Осенние сказки

- По нашим законам, - отчужденно проговорил пленник, - двое, избравшие друг друга и признавшиеся в этом, считаются мужем и женой по закону. Тем более, ребенок… - Он засмеялся. – Так что, парень, можешь передать всем своим поклонницам: я, мол, потерян теперь для общества…

Дайран фыркнул.

- Найдешь тут поклонниц, как же. Лейтенанта Кларса, разве что… - и захохотал, представив себе эту картину.

Оба пленника тоже засмеялись. Старик, лежавший в стороне, повернулся к ним, лицо его осветилось улыбкой, и Дайран понял, что этот человек – не старик вовсе, так, лет под сорок, а может, и того меньше. Но улыбка угасла, резкие и суровые черты снова стали отчужденными.

Дверь скрипнула. Дайран оглянулся – на пороге стоял молоденький солдат из второго отделения – видимо, часовой.

- А… Ойолла, ты? Я думал, командир тут. Ты чего… здесь?

- Сгинь! – рявкнул Дайран, и солдатика вмиг ветром сдуло. Но появлением своим этот мальчишка напомнил ему, что пора уходить. Пора. Но он совсем ничего еще не узнал.

- Расскажи о сыне… – попросил умоляюще Дайран. Пленник чуть улыбнулся.

- Хороший пацан. Маленький еще, но уже характер чувствуется. – Парень вгляделся в лицо Дайрана, потом прикрыл на мгновение глаза. – Действительно, на тебя похож – и губы такие же… хотя что там можно сейчас еще понять – сто раз переменится, пока вырастет…

- Слушай, а ты не врешь? – неожиданно перебил его Дайран.

Пленник покачал головой, но ответить не успел – дверь скрипнула, отворяясь, снова. На этот раз за ней снова маячил тот молоденький часовой, но уже в сопровождении Брена, заспанного и злого.

Брен, не церемонясь, схватил Дайрана за рукав и вытащил вон. Отбирая ключ от двери, прошипел:

- Ты что, мать твою, не соображаешь совсем? Ты хоть понимаешь, как ты меня подставляешь?

- Брен! – умоляюще сказал Дайран, вцепившись в ключ. – Я тебя очень прошу! Ну пожалуйста! Ну… хочешь, я тебе завтра сапоги почищу? Или пить больше не буду? Или…

Брен посмотрел на него чуть более внимательно.

- Что, все так серьезно?

- Брен!

- Ладно, хрен с тобой. Через десять минут ключ принесешь мне. И смотри, Дайран, ох, смотри… Пошли, - кивнул он часовому, и оба скрылись за углом.

- Спасибо… - запоздало пробормотал Дайран.

Дайран, нагнувшись, вновь шагнул в низкий сарай. Решение пришло мгновенно.

- Встали оба, - отрывисто сказал он.

Пленники недоуменно посмотрели на него.

- Ты, - это относилось к тому, кто постарше, - руки дай. – Резким ударом кинжала Дайран перехватил связывавшую пленника веревку. Морщась от понимания того, что делает, так же отрывисто и резко сказал: - У нас десять минут. Я выведу вас через калитку в лес. Дальше – дорогу найдете?

- А ты? – спросил старший.

- Вам какое дело, - буркнул Дайран. – За мной, оба…

Пройти, держась вдоль стен и в тени, к забору не составило труда – благо, сарай находился почти у самой ограды. В заборе была выломана доска – это Дайран знал, через дыру солдаты бегали в деревню за самогоном. Дайран первым выскользнул в щель, за ним бесшумно и молча просочились оба пленника. Тропинка, незаметная в темноте, нашлась под ногами легко, и через пару секунд три тени растворились в ночной тишине.

Они отошли от части совсем недалеко, но Дайран остановился. Оглянулся. Пока все было тихо. Брен еще не хватился его, еще есть время, очень мало, но есть.

- Все, - сказал Дайран. – Дальше – сами. Если повезет – уцелеете.

- Постой, - парень шагнул к нему. – Идем с нами.

- Зачем? – угрюмо спросил Дайран.

- Ты понимаешь, что тебе будет за нас?

- Тебе-то что… Дальше фронта не пошлют…

- Расстреляют…

- Да и черт бы с ним, - устало сказал Дайран. Ему было уже все равно. Он прекрасно понимал, что совершил сейчас воинское преступление, и знал, что за этим последует, но устал настолько, что оставалось только одно желание: вот прямо сейчас лечь в мокрую от росы траву и уснуть. И будь что будет.

