Страница 5 из 14
— Кого? — Алла смотрела на нее, совершенно сбитая с толку. — Кого чуть не посадили?
— Ольгу, кого же еще! Поэтому-то, я думаю, она тебе и написала, помощи просила, деньги ей были нужны на адвоката, чтобы вытащить ее…
— А что она натворила?
— Я точно не знаю, но Лариса Вундер, наша прима, одевается в дорогих магазинах, и в вашем «Черном бархате» тоже, у нее денег много, она не торгуется, и продавцы ее просто обожают. Вот ее младшую сестру-то там и обокрали, в вашем «Черном бархате»: пока она крутилась перед зеркалом в зале, из примерочной кабины выкрали ее норковую шубу, очень, говорят, дорогую, которую она купила в этот же день и таскала с собой в большом бумажном пакете, да сумочку с деньгами, там было около двух тысяч зелеными и еще тысяч семь в рублях. Никто не знает почему, но подозрение пало на Ольгу… Понимаешь, накануне, я знаю это тоже со слов Вундер, Ольга купила старый «Мерседес», залезла в долги, понимаешь?.. Может, поэтому на нее подумали, а может, та девчонка, сестра Вундер, у которой шубу украли, видела ее в примерочной… Словом, ее задержали, нервы потрепали капитально, но потом, кажется, за недоказанностью отпустили… А ты спрашиваешь, не ходят ли они в театр, смешно… До театра ли им, когда они всю энергию тратят на то, чтобы дотянуться до своих клиенток, а если не получается, то выплескивают на них весь свой яд…
— Что-то ты слишком разозлилась на них… Женя, остынь. Я приехала и теперь постараюсь все выяснить, понять, что же такого произошло, что она просила меня помочь, ведь письмо от пятого июля две тысячи второго года. Встречусь с твоей Вундершей, поговорю с ней, с ее сестрой…
— Но зачем это тебе?! — искренне возмутилась Женя, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу. — Я понимаю еще, тебе хочется узнать, как они погибли, но эта история с шубой… Я рассказала тебе о ней, чтобы ты успокоилась и не винила себя в том, что не помогла тогда, три года тому назад, тем более что все закончилось благополучно, ее отпустили и обвинения с нее сняли. Кажется, даже сестра Вундерши просила у нее прощения…
— А настоящего вора нашли?
— Как же, найдут…
— А что с Ольгой было потом? Она осталась в «Черном бархате»?
— Нет, их с Ириной сразу уволили. Или же они сами ушли. Говорю же, эта история мимо меня прошла, я слышала о ней краем уха…
— Однако длинное у тебя ухо, — усмехнулась Алла.
— Если хочешь, я устрою тебе встречу с Вундершей прямо завтра. И с одним моим приятелем — следователем прокуратуры — могу познакомить. Он хороший человек, может тебе помочь собрать информацию о твоих подружках, о том, как они погибли… Но, уверяю тебя, это не очень интересная история. Отвлечешься, это да, хотя, собственно, ты же за этим и приехала…
— Стыдно так говорить, но это действительно так. Если они были живы и здоровы, я бы заехала, конечно, к тебе поплакаться в жилетку, но пробыла бы в Саратове недолго, вернулась в Кемер или отправилась бы еще куда-нибудь… Но это письмо всплыло именно после смерти Натана, и я подумала, что должна что-то сделать, хотя бы приехать сюда…
— Правильно сделала.
