Страница 23 из 89
Фамилия Долгоруких, уповая скорее достигнуть выгод, ожидаемых от одного из своих, а именно князя Ивана Алексеевича, начинавшего входить в милость к императору, употребила наипаче сего своего родственника для низвержения князя Меншикова. Им удалось в деле сем успеть до того, что как однажды двор находился в Петергофе, а князь Меншиков в городе остался, то молодой император открылся некоторым находившимся там знатным особам в неудовольствии своем на поступки князя Меншикова и что он желает от него избавиться. По сем изъяснении положено было общественно ненавидимого князя от службы отставить, и тем же часом дан одному гвардейскому майору приказ объявить ему об оном и его самого арестовать.
Барон Остерман был тогда знаменитейший муж в империи и друг отца моего. Сей получил неукоснительно обще с известием о падении князя Меншикова повеление приехать в Санкт-Петербург для занятия президентского места в Военной коллегии; по приезде его сделано ему сие лестное приветствие, что кроме его нельзя иному лучшему надзирателю вверить армию.
Остерман имел большую фамилию, и, за множеством поручаемых ему дел, недоставало ему времени смотреть самому за своим домоводством. Сие побудило его помышлять о другом браке. Когда же старшая сестра моя находилась фрейлиною при ее высочестве великой княжне Елисавете Петровне, то сие самое и подало ему повод сей двор посещать нередко и познакомиться с гофмейстериною, вдовствующею графинею Салтыковою, урожденною Мальченою (фон Мальцан), и оба положили сочетаться браком.
Между тем барон Остерман предъявил новый довод добрых расположений своих к отцу моему тем, что предложил для меня выгодное место. Происходившие тогда между так называнными венскими и ганноверскими союзниками споры положено было разрешить в назначенном конгрессе в Суассоне во Франции; когда же российский двор, как выше упомянуто, приступил к венскому союзу, то и намеревались отправить знатное посольство на означенный конгресс. Князь Борис Иванович Куракин, министр при французском дворе, и граф Александр Гаврилович Головкин, министр при берлинском дворе, были к тому назначены, но последний отправил один сие посольство, потому что князь Куракин вскоре после сего в Париже умер. Итак, барон Остерман доставил мне место при сем посольстве в звании дворянина посольства с жалованьем по пятьсот рублей в год и двести рублей на проезд в Берлин к графу Головкину.
Около сего времени вторая сестра моя Христина Елисавета сговорена была за лифляндского дворянина барона Иогана Генриха Менгдена, и отец мой обещал ей десять тысяч рублей в приданое.
В рассуждении старшей сестры казалось, будто бы также для нее жених сыскался. Новый императорский наперсник, князь Иван Алексеевич Долгорукий, возымел к ней столь великую склонность, что, по-видимому, намерен был на ней жениться. Но как наконец его родители и другие родственники не соглашались, то все дело и рушилось, к величайшему счастию для моей сестры.
В исходе января 1728 года император Петр II предпринял путешествие в Москву для коронования. Отцу моему препоручена была должность главнокомандующего в Санкт-Петербурге, а я, спустя несколько дней, отправился в Берлин.
Благосклонный прием, каковой по приезде моем имел я от графа Головкина и от его супруги, урожденной графини фон Дона, был уже началом особенной любви и дружбы, коею четыре года беспрерывно пользовался я в доме сей добродетельной четы. Мы отправились в Суассон не прежде как чрез два месяца. Между тем коронование императора Петра II совершено в Москве, и граф Головкин при известии об оном получил также повеление установить радостное на сей случай празднество. В сходствие чего граф Головкин дал великолепный обеденный стол, которого король удостоил своим присутствием, ввечеру бал и вечерний стол купно с иллюминациею. В прочем означенный день торжества для коронования достопамятен в нашей фамилии, потому что отец мой и его потомки в графское возвышены достоинство.
Наконец граф Головкин получил свои векселя, уполномочия и инструкции. Последние содержали главнейше ту силу, дабы он крайнее употребил домогательство исходатайствовать титул императорский от тех держав, которые не согласны еще были придавать оного российским государям. Сверх того препоручено также особенно пещись об интересе герцога Голштинского касательно возвращения шлезвигской земли[41]. Сколько он как в одном, так и в другом успел — об оном ниже упомянуто будет.