- А в Особый отдел попасть – тоже черт с ними? – спросил его старший. Дайран махнул рукой и, развернувшись, шагнул было обратно, но пленник удержал его.

- Погоди… Мы проведем тебя к жене, если ты этого захочешь.

Дайран замер.

- Ну? Ты идешь с нами или возвращаешься?

Ночную тишину разрезали крики – и звуки рожка. Боевая тревога. Значит, его все-таки хватились…

- Куда идти? – спросил Дайран угрюмо.

- Следуй за мной и не отставай, - бросили хором оба, ныряя в темные заросли.

Дайран выругался и последовал за ними.

2008

Актерка

Июнь выдался не по времени дождливым и зябким. Мелкая морось сводила с ума своей монотонностью; хорош шелест дождя после долгой жары – тогда он несет отдохновение. Но если с неба каплет не пойми что весь месяц, если хлеб, едва поднявшись, грозит не поспеть к сроку из-за холодов и сырости – поневоле все проклятья на погоду сложишь. Мокрые крыши домов сиротливо чернели под низким небом.

Впрочем, на базарной площади в торговый день людно. Дождь там или не дождь, а соли или хлебу все равно, в какую погоду быть купленными. День перевалил за половину, но толпа не редела. К полудню, вдобавок, дождь перестал, в тучах иногда проглядывала синева. Зазывные крики торговок смешивались с гомоном покупателей, над рядами носился, дразня, запах свежего хлеба и мяса.

Двое темноволосых юношей, смеясь, протискивались сквозь толпу. Купив два пирожка с черемухой у краснолицей тетки («Кушайте, господин, на здоровьичко!»), они вертели головами, порой засматриваясь на диковины, выставленные на продажу. Вот машут головами деревянные петухи, если дернуть их за веревочку. Вот мужик на липовой ноге колотит дубиной медведя. Вот вышитое полотенце – подсолнухи расцвели так ярко, что глаза радуются… один из юношей остановился, засмотревшись, и засмеялся от удовольствия. Второй потянул его за рукав:

- Неймется тебе… Идем же.

Они были похожи почти до неразличимости и чертами лица – братья! - и богатой, расшитой золотыми нитями одеждой. Властная осанка выдавала в обоих привычку повелевать, руки – холеные и белые – явно не привычны были к тяжелой работе. В ином месте прохожие кланялись бы им в пояс, едва завидев на них медальоны с выточенными соколами: княжичи. Такие же соколы виднелись на рукоятях привешенных к поясу кинжалов. Но в такой толкучке, как здесь, поклонись поди попробуй…

Братья выбрались, наконец, из толпы и огляделись. Старший – чуть выше ростом, чуть мягче черты тонкого лица - снял с головы берет, вытер мокрый лоб.

- А жарко…

- Говорил же – делать тут нечего, - пробурчал под нос младший.

- Не ворчи, - улыбнулся брат. – Не все сиднем дома сидеть… так и закиснуть недолго.

- Ну, разве что, - вздохнул брат. – Хотя, право слово, надо было верхом поехать… - и, помолчав, спросил: - Лучше скажи, зачем ты нынче утром отцу понадобился? Случилось что?

- Понадобился, - махнул рукой старший. – За чем бы путным, так нет…

- Жениться, что ли, заставляет? – пошутил младший.

Брат искоса глянул на него.

- Угадал…

- И на ком? – уже без улыбки, сочувственно.

Юноша невесело усмехнулся.

- А то сам не догадываешься…

И поморщился – вспоминать нынешнее утро ему не хотелось.

Этим утром старые клены понуро заглядывали мокрыми листьями в окна княжеского терема, терлись растопыренными ветками о расписные маковки крыш. Распахнутое окно богато убранной комнаты под самой крышей облюбовали сразу две тонкие веточки, жались к людям, словно прося поделиться теплом.

Мокрая резная ограда; стражники у мокрых ворот – волосы облепили мокрые лица, пахнет сырым деревом. Дождевые капли стучат по резным перилам высокого крыльца, по узорчатым ставням. Ежатся и взвизгивают, выскакивая на улицу, дворовые девки. Непогода загнала под крышу многих из тех, кто толчется обычно на княжеском дворе – по делу и без дела; просители, сменившиеся стражники, слуги. Нахохлившись, похожий на аиста, прошествовал на длинных ногах княжеский казначей – капли залетали ему за шиворот.