Столетняя война

Англичане относились к нему с подозрением. Не собирается ли герцог изменить своим обязательствам? Его клятва в 1420 г. связывала его с делом Генриха VI. Ему напомнили об этом. Срочно было направлено посольство в Италию, чтобы выяснить, не освободил ли тайно Евгений IV какого-нибудь французского принца от его клятв. Папа успокоил англичан: никто и никогда не обращался к нему с подобной просьбой.

5 августа 1435 г. в Аррасе открылся конгресс для принятия окончательных решений. Его возглавляли кардиналы Святого Креста и Кипрский — Альбергати и Лузиньян, один в качестве папского легата, другой как представитель собора. На самом деле присутствие Юга де Лузиньяна также выражало интерес церкви к заключению мира, которое было первым условием осуществления любого крестового похода. Одно только его имя олицетворяло гибельное положение латинского Востока. Разве его племянник Иоанн III Лузиньян на самом Кипре не находился в плену у турок?

Прислали представителя и отцы Базельского собора — дело приобретало масштабы всего христианского мира. Вскоре в Аррасе появились послы короля Неаполитанского и герцога Бретонского, посланники Карла Орлеанского и Иоанна Алансонского. Своих уполномоченных прислал Парижский университет. То же сделали крупные города Франции.

В течение месяца создавалось впечатление, что идут франко-английские переговоры. Наряду с кардиналом Бофором здесь присутствовали архиепископ Йоркский, граф Саффолк и несколько советников, таких как сенешаль Гиени, епископ Пьер Кошон и доктор богословия Гильом Эрар. Французская делегация была более многочисленной: здесь снова появились Бурбон, Реньо Шартрский, Ришмон, но их окружала толпа политических и юридических советников, таких как первый президент парламента Адам Камбрейский, советник Гильом Шартье и старейшина Парижа Жан Тюдер.

Люди Карла VII соглашались на немаловажные уступки: Ланкастер сохранял Нормандию, кроме Мон-Сен-Мишель, и Гиень, но должен был держать эти провинции в фьеф и принести за них оммаж Валуа. Кардинал Бофор, который, прибыв с опозданием, восстановил против себя легата и вызвал раздражение бургундцев, 23 августа после бесчисленных проволочек дал понять, что едва ли признает за Карлом VII что-либо сверх того, чем тот владеет на данное время, в августе 1435 г. Решалась судьба Парижа. То есть англичане заняли позицию, представлявшую собой точный негатив позиции французов: то, что Карл VII сохранит, он будет держать в фьеф от короля Генриха VI. Иначе говоря, Карл VII переставал быть королем Франции. В лучшем случае он становился первым из баронов ланкастерского королевства.

Военная ситуация уже не позволяла англичанам выдвигать такие требования. Легат счел их неразумными. Ему даже казалось, что Карл VII достаточно делает для мира, предлагая в фьеф треть своего королевства, причем лучшую треть. Злой на Бофора и его людей, легат заявил, что теперь лучше не мечтать о всеобщем мире, но по-прежнему можно заключать частный мир. Таким образом верней можно достичь мира для Христианства.

Никто не поверил в случайное совпадение, когда 25 августа стало известно, что Ла Гир и Сентрай во главе королевской армии только что перешли Сомму и идут на Аррас. Филипп Добрый отправил им навстречу баронов из своего окружения. Бурбон срочно передал им, что они должны отойти назад. Ла Гир и Сентрай повиновались. Внешне все выглядело так, будто король Франции пресек несвоевременную инициативу; все поняли, что это было напоминанием — если когда-то стоял вопрос, перейдут ли англичане Луару, то теперь дорога стала вести в другую сторону.

Бедфорд находился в Руане, прикованный к постели болезнью. Старый кардинал Бофор плохо отдавал себе отчет, чем рискует, блокируя переговоры в момент, когда французы и бургундцы открыто обсуждают нечто, что может превратиться в сделку.