И вот в тот момент, когда Женя произнесла это, Алла вдруг испытала жгучий стыд за свой приезд и за свое эгоистичное желание расследовать дело, которого не было… Какое ей вообще дело до Ирины и Ольги? Они были в ее прошлой жизни, которая и в собственных-то глазах позорит ее, а что думает о ее легкомысленном прошлом Женя? Уж она-то знает, какой образ жизни вела племянница, предоставленная после смерти родителей сама себе. Ну и ладно… Она тоже была молодая, должна все понимать…
Глава 7
Энгельс, сентябрь 2002 г
Марина Шелестова ехала в старом разбитом автобусе по городу Энгельсу и спрашивала себя, как она могла вообще попасть в такую ситуацию и почему не нашлось никого на всем белом свете, кто бы отговорил ее подавать заявление в милицию. Девчонки, с которыми она жила на квартире, восприняли ее историю как возможность принять участие в бесплатном спектакле, получив выигрышные, нейтральные роли свидетелей чужой драмы, развлечься, посплетничать наконец. Тупые как пробки, они не догадались подсказать ей, пребывающей в состоянии душевной комы, в полной растерянности и испытывающей боль от сознания того, что ее изнасиловали — воспользовались тем, что она, голодная, быстро опьянела, — как можно выйти из этой непростой ситуации с наименьшими потерями, и вместо этого предложили самое радикальное — потащиться в милицию, предварительно сочинив повесть о том, как двое подвыпивших молодых людей изнасиловали невинную барышню. Им даже в голову не пришло, что если уж приняли решение идти всей компанией в милицию, то перед этим Марине нельзя было мыться — на теле должны оставаться истинные следы насилия… Напротив, девчонки согрели ей воды и заставили вымыться, привести себя в порядок, чтобы предстать перед представителями закона чистой и хрустящей. Ей даже дали электрические щипцы, чтобы она могла уложить свои непослушные рыжие волосы. Следователь… Отвратительный тип, который не верил ни единому ее слову и даже в душе, как ей показалось, посмеивался над ней. Вот почему, почему, спрашивается, он направил ее на экспертизу лишь спустя две недели?! Синяки, которые появились у нее в ту роковую ночь на внутренних сторонах бедер, почти сошли. Засосы на груди и шее — тоже. Оставалась одна надежда — что хотя бы внутренние изменения в ее теле (в памяти осталось мучительное воспоминание о том, как кто-то из этих двух парней совершал с ней какие-то болезненные и грубые действия) еще успеют послужить доказательствами того, что ее все-таки лишили невинности…
Она вышла из автобуса и пошла по скользкой от грязи дороге прочь от домов, в сторону какого-то пустыря, за которым виднелось серое двухэтажное строение — городской морг. Именно сюда ее направил следователь с коричневым конвертом, адресованным эксперту.
Возле дверей морга стоял грузовик, с которого сгружали, судя по очертаниям тела под грязной простыней, мертвеца. Какие-то парни в куртках и вязаных шапочках с деловым видом втащили носилки внутрь строения. Как если бы это была старая газовая плита или книжный шкаф.
Марину всю трясло, когда она переступила порог морга. Ей показалось, что электрический свет в коридоре излишне желт. И стены желтые, и даже какая-то пожилая женщина в кажущемся желтым халате тоже была желтая… Женщина спросила, где одежда для покойного. Предупредила, что если это будет костюм, то его разрежут сзади, говорила еще что-то обыденным, серым (а может, желтым?) голосом…
— Вы меня с кем-то спутали, мне к Геннадию Васильевичу, — проговорила осипшим от страха голосом Марина и попятилась, ударилась спиной о дверь, которая сразу стала будто опрокидываться назад. Марина, оступившись, чуть не упала, резко обернувшись, в серое прохладное помещение, присмотрелась, вдохнула в себя поглубже мерзкий запах гнили и вдруг вскрикнула — увидела лежащий на полке в отдалении синий труп…
— Вам кого?
Из голубой темноты показался пузан в бирюзовом халате, поверх которого был повязан оранжевый, побуревший от темных густых пятен, прорезиненный фартук.
— Мне Геннадия Васильевича, я из Маркса, от следователя… Он вам звонил, а у меня направление.
— Пойдемте. Я и есть Геннадий Васильевич.
У него было свежее розовое лицо, веселые карие глаза и сверкающая круглая молодая лысина.
Он привел ее в отдельный кабинет, включил свет, и Марина увидела гинекологическое кресло.
— Раздевайтесь, забирайтесь. — Он махнул рукой на кресло, сел за стол и принялся изучать содержание записки от следователя.
Она стояла, не в силах снять даже куртку. Тело не слушалось ее. Она в который уже раз пожалела о том, что заварила эту кашу. И вот теперь расхлебывает: Саша-пианист исчез, говорят, его видели в Красном Куте, он отсиживался там у своей любовницы, бывшей выпускницы музыкального училища Наташи Метлиной. Второй, который блондин, Роман Гончаров, отбоярился, предоставив следователю алиби — нашлась девушка, которая подтвердила его слова о том, что в ночь с 12 на 13 сентября он провел на мельнице с ней, и что они вообще собираются пожениться, а с пианистом на квартире был какой-то другой блондин. Марину приглашали, чтобы она опознала Романа, но она не могла ответить утвердительно, что это именно он. Либо он каким-то образом изменил свою внешность до неузнаваемости, либо она была настолько пьяна, что не запомнила его. Или же это был вообще не он. В любом случае, ей было ужасно стыдно перед этим парнем, ей сердце подсказывало, что он здесь ни при чем, что такой красивый, с благородной внешностью молодой человек ну никак не может быть насильником.