Страница 35 из 36
Заметки на полях
Кроме вышеописанных были и более серьезные причины сбоев в работе нового аппарата. Работая с иностранными источниками, царь стремился приспособить иностранные институты к русской действительности, «спустить», по его терминологии, «с русским обычаем». А что же имелось в виду? Этот «обычай» складывался из нескольких компонентов. Во-первых, это самодержавие как неограниченная, не контролируемая никем верховная власть. Во-вторых, это отсутствие какого-либо, пусть даже формального сословно-представительного органа. В-третьих, это отсутствие самоуправления в городах и в сельской местности. Наконец, в-четвертых, это крепостное состояние почти половины населения страны. В соответствии с этими условиями и «спускали» шведскую систему управления. Но дело в том, что в Швеции того времени абсолютизм не имел таких прочных корней, как самодержавие в России, и просуществовал недолго – чуть больше ста лет (1611—1718). Власть абсолютистских королей никогда не становилась подобной власти московского царя-самодержца. Создание коллегиального управления на основе камерализма относится в Швеции к началу XVII века, когда сложилась система «херредагов» – периодических собраний глав дворянских фамилий, духовенства, выборных от горожан и крестьян как на местном, так и на общешведском уровне для решения общих вопросов.
Шведские коллегии появились как один из элементов разветвленного государственного устройства, в котором ключевую роль играл риксдаг – четырехсословный парламент, а также государственный совет – риксрод, ставший высшим коллегиальным органом управления и суда. Он состоял из знатнейшего дворянства и чиновников и замещал короля на время отсутствия его в стране. Коллегии были как бы приводными ремнями всей системы власти, основанной на сословно-представительном начале. На самом низшем уровне власть находилась в руках выборных магистратов городов и в кирхшпиле – приходе, управляемом кирхшпильфогтом, который работал вместе с пастором и выборными от крестьян. Королевская власть, несмотря на ее обширность, регулировалась специальным документом – «Формой правления» 1634 года, которую ни один король не мог нарушить, как и ликвидировать херредаги, риксдаг или риксрод. Одним словом, шведские коллегии действовали в единой, достаточно целостной и сбалансированной, утвержденной традициями и регламентами системе власти. Однако Петра I кроме коллегий совершенно не интересовали никакие другие части механизма власти Швеции. Когда 3 ноября 1718 года обсуждался вопрос о воспроизведении в России шведской системы местного управления, Сенат вынес решение, одобренное Петром: «Кирхшпильфохту и ис крестьян выборным при судах и у дел не быть для того, что всякие наряды и посылки бывают по указом из городов, а не от церквей, к тому ж и в уездех ис крестьянства умных людей нет».
Итак, естественно, что в «стране дураков» самым умным оказывается назначенный сверху чиновник. Росток бюрократического дерева, контролируемого в своем развитии на шведской почве выборными органами, был высажен на русскую почву, не имевшую, или, точнее сказать, давным-давно утратившую всякие черты самоуправления и элементы сословного представительства. Поэтому это дерево получило в России бурное, неконтролируемое развитие. В итоге Россией с петровских времен правила бюрократия, исходившая в своих действиях в первую очередь из собственных интересов.
К концу царствования Петра обстановка настолько накалилась, что Петр I, по некоторым данным, готовил серьезную чистку аппарата, коррумпированность которого достигла устрашающих размеров. Причины неэффективности работы новой системы управления были многосложны. России явно не хватало квалифицированных, опытных кадров, чтобы воплотить в жизнь камералистские институты. Система финансирования находилась в зачаточном состоянии и, не получая годами и без того скромного жалованья, чиновники «кормились от дел», а попросту воровали. Коллежское управление было делом новым, правильно распределить компетенции между коллегиями сразу не удалось, пришлось их реорганизовывать по ходу работы, что приводило к неразберихе и волоките. В законодательстве о работе аппарата было много прорех, и все титанические усилия Петра по созданию регламентов и инструкций кардинально дела не меняли. Но все же главным недостатком в работе коллегий, да и других новых учреждений, было то, что принцип коллегиальности, так любимый и лелеемый Петром I, в русских условиях оказался нежизнеспособен. Никакого равенства членов коллегий при обсуждении дел не было и в помине. Отдельные демократические процедуры или даже целые институты, вводимые в систему власти, построенной на недемократических принципах, с неизбежностью превращались в фикцию. Процедура тайного голосования, обставленная со всеми предосторожностями, не была главной в процессе принятия решений, ибо дело решалось в кулуарах еще до того, как чиновники шли голосовать.