У Филиппа Доброго был великолепный двор, при котором находились его зять герцог Гельдернский и его племянник герцог Клевский, а также несколько десятков сеньоров из Бургундии, Фландрии, Эно и Артуа. 1 сентября он устроил пир в честь кардинала Англии. Под конец он отвел своего гостя в сторону — затем, чтобы оглоушить его выводом из долгих размышлений: из-за своего упрямства англичане сами виновны в разрыве союза, без которого рухнет всё политическое здание, воздвигнутое в Труа в 1420 г. Бофор разъярился. Он и архиепископ Йоркский жестикулировали в течение часа. Кардинал весь взмок. Его тщетно пытались успокоить, предлагая вино с пряностями.

Крики ничего не изменили. Герцог Бургундский не отказался от давно выношенного решения. Ночью в сопровождении только канцлера Бургундии Никола Ролена и двух скромных рыцарей он инкогнито направился к кардиналу-легату. У этой секретности была лишь одна причина: англичане в этой беседе были бы лишними.

6 сентября полномочные английские представители покинули Аррас. Официально они повезли Генриху VI предложения французов. На самом деле их отъезд означал разрыв, и ничто этого не скрывало. Кардиналы Альбергати и Лузиньян составили протокол.

Весть о провале ускорила конец того, чья энергия и ясность ума так долго поддерживали жизнь двойной монархии. 14 сентября Бедфорд умер в своем Руанском замке, где некогда решили судьбу Жанны д'Арк.

Тем временем по ночам герцогу Бургундскому наносил визиты Ришмон, чему способствовало его взаимопонимание с канцлером Роленом. 8 сентября весь конгресс собрался на мессу, которую служили за мир. Через день совет герцога почти единогласно высказался за сепаратный мир с королем Франции. Епископ Оксерский отметил, что произошло чудо: это была годовщина убийства Иоанна Бесстрашного. 11 сентября конгресс вернулся к работе, без англичан: оставалось только оформить договор. В принципе соглашение было достигнуто.

21 сентября 1435 г. в аррасской церкви Сен-Вааст после мессы, отслуженной легатом, проповеди епископа Оксерского и публичного прочтения договора на хоры вышел юрист Жан Тюдер, старик, который служил еще в парламенте Карла VI и которого в качестве докладчика прошений на службе Карла VII можно было видеть на всех переговорах с Бургундией. Уже лет двенадцать Жан Тюдер добивался мира. Он преклонил колени у ног Филиппа Доброго. Слова публичного покаяния, которые он зачитал, были зафиксированы в договоре.

Монсеньор герцог Иоанн Бургундский был незаконно и низко умерщвлен теми, кто совершил преступление под влиянием дурного совета. Эта смерть всегда вызывала скорбь у Короля, и ныне он сожалеет о ней всем сердцем. Он бы воспрепятствовал ей, если бы пребывал в теперешнем возрасте и имел теперешнее разумение, но он был очень юн и имел на то время малые знания, не будучи достаточно прозорливым, чтобы сие предвидеть.

Герцог Бургундский ответил, что он прощает, поднял уполномоченного короля Франции на ноги и обнял его. Потом он поклялся соблюдать мир. Французы согласились на все его требования. Это были почти те же уступки, какие политическое окружение королевы Иоланды предлагало сделать еще во время первых аррасских встреч, в августе 1429 г., сразу после победы под Орлеаном и миропомазания в Реймсе. Многие, кто оценил по достоинству услугу, оказанную Жанной д'Арк по разрешению сложной ситуации в мае и июне 1429 г., не могли удержаться от мысли, что ее упорство после первых побед, не принеся ни малейшей выгоды, отсрочило мир на пять лет. Король уступал, словно бургундцы его победили.

Аррасский договор включал три группы статей: одни были посвящены чисто моральному удовлетворению, другие — территориальной компенсации, третьи имели большое политическое значение.

Погребальные мессы, основание в Монтеро картезианского монастыря, мемориальный памятник на мосту, где была устроена ловушка, — вот что освобождало герцога Филиппа от угрызений совести в связи с его клятвой отомстить. Сверх того, Карл VII обязывался покарать зачинщиков убийства в Монтеро. Все прочие «обиды» предавались забвению. Оба кардинала официально объявили Филиппа Доброго свободным от клятвы, которая составляла единственное юридическое основание англо-бургундского союза.