Беовульф

В медовом зале Хродгара собрался народ, пиром почтить прибытие Беовульфа, обещавшего освободить их от демона Гренделя. Внесли громадный медный чан, до краев наполненный медом, из глоток танов Беовульфа вырвался ликующий клич. Но люди короля, мужчины и женщины, не подхватили этотnклич. Слишком много ночей провели они в ужасе, слишком глубоко пустил корни страх. Глядя на лица их, можно было подумать, что собрались они не на пир, а на поминки, не для того, чтобы приветствовать гостей-гаутов, а для того, чтобы проводить их в последний путь. Но музыка играла весело, и мед потек рекой.

Беовульф стоял на ступенях трона с королевой Вальхтеов, рассматривал резьбу на стенной панели, круглый узор, напоминающий колесо телеги. Зеркало, расположенное на некотором удалении, в приемной Хродгара, отражало солнечный свет, падающий в окно, и направляло его на этот узор.

— Он может измерять день, — объяснила Вальхтеов, указывая на узор. — Когда солнце коснется нижней линии, день подойдет к концу.

— И появится Грендель? — спросил Беовульф, переводя взгляд с резьбы на лицо королевы, на ее фиалковые глаза. Таких глаз он еще не видел, да и красы подобной в жизни не встречал. Беовульф втайне восхищался супругой короля Хродгара.

Вальхтеов вздохнула.

— Надеюсь, что Один и Хеймдалль будут добры к тебе, Беовульф. Позор принесет этому дому гибель под его кровом столь славного героя.

Беовульф тряхнул головой, стараясь, чтобы вид собеседницы не мутил ею сознания, не мешал складывать слова в речь.

— Нет позора — погибнуть в борьбе со злом. Только слава и место в Вальхалле.

— А вдруг ты и вправду погибнешь?

— Тогда не будет трупа, чтобы слезы лить, госпожа моя. Не надо будет таскать дрова на погребальный костер. Грендель сожрет мой труп, расколет кости и высосет из них мозг. Все сожрет.

— Я буду печалиться о твоей гибели, герой. Твои люди будут печалиться.

— Нет, не будут они печалиться. Их ваш Грендель тоже сожрет, — засмеялся Беовульф.

— Нельзя шутить над такими вещами, — нахмурилась королева Вальхтеов. — Ты совсем не боишься?

— Какой смысл бояться? Три норны[37] сидят у подножия древа Иггдрасиль. Сидят-посиживают, прядут нити наших жизней. Я лишь одна из нитей, как и ты, государыня Вальхтеов, как и любой живущий. Судьбы наши вплетены в ковер жизни давным-давно, когда мир был еще молодым. К чему беспокоиться о том, чего нельзя изменить?

— Ты уверен, что все именно так? — спросила она, хмурясь и глядя себе под ноги.

— Лучшей истории я не слышал Может быть, ты знаешь что-нибудь другое? Тогда расскажи. Она подняла на него взгляд, но ничего не ответила.

— А, Беовульф, вот ты где! — Вальхтеов и Беовульф обернулись и увидели короля Хродгара. Четыре тана поднесли его в паланкине. Они поставили паланкин, один из них помог королю сойти. — Я как раз думал о твоем отце, добром Эггтеове. Вражда, помню, была. Он бежал от Вильвингов. Он убил одного из них, голыми руками прикончил.

— Хадолаф, — подсказал Беовульф. — Так звали убитого отцом Вильвинга.

— Да! Точно. Он. — Хродгар остановился рядом с Беовульфом и Вальхтеов. Таны унесли паланкин, придворные короля начали подтягиваться к трону. — Я заплатил вергельд[38], цену крови за убитого, и твой отец дал мне клятву. Давно это случилось, был я молодым королем тогда. После смерти старшего брата. Он меня во многом превосходил, Херогар, клянусь, жаль его… Да, так вот, появился Эггтеов, и я послал вергельд Вильвингам, чтобы покончить с враждой… И вот, никакое доброе дело не остается без воздаяния. Я спас твоего отца, а теперь ты прибыл, чтобы спасти наши шкуры, вот как! — Он звучно хлопнул Беовульфа по спине, и Вальхтеов вздрогнула.

— Я благодарен тебе за доброту, проявленную к моему отцу, — ответил Беовульф. — И благодарен судьбе за возможность отплатить тебе добром, государь.

— По совести говоря, давит на меня то, что я перекладываю свои заботы на чужие плечи. Но демон Грендель уничтожил моих лучших воинов. Поредела моя дружина, Беовульф. И в моих руках былой силы уж нет. Однако ты прибыл, и ты убьешь монстра, уверен я в этом.

Тут из тени позади трона раздался горький, издевательский смех. Изображая ладонями аплодисменты и кланяясь, на свет выступил Унферт.

