучить? И почему они не в музее? — спросила она, видя, как профессор бережно возвращает иллюстрации в бумажные карманы.

Вопрос был не из приятных. Габриель поджал губы.

— Почему они не в музее? По очень простой причине: я не желаю раскрывать факт их существования. И никто не знает, что они хранятся у меня, за исключением моего адвоката, моего страхового агента, а теперь еще и вас. — Он выпятил челюсть, давая понять, что эта тема закрыта.

Джулия решила не переступать опасную черту. Однако мысли о том, как эти драгоценнейшие копии попали к профессору, продолжали будоражить ее мозг. Вероятно, они были украдены из музея и Габриель купил их на черном рынке антиквариата. Если так, он, конечно же, не будет хвастаться своими приобретениями. Джулия невольно вздрогнула, подумав, что она, в числе очень немногих, удостоилась привилегии видеть эти шедевры. И не столь важно, кто их делал: ученик Боттичелли или нет. Манера великого мастера была воспроизведена с потрясающей точностью.

— Габриель! — укоризненно позвала возникшая в дверном проеме Рейчел.

— Слушаюсь, сестрица. Что желаете выпить, мисс Митчелл? — спросил он, пока они шли на кухню, где у него имелся винный холодильный шкаф.

— Габриель, хватит ломать эту комедию! — напомнила ему Рейчел.

— Что желаете выпить… Джулианна?

Услышав свое имя, хотя «Джулия» было намного привычнее, она слегка опешила. Заметив ее реакцию, Рейчел решила не вмешиваться и полезла в шкаф, где у брата лежали кастрюли и сковородки.

— Меня устроит все, что вы предложите, проф… Габриель.

От удовольствия Джулия даже закрыла глаза. Наконец-то она могла вслух произнести его имя!

В профессорской кухне имелось нечто вроде бара с изящными высокими табуретами. Джулия уселась на один из них. Габриель достал бутылку кьянти и бесшумно поставил на барную стойку.

— Пусть прогреется до комнатной температуры, — пояснил он, ни к кому не обращаясь.

Затем он извинился и сказал, что ненадолго оставляет дам. Джулия решила, что профессор отправился переодеваться.

Рейчел выложила овощи в левую раковину двойной мойки и шепотом спросила:

— Джулия, что между вами происходит? Что за комедию ломает мой братец?

— Это ты у него спроси.

— Обязательно спрошу. Но почему он так странно себя ведет? И почему ты не расскажешь ему, кто ты на самом деле?

Вид у Джулии был такой, что она вот-вот разревется.

— Я думала, он меня вспомнит. А он так и не вспоминает. — Последние слова она произнесла совсем дрогнувшим голосом, опустив голову.

Рейчел удивили и озадачили слова подруги и весьма бурная эмоциональная реакция. Подбежав к Джулии, она порывисто обняла бедняжку:

— Не переживай. Раз я здесь, то вправлю ему мозги. Конечно, шкура у Габриеля толстая, но сердце у него есть. Я знаю. Сама это однажды видела. А теперь помоги мне вымыть овощи. Баранина уже в духовке.

Вернулся Габриель. Он действительно переоделся, хотя его домашняя одежда мало отличалась от официальной. Пощупав бутылку, он быстро откупорил ее и как-то странно улыбнулся. Он предвкушал зрелище. Однажды он уже видел, как Джулианна дегустирует вино, и сейчас жаждал повторения эротического действа. По его телу пробегали судороги нетерпения. Габриель очень жалел, что у него в квартире нет скрытых видеокамер. Они бы сейчас были весьма кстати! У него имелся превосходный цифровой фотоаппарат, но о снимках не могло быть и речи.

Он подал Джулии бутылку и насладился выражением ее лица, когда она прочла все, что было написано на этикетке. Да, мисс Митчелл, это очень редкое тосканское вино, достойное уст лишь настоящих ценителей. Налив ей совсем немного, Габриель встал и отошел, изо всех сил стараясь прогнать с лица улыбку.

Как и тогда, в ресторане, Джулия медленно покачала бокал. Подняла, рассматривая цвет под яркой галогеновой лампой. Потом закрыла глаза и вдохнула аромат, после чего ее полные, созданные для поцелуев губы приникли к кромке бокала. Замерев на пару секунд, она сделала медленный глоток. Потом еще один.

Габриель не удержался от вздоха, следя за движениями ее длинной изящной шеи.

Когда Джулия открыла глаза, Габриель стоял перед нею, слегка покачиваясь. Его синие глаза потемнели, дыхание участилось, а темно-серые брюки в одном месте выразительно оттопыривались…

— Что-то случилось? — хмурясь, спросила Джулия.

Он провел рукой по глазам:

— Ничего особенного. Устал, наверное.

Он налил им обоим почти по полному бокалу, взял свой и стал медленно и чувственно потягивать вино, внимательно следя за Джулией через хрустальные стенки бокала.

— Ответ простой: мой братец проголодался. А когда он голоден, нет зверя опаснее, — сказала Рейчел, занятая приготовлением соуса.

Она стояла спиной к ним и ничего не видела.

— Кстати, а что у нас к баранине? — нарочито бодрым голосом спросил Габриель.

Он, как коршун, следил за Джулией. Вот она поднесла бокал к своим удивительным, чувственным губам и сделала большой глоток.

— Думаю, гарнир тебе понравится, — ответила Рейчел, подходя к стойке. — Вот, посмотри. — Она открыла крышку кастрюли. — Кускус.

Услышав знакомое слово, Джулия поперхнулась вином. Белая рубашка Габриеля покрылась живописными красными пятнами. Шокированная своей неловкостью, она уронила бокал, забрызгав себя и пол. Ударившись о металлическую ножку ее табурета, хрустальный бокал разбился вдребезги.