Добрая, злая

– А… Ладно. Не мешай, тут самое интересное началось…

Перекинул одну ногу на другую, подтянул к себе за щиколотку. Даже такое немудреное движение у него красиво получается, с ленивой мужской грацией. И сам весь – красивый, от макушки до пяток. И мама от него в восторге…

Вообще, у мамы относительно мужской красоты своя философия сложилась, довольно странная. Мол, держать около себя красивого мужика – это просто занятие такое приятное, как украшательство жизни, не более того. Как она говорила: жизнь теперь так устроена, что поделаешь? Бабы везде рулят. Главное – за этот руль правильно ухватиться. А остальное, в том числе «украшательство», само собой приложится. И если не психовать, а принять эти новые правила как данность, то вот оно, семейное счастье, возьми его на тарелочке с голубой каемочкой. Однажды у них по этому поводу очень даже интересный разговор получился…

– …Мам, а папу ты тоже около себя ради красоты держала, так, получается?

– Ну, скажешь тоже! Нашла красоту! Да на него ж относительно красоты – без слез не взглянешь! Нет, с папой – это другая песня… Я его, сволочугу, за другие украшательства жизни ценила…

– Это за какие?

– Ну, как сказать… За воспитание, за вежливость… Это, между прочим, тоже красота, только другого рода. Может, и лучше даже, чем красота внешняя. А что, разве я не права, доча? Ты же знаешь, какая я с рынка домой прихожу! Злая как черт. Наорешься там, накувыркаешься, придешь домой, а там – тихая вежливость за столом сидит, бумажки свои архивные перебирает… Глянешь – сердце гордостью умиляется. Копейки не заработает, зато шибко интеллигентный. В моем бизнесе, сама знаешь, интеллигентов не водится, все сплошь одни барыги да бандюки бывшие, а дома – такая тихая красота сидит! Чистенькая, молчаливая, в белой рубашечке…

– Не знаю, мам… По-моему, это даже несколько обидно звучит.

– Да почему ж обидно-то? Ты мне это брось, обидно! Ты реальностью лучше живи, учись, на ноги вставай, а потом бери себе в жизнь украшательство какое захочешь! Хошь – с лица, хошь – с души… По крайней мере, знаешь, для чего вкалываешь. А то сейчас многие бабы растерялись, требуют от мужиков не знамо чего. А они все нынче на один манер слеплены: если красивый, то лентяй, если вежливый да душевный, то нищий. Выбор невелик, доча. Главное, надо в нем определиться да вовремя схватить себе хорошее украшательство. Любая женщина это может. Даже которая и не особо с лица удалась…

Да. С лица не удалась – это мама ее имеет в виду, конечно. Правда, не удалась. Но жить все равно как-то надо, и по веревочной лестнице вверх карабкаться надо! Может, мама и права относительно того, что украшательства для жизни надо самой придумывать… Вот как она себе Кирюшу придумала, например.

Хотя, если уж быть до конца честной, это мама ей Кирюшу придумала. То есть к рукам прибрала. Ходил парень по рынку, работу себе искал и довольно удачно набрел на мамин магазинчик. Она его взяла для начала грузчиком… Пригляделась-присмотрелась, потом на день рождения домой пригласила. Она и опомниться не успела, как оказалась с Кирюшей тут, в бабушкиной квартире. А квартира-то, между прочим, отцовская – бабушкино наследство. Но это надо маму знать – заставила-таки отца при разводе переписать квартиру на нее. Раз, мол, ты, сволочуга, решил из семьи уйти, то и квартиру дочери оставь, не греши… А на отца надавить – раз плюнуть. Он и настаивать не стал, все бросил. Видно, невмоготу стало жить в украшательствах маминой грубой «бизнесменской» жизни. Ладно, лучше этой темы не касаться, иначе настроение совсем испортится. Пойдем-ка мы лучше «украшательство» отбивными кормить…

Поставив на столик перед Кирюшей поднос с едой, она присела на подлокотник кресла, возложила руку на его мускулистое предплечье. Но мускулистое предплечье дернулось недовольно, и будто пробежала по руке колкая, идущая от него неприязнь. Обидеться, что ли? А впрочем, не стоит… Кирюшу вообще лучше не трогать, когда он свое дурацкое реалити-шоу смотрит. Ладно, спишем на знойность увлечения… Заодно и поглядим, чего он там такого знойного углядел?

