Саранча

Санычев помолчал.

— Я ему отвечаю вежливо, что пошел, мол, куда подальше. Он не отстает. В каком-то ресторане отловил Игоря, а надо вам сказать, что Игорь в ресторане бывает не чаще, чем я, допустим, в музее Прадо, и вздумал с Игорем на эту тему беседовать. Игорь, говорят, ему по морде дал. То есть не попал, конечно: Спиридон бывший мастер спорта по вольной борьбе. Но впечатление было изрядное. На следующий день после этой Игоревой выходки приезжает ко мне Спиридон собственной персоной. Морда ящиком, в глаза «козой» тычет и базар уже ведет соответствующий. Мол, мы ему по жизни должны, это его территория, и вообще это мы его друга и учителя Сыча замочили. Довольно жуткое было зрелище, Валерий Игоревич. Значительно более жуткое, чем ваше благонравное явление на четырех джипах. Я в таком, знаете ли, спектакле раньше не участвовал…

— Даже так? А кто вам «крышу» ставит?

— Да вроде как никто. Милиция. Мы же были губернаторские любимцы и все такое прочее.

— И что милиция на этот раз?

Санычев помолчал, вытряхнул из трубочки белую таблетку — валидол или что-то в этом роде.

— Дайте воды. У меня что-то от всех этих переживаний сердце заболело.

Валерий воды принес, Санычев заглотил таблетку и показал ему трубочку.

— Кстати, не желаете ли? Ацинамин, вроде валидола, только лучше. Наше производство.

— А вы обезболивающих не выпускаете?

— А что?

— Да ничего. Мне вчера ночью в районной больничке пулю из плеча драли, так мало того, что у хирурга руки тряслись, так еще и вместо обезболивающего водопроводную воду вкололи.

— Он вам, наверно, новокаин колол, а новокаин не на всех действует… Мы анестетиков не выпускаем.

— Так что милиция сказала по поводу Спиридона?

Санычев довольно долго молчал.

— Я жду объяснений, — холодно поторопил Сазан.

— Ну, в общем… так получилось, что мы незадолго до этого с полковником Молодарчуком поссорились. Ну с начальником областного УВД.

— Отчего?

— Вы примерно представляете себе, как живут сейчас в России предприятия?

— В смысле, что у них нет денег?

— Ну я бы предпочел сказать, что у них нет рублей… Но в целом верно. У нас сейчас примерно процентов тридцать расчетов идет через взаимозачеты. До семнадцатого августа шло процентов пятьдесят. Потому что до семнадцатого августа наш экспорт был формально убыточен. За сырье, с бюджетом, за газ мы расплачиваемся векселями. Векселя, как правило, не наши, хороший завод этой дряни сам не плодит, но они-таки есть. И когда мы расплачиваемся собственным векселем, это значит, что вместо денег вам приходит бумажка, за которую через несколько месяцев вы можете получить у нас определенное количество лекарств. Это понятно?

— Ну.

— При этом цена лекарств, которые идут в оплату векселя, получается в три-четыре раза выше цены лекарств, которые отпускают за деньги. Это означает, что на рынке ваш вексель стоит тридцать-тридцать пять процентов от номинала. Это понятно?

— Ну.

— Вы когда-нибудь вексель видели?

— Э…Э…

— Это такой большой лисг, сверху «простой вексель» написано, подпись главбуха, сумма, дата погашения и, разумеется, номер. Существует так называемый «черный список». Стоп-лист. Это те векселя, по которым мы не будем платить.

— Почему?

— Потому что поставщик нас кинул. Допустим, я договорился с фирмой «Васькин и кот», что «Васькин и кот» поставит мне субстанцию эритромицина. А «Васькин и Кот» ничего не поставил. Тогда я вношу вексель в «черный список».

— И тогда вы по векселю не платите?

— Нет.

— А если «Васькин и кот» продает вексель?

— Тогда потенциальный покупатель звонит в наш вексельный отдел. И спрашивает: «Ребята, мне предлагают вексель номер такой-то, номиналом в полмиллиона рубчиков. Мне не фальшивку ли подсунули, и будете вы по нему платить или нет?» И девочка в отделе смотрит и говорит, хороший это вексель, или фальшивка, или он в «черном списке».

— А если «Васькин и кот» продаст вексель до того, как он попадет в «черный список»?

Демьян Михайлович вздохнул.

— В общем-то, что-то в этом роде и случилось. Было три векселя, который мы выписали некоей фирмочке «Приска-Стройкомплект». Мы с ней сотрудничали, она нас не подводила — поставляла по зачету оборудование с нескольких оборонных заводов. Она их продала другой конторе, «Бенарес», и тут же в нетях растворилась.

— Когда продала?

— Неизвестно. В том-то и дело, что «Бенарес» нам по поводу векселей не звонил, и мы даже не знаем, когда они их купили: до того, как векселя попали в стоп-лист, или после. В любом случае эта история плохо пахнет.

— А разве на договоре между «Стройкомплектом» и «Бенаресом» не указана дата покупки?

— Валерий Игоревич! Да задним числом любую дату можно поставить, как будто вы или я этим не занимались!

— Ну хорошо. Я так понял, что «Бенарес» пришел к вам с векселями, а вы отказались их гасить?

— Да.

— А при чем тут милиция?

— При том, что реальный хозяин «Бенареса» — начальник областного УВД Григорий Молодарчук.

— А сколько эти ваши векселя стоят?

— Общий номинал — тринадцать миллионов рублей. Плюс штрафные санкции.

— То есть минимум пятьсот штук баксами?

Санычев кивнул.

Нестеренко протяжно присвистнул.

— И что было после того, как вы отказались платить? Они вас проверками заели?

— Отнюдь. «Бенарес» просто тихо и мирно подал в суд. А надо вам сказать, что наше вексельное обращение — вещь чрезвычайно… как бы вам сказать… опирающаяся на некоторые устные договоренности. То есть все знают, что ваши векселя обращаются на рынке и стоят тридцать процентов от номинала. И что если вы покупаете вексель и приходите на завод, то вам грузят продукцию по цене в три раза выше, чем если бы вы платили деньгами. Но нигде в законодательстве нет такой нормы, что я должен векселедержателю платить товаром. Там есть норма прямо противоположная:о том, что я ему должен платить деньгами. По номиналу векселя плюс штрафные санкции.

Нестеренко подумал.

— То есть «Бенарес» купил векселя даром, потому что они были в «черном списке», без «черного списка» красная цена векселям — сто пятьдесят штук, а с вас они просят пятьсот?