«Поправление духовного чина»
Многие современники сомневались в православии и вообще вере русского царя. Нет сомнений, что Петр Великий был религиозен, верил в Бога, но он смотрел на мир с позиций рационализма. Сохранилась история о том, как однажды Петр смотрел в телескоп и был потрясен видом звездного неба. Оторвавшись от окуляра, он задумчиво произнес: «Бесконечен звездный мир, что свидетельствует о бесконечности Бога и его непознаваемости людьми. Светские науки далеко еще отстают от познания Творца и его творения». То же можно сказать и теперь, в эпоху космических полетов.
Как бы то ни было, но с церковью царь поступал подчас весьма круто. Тому были две главные причины. Во-первых, среди политических противников Петра было немало церковников, не хотевших, чтобы Петр из рода Нарышкиных сидел на троне, и поэтому встречавших все его реформы в штыки. Церковники были частью той «старины», которую ненавидел Петр. Отношение к ним видно из указа Петра 1698 года: певчим запрещалось появляться в Новодевичьем монастыре, где сидела соперница и сестра Петра царевна Софья. Кажется, что гневом дышит этот указ: «Певчих в монастырь не пускать, поют и тамошние старицы хорошо, лишь бы вера была, а не так, что в церкви поют “Спаси от бед”, а на паперти деньги на убийство дают».
Заметки на полях
Петр – единственный из русских царей, кто так резко выражался о монашестве: «Нынешнее житье монахов только вид есть и поношение от иных законов, немало и зла происходит, понеже большая часть – тунеядцы суть и понеже корень всему злу праздность, то сколько расколов и возмутителей произошло, всем ведомо есть… что же прибыль общества от сего – воистину токмо старая пословица: ни Богу ни людям, понеже большая часть бегут в монастыри от податей, а также от лености, дабы даром хлеб есть». что же стояло за этим? Его ненависть к «старине»? Модные протестантские идеи общей пользы и всеобщей службы и труда? Конечно, среди монахов было немало бездельников, но было же немало праведников и святых людей.
В этом-то и суть дела. Петр не принимал саму идею монашества. Ему была невыносима мысль, что в его государстве есть люди, независимые от него – светского правителя, люди, живущие с другими ценностями и идеалами. И он начал тотальное наступление на монашество. Монахам запрещалось писать запершись. Это понятно – из среды образованных монахов вышли все памфлеты против петровских начинаний. Затем был категорически запрещен прием в монахи нестарых мужчин, а потом вообще кого бы то ни было. Вместо новых послушников монастыри были обязаны брать отставных, покалеченных воинов. Проживи Петр еще несколько лет, он бы полностью уничтожил монашество в России.
В царствование Петра были проведены кардинальные, невиданные изменения в церковном устройстве. Патриаршество было отменено, учреждена Духовная коллегия, за работой которой наблюдал гвардейский офицер. Наступление на церковь началось по всем направлениям. Был создан Духовный регламент, регулировавший все действия церкви. Подданные были обязаны ходить в церковь, где их учитывали в специальных книгах. Они должны были исповедоваться у священника, а он, в свою очередь, был обязан, под страхом наказания, доносить на своих духовных детей, если в исповеди был состав государственного преступления. О святости тайны исповеди даже речи не шло! Священники клялись на Евангелии, что обещаются «о ущербе его величества интереса, вреде и убытку, как скоро о том уведаю, не только заблаговременно объявлю, но и всяки мерами отвращу…». Государство начало решительно превращать церковь в одну из своих контор. Этой конторе поручалось окормление подданных в указанном светской властью духе. Весьма выразителен анекдот, записанный токарем Петра Нартовым: «Государь, присутствуя в собрании с архиереями, приметив в некоторых из них усиленное желание к избранию патриарха, вынув одной рукою из кармана Духовный регламент и отдав им, грозно сказал: “Вы просите патриарха – вот вам духовный патриарх, а противо мыслящим сему (выдернув из ножен кортик и воткнув в стол) – вот вам булатный патриарх! Так и живите!”»