— Честь и слава Беовульфу, великому и могучему! Спасителю наших данских душонок. А позволит ли великий и могучий своему скромному поклоннику один нескромный вопрос?

Беовульф ничего не ответил, только внимательно вгляделся в зеленые глаза Унферта.

— Можно? Спасибо. Так вот, дело в том, что есть на свете еще один Беовульф. И тот Беовульф вызвал Бреку Могучего на заплыв в открытом море. Или это один и тот же Беовульф?

Беовульф кивнул.

— Да, я плыл с Брекой.

Унферт нахмурился и вцепился пальцами свою черную бороду.

— Я-то думал, другой Беовульф плыл с Брекой. Потому что, — Унферт повысил голос, чтобы его услышали и те, кто стоял в отдалении, — потому что тот Беовульф, который nплыл наперегонки с Брекой, проиграл! Тот хвастливый и тщеславный дурень рисковал своей жизнью и жизнью Бреки на китовом пути[39] и проиграл. Потому-то я и полагал, что другой там был Беовульф, тезка твой, великий герой.

Беовульф шагнул к Унферту.

— Я плыл с Брекой, — повторил он.

— Спасибо, ты объяснил, я понял. Но победил-то он, не ты. Плыли вы семь ночей, и он победил. Утром выплыл он к берегам хеатореамов[40], к землям Бродингов, и гордился своею победой, и гордился по праву. Но ты, Беовульф, могучий воин, который не смог выиграть заплыв… — Унферт прервал речь, принял чашу меда из рук своего раба, мальчика Каина, приложился к ней, затем утер рот и продолжил: — Что до меня, то я не только сомневаюсь, что ты сможешь выстомть против Гренделя, хоть мгновение продержаться… Я сомневаюсь, что ты осмелишьcя остаться в зале всю ночь. Против Гренделя ночь… Х-ха… — Унферт ухмыльнулся и снова припал к чаше.

— Трудно спорить с пьяным, — начал Беовульф.

— Сударь, — обратилась к нему Вальхтеов, пронзая пылающим взглядом Унферта, — тебе вовсе ни к чему спорить с сыном Эгглафа.

— Но он прав, — продолжил Беовульф. — Я не выиграл заплыв… — Он закрыл глаза, в голову ударили образы той безумной гонки. Беовульф против Бреки, и оба они против холодной и буйной морской стихии. Морозные волны Гандвика[41], Бухты Змей, вздымались и опадали, поднимали обоих пловцов так высоко, что они могли различить вдали рваные очертания береговой линии земли финнов. Затем водная поверхность провалилась, и горизонт сузился до кусочка серого неба над головой, над плотными крутыми стенами зловеще блестящей воды. Опасны подводные течения, боятся их рыбаки и моряки, но Беовульф и Брека сильны, сильнее холодных пальцев ундин, готовых втянуть их под воду, сильнее даже воли Эгира, Отца Волн. Они медленно, но неуклонно продвигались к восточному берегу, плыли наравне, плечо к плечу. И так на протяжении пяти дней, ни один не мог надолго вырваться вперед. Брека держал в зубах кинжал, Беовульф в правой руке сжимал меч. Кто отважится сунуться в Гандвик без оружия? На севере скопились пурпурно-черные облака, окаймленные серым, молнии уже начали лизать волны.

— Похоже, ты устал, — крикнул Беовульфу Брека и принялся отплевываться: волна сразу же плеснула ему в рот горсть горькосоленой воды и пены.

— Интересно… Я только что подумал то же самое о тебе, — прокричал в ответ Беовульф. Тут очередная волна разнесла их в разные стороны, поднимая Беовульфа и проваливаясь под Брекой. Гаут почувствовал, что пришла его пора Он сильнее, лучше плавал. Долгих пять дней дожидался он этого момента, копил силы для последнего рывка. Небольшое усилие — и вот он уже оторвался от Бреки.

Но морской гигант и его дочери еще не сказали последнего слова. В их силах доказать, что ни один смертный не вырвется из их власти. Разразившийся шторм принес не только ветер, дождь и молнии. Он взволновал водные массы, взбудоражил обитателей глубин, выгнал из придонных обиталищ морских змеев и иных чудовищ, которые ни разу за всю жизнь не приближались к поверхности, рылись в донном иле. Но, испуганные молотом Тора[42], Сокрушителя гигантов они поднялись сквозь заросли водорослей и обнаружили пловцов. Среди них были змеи, в сравнении с которыми могучие киты кажутся мелкими кильками, ненасытные отпрыски драконовых детей Локи, акул, угрей и морских червей. Тот, кто встречает этих чудовищ, не выживает, чтобы рассказать об увиденном.