Саранча

Сазан помолчал и спросил:

— Он действительно собрался уезжать в Штаты?

— Да, — прошелестело сзади. — Это… это я во всем виновата. Я его просила уехать. Если бы он не сказал, что поедет, то и…

Слова на заднем сиденье пресеклись, и вместо них до Валерия опять донеслось рыданье. Сазан вышел из машины, обошел капот и сел на заднее сиденье.

— Ну тише, тише, — проговорил Сазан, отечески обнимая рыдающую девушку, — поплакали, и хватит.

Бандит чувствовал себя изрядно не в своей тарелке. С рыдающими девушками он не умел обращаться. Вот с мужиками, которые наставили на тебя ствол — это пожалуйста. Тут он знал, что и как делать. А с плачущими вдовами — извините… мне бы чего попроще. Парня с черным поясом и нунчаками.

Яна опять понемногу успокоилась и уже не билась о Валерия, а только время от времени вздыхала. Она ужасно напоминала карпа, выброшенного из воды, который сначала колотился-колотился хвостом по кухонному столику, а потом притих и заснул.

— А почему ты думаешь, что это связано — то, что он решил уехать, и стрельба? — тихо спросил Сазан.

— Не знаю. Я так чувствую.

«Я так чувствую». Что ж. Чувства надо уважать. Женская интуиция, говорят, большая вещь, хотя Нестеренко как-то не выпало до сих пор случая убедиться, чем это женская интуиция отличается от мужской.

— Как Санычев и Гаибов отнеслись к тому, что Игорь уедет?

— Как-как… На уши встали. Целыми днями ор стоял. «Ты не жалеешь Россию», «Без тебя завод станет», «Как ты можешь предавать Родину» и так далее, и так далее. Сами ему копейки платят, а туда же, о Родине.

— А они могли его… ну, ты понимаешь?

Яна вздрогнула.

— Зачем? Если бы он уехал, он бы еще, может, вернулся. А сейчас… Оттого, что его убить, он ведь на завод не вернется, а?

— А какие-нибудь секреты?

— Да кому в Америке нужны эти секреты, как на оборудовании девятьсот седьмого года рождения аспирин выпускать не хуже «Байера»!

Яна помолчала, потом прибавила:

— Демьян Михайлыч — он хороший человек. Если он тут разорялся, так ведь не для себя же, а для завода. Он такого не сделает. Никогда.

— А о том, что Игорь уезжает, кто-нибудь, кроме близких ему людей, знал?

— Нет. То есть знали, что приглашают, но он же все время отказывался.

— А отчего он такой грустный ходил?

— Да вот от этого самого. Они же его на части рвали. Приходит Гертцки: «Игорь, вы гениальный биохимик, вам надо свою лабораторию, тыр, пыр…» Потом приходит Демьян Михайлыч: «Да как ты можешь! Да мы ж тебя из грязи вытащили! У нас ни копейки не было, завод на боку лежал, а мы твоей матери операцию в Швейцарии сделали, я деньги черти где для этого занимал…» А потом, это же его ужасно дергало. У него же институт при заводе, лаборатория, он в ней днями пропадал. Он сидит себе, над микроскопом медитирует, а к нему какой-нибудь начальник цеха грязными сапожищами: «Витальич! А как бы нам левой ногой да через правое ухо…»

Мимо в сторону области проехало несколько машин. Водители, видимо, удивленными глазами проводили «хаммер» с московскими номерами, открыто выставившийся на обочине, и две фигуры — мужскую и женскую — на заднем сиденье. В воздухе быстро смеркалось.

— Кстати, — спросил Валерий, — а где ты еще бандитов видела?

Яна помолчала.

— Можно не отвечать?

— Нельзя. Если это связано с Игорем.

— Где-то месяц назад. Как раз перед тем, как Игорь в Москву поехал. Я пошла в магазин, возвращаюсь, а перед калиткой стоит тоже внедорожник, только такой, чуть покороче, и зеленый. Выходят две ряшки, одна берет меня за руки, а другая так басом говорит: «Ты передай своему Игорю, что он нам по жизни должен».

— И дальше?

— А дальше ничего. Оборвали юбку и так домой и пустили.

— А Игорь?

— Он очень возмутился. Санычеву звонил, кричал, начальник заводской охраны тут же явился, фотографии мне показывал…

— Узнала фотографии?

— Да. Да Демьян Михайлович и без фотографий вроде все знал.

— А ты спрашивала Игоря, кто это такие? Он ответил?

— Да ничего он не ответил. Сказал как-то зло, мол, есть козлы, которые у завода чего-то хотят и сами не знают, на что нарываются. Так и сказал «козлы». Я от него это слово первый раз слышала.

Сазан помолчал.

— Ладно. Поехали домой.

Дом Игоря был очень недалеко за городом и выглядел вполне прилично: старый бревенчатый дом, выстроенный где-то в семидесятых, и к нему — светлая новая пристройка. Не трехэтажные хоромы, которые полагается иметь руководителю предприятия, но для двадцатишестилетнего парня вполне прилично. Перед домом стояла новенькая темно-вишневая «вольво», в доме — отопление и канализация, что еще нужно для спокойной жизни?

Из— за оттепели дорожка к дому превратилась в длинную лужу с ледяным дном, Яна поскользнулась, выходя из машины, и Валерий подхватил ее на руки. Она была щуплая и легкая, и Валерию показалось, что даже сквозь толстое зимнее пальто он чувствует жар ее тела.

В доме Валерий помог ей снять пальто и стащил с ног мокрые сапоги. Ступни у Яны были холодные и узенькие, в темных нейлоновых чулках. Валерий неосторожно сдернул петлю на чулке, и сквозь разошедшийся шов выглянул белый с бледным ноготком пальчик.

Яна, смутившись, подогнула ножки под себя. Валерий принес плед и укутал девушку.

— Слушай, тут какая-нибудь соседка есть? — спросил Нестеренко. — Ну которая в доме убирается или к вам ходит.

— Есть. Баба Даша. Это напротив. Извините, вы мне водки не достанете? Там, на верху шкафа.

Бутылка, стоявшая на верху шкафа, была наполовину пустая и вся заросшая паутиной. Сазан отыскал в шкафу два стакана, обтер бутылку рукавом и набулькал в оба стакана поровну, но понемногу. Из своего он не стал пить и поставил стакан обратно, да и Яна выпила чуть-чуть: глотнула, закашлялась.

В кухне Валерий отыскал чайник и там же добыл кусок копченой колбасы с хлебом и маслом. Черствая колбаса, запитая горячим чаем, с голодухи показалась божественно вкусной. Яна от бутербродов отказалась. Московский гость заглотил полбатона, вытер рот и полюбопытствовал:

— А кстати, если губернатор отдал этой команде завод, почему они сейчас поддерживают этого… Борщака?