В конце мая отправились мы в Суассон. Но, отъехав недалеко, старшие два сына графа Головкина получили корь в местечке, именуемом Горнбург, не в дальности от брауншвейгской границы, и мы принуждены были тут недели на две остановиться. В соседстве на даче господина Минхгаузена, называемой Линден, имел тогда жительство старый герцог Антон-Ульрих Бланкенбургской обще со своею супругою. Граф Головкин, желая отдать свое почтение сему герцогу, деду нашего государя, поехал к нему, взявши меня с собою. Я имел честь у их светлостей обедать, и герцогиня расспрашивала меня, как новоприезжего из России, подробнейше обо всем, касающемся до молодого императора и его сестры. По окончании стола приехали туда же два старшие принца Бевернские, внуки упомянутаго герцога, а именно вступивший вскоре потом в правление герцог Брауншвейгский и сочетавшийся после в России с принцессою Анною Мекленбургскою принц Антон-Ульрих. Под вечер сделали мы приятную прогулку в лесу до самых ворот города Вольфенбителя, и около ночи граф Головкин возвратился со мною опять в Горнбург.
Коль скоро больные наши оправились, поехали мы далее. Не успели добраться до Гама в Вестфалии, как опять на другом дитяти и даже на самой графине корь высыпала. И так мы принуждены были снова простоять с лишком две недели. Из Гама продолжали мы наш путь беспрепятственно даже до Везеля; здесь графиня Головкина почувствовала тяжкую боль в груди, потому что она рано-рано в дорогу пустилась, но чрез двенадцать дней пришла опять в состояние сносить трясение от дороги. Из Везеля поехали мы чрез Мастрихт в Брюссель, где вскоре по приезде нашем герцог Арембергской посетил графа и графиню, и как граф в провожании одного меня взаимное отдал посещение упомянутому герцогу, то и пригласил он нас к вечернему столу, при котором находились еще состоявший во французской службе граф Деламарк и славный сочинитель Жан Батист Руссо. Присутствие сего последнего произвело, что разговор о важных материях не долго продолжался, но вскоре принял нарочито насмешливый тон.
Из Брюсселя отправились мы в Монс, оттуда поворотили в Лафер, и наконец при пушечной пальбе прибыли в Суассон благополучно; но поелику после первых до приезда нашего бывших двух или трех собраний, в которых кроме вымена некоторых уполномочий ничего другого не сделано[42], все посланники поехали за кардиналом Флери в Париж, то графу Головкину невозможно было одному что-нибудь в рассуждении дел здесь произвесть, и потому он, оставя всю фамилию свою в Суассоне, поехал обще со мною и с одним секретарем в упомянутую столицу.
В Париже застали мы князя Александра Борисовича Куракина, который по смерти отца своего оставлен во Франции для дел, до России касающихся, и ожидал токмо приезда графа Головкина, дабы самому отправиться в Москву.
Граф Головкин неукоснительно поехал в Версаль, имел свидание с кардиналом Флери, равно как и с хранителем печати господином Шовелином, тогдашним министром иностранных дел, и от первого представлен королю в качестве министра, на конгресс назначенного.
По прошествии одного месяца собрания в Суассоне опять открылись, почему и граф Головкин паки туда возвратился. Но как в его уполномочиях означен императорский титул, не от всех еще держав признанный, то многие не соглашались их принять и слушать. Римско-императорские посланники, невзирая на постановленный между обоих дворов союз, были из числа первых, которые на то возражали наисильнейше. А шведы представляли, что от них признан сей титул для Петра I и после для императрицы Екатерины I единственно для особ, а отнюдь не для потомков их. После многих словопрений дело сие решилось тем, что упомянутые уполномочия приняты на сей раз, с торжественным, однакож, возражением на изображенный в оных титул[43].
41
В 1713 году Дания оккупировала Шлезвиг — часть суверенного герцогства Шлезвиг-Голштиния. К концу Северной войны Петр Великий вмешался в спор Дании и Голштинии и выдал свою старшую дочь Анну Петровну за голштинского герцога Карла-Фридриха. Этим было положено начало периоду длительного влияния России в Северной Германии. — Коммент. сост.
42
Суассонский конгресс 1728 года ставил задачу примирить острые противоречия Англии и Испании, а также других враждующих великих держав. Конгресс закончился безрезультатно. — Коммент. сост.
43
Более точный текст «кондиций» публиковался впоследствии не раз. — Коммент. сост.