На экране происходило что-то вроде общего сходняка. Молодые ребята и девчонки сидели по кругу, отвечали на вопросы белокурой красавицы ведущей. Слово взяла жгучая брюнетка с вывалившейся из декольте грудью. Поджав силиконовые губки, проговорила капризно:

– Нет, я не хочу такого к себе отношения! Не хочу! Он все время требует, чтобы я ему борщи варила и котлеты жарила, а я не хочу! Я сюда пришла любовь строить, а не у плиты стоять!

– Что ж, твои претензии вполне понятны, Танечка… – глубокомысленно изрекла ведущая, тоже поджимая губки. – На нашем реалити-шоу люди действительно строят свою любовь…

Тихо хмыкнув, она чуть склонилась, взглядывая Кирюше в лицо и ожидая увидеть на нем что-нибудь соответствующее своему хмыканью, саркастическую улыбку, например. Нет, зря надеялась… Не было на лице у Кирюши никакого сарказма. Была лишь полная вовлеченность в происходящий на экране дурной диалог.

– …И на сегодня это все! – тем временем жизнерадостно изрекла ведущая. – С вами был телепроект «Стройка любви» – построй свою любовь!

Кирюша вздохнул так радостно, будто сбросил с себя тяжкий груз вовлечения. Прогнул спину, потянулся, с удовольствием оглядел еду на подносе.

– Кирюш… Ну вот объясни, может, я не понимаю чего… Неужели тебе и впрямь интересно на это смотреть?

Он глянул на нее расслабленно, улыбнулся слегка. Потом снисходительно произнес:

– Да при чем здесь интерес, Сань? Хотя вообще – да… Мне интересно… Интересно смотреть, как умные люди в жизнь пробиваются. Ты думаешь, они там все дураки, что ли? Им же за это немалые деньги платят! А хавчик у них какой, ты видела?

– Нет… А какой?

– Клевый и бесплатный, вот какой! И житуха на свежем воздухе! Целый день только и делают, что лапают друг друга да в бассейне купаются.

– Хм… А им что, не скучно… целый день друг друга лапать?

– Ладно, не остри. Думаешь, так легко попасть в телевизор? Ты знаешь, какую они потом себе карьеру делают?

– А… Если в этом смысле… А какую карьеру, Кирюш?

– А такую! К ним потом, после телевизора, все относятся как к звездам! А главное – ни за что! И работу непыльную найти запросто можно. Деньги платят за то, чтоб только свою рожу на работе показывали!

– Кирюш, но это же скучно… Ходить на работу, чтоб за рожу платили… Даже несколько унизительно…

– Чего ты заладила: скучно, скучно! Мне, например, нисколько не скучно! Это жизнь, Саня, жизнь… Дураки работают, умные в ящике сидят и ни за что деньги получают.

– Да… Вот так и поверишь прилепинскому Саньке – в ящике бесы сидят… – тихо произнесла она, скорее для самой себя, чем для Кирюши.

Однако сумел-таки Кирюша уловить в ее голосе что-то для себя обидное. Отхватив зубами от отбивной порядочный кусок, невнятно проговорил, пережевывая:

– Это про какого ты Саньку сейчас говоришь? Вот про этого, что ли?

Небрежный кивок в сторону, на диван, где лежит книга – яркое багровое пятно обложки на фоне мохнатого белого пледа. Захар Прилепин. «Санькя». Когда покупала, название привлекло. Тезка все-таки. Только вчера закончила читать.

– Да, Кирюш. Про этого. Не читал?

– Да делать мне нечего… Как будто для мужика других занятий не найдется. Кстати, я вот спросить хотел… Чего она так смешно называется, твоя книга? Почему «Санькя»? Опечатка, что ли?

– Нет, Кирюш, это не опечатка.

– Тогда почему?

– Ну, долго рассказывать…

– Да и не надо. А кто он вообще такой, этот Санькя?

– Он… Он нацбол.

– Это что, спортсмен, что ли?

– Нет. Национал-большевик.

– У-у-у…

Ох, каким ледяным ветерком просквозило это насмешливое Кирюшино «у-у-у»! Так просквозило, что опрокинуло на вдохе в злость, свело раздражением зубы. Понимал бы чего, любитель халявного хавчика! Еще немного – и не сдержалась бы, схватила тарелку и вывалила макароны ему на голову… А что примерно такой же гневный приступ у прилепинского Саньки и случился. Только эти макароны, которые на тарелке, свежие, а у Саньки под рукой прокисшие были. И не на Кирюшину голову он их вывалить собирался, а в лоснящуюся чиновничью морду в телевизоре.