Музыкальный приворот

Подруга повернула лицо ко мне и выдала гневную тираду:

– Ты что, совсем того? Катя, ты вообще понимаешь, что ты иногда морозишь? Я вышла из дома без туфлей! В плюс десять! Какая смешная шутка! Я тут спешу на самую важную встречу в моей жизни, а ты мелешь ерунду! Да, Катенька, да, я вышла босиком! А это, – потрясла она в воздухе черной изящной туфлей на огромном каблуке, – это я в машине нашла! Дяденька-водитель это, наверное, носит!

Дяденька-водитель оглянулся, увидел туфлю и тут же запротестовал:

– Нет-нет, это не мое!

– Это не его! – как маленькому ребенку сказала мне подруга. – Как думаешь, чье тогда?

Я спокойно улыбнулась ей. Хорошо, что Нинка нервничает и злится по пустякам. Если бы она до сих пор на меня обижалась, то вообще бы всю дорогу молчала. А ссориться с подругой, тем более из-за какой-то ерунды, мне совсем не хотелось.

– Так что с тобой? – вновь спросила я.

– Мозоль натерла, – коротко ответила подруга.

– Когда успела? – изумилась я. – Ты же утром была нормальная.

– Я и сейчас нормальная. Я, как ушла от тебя, решила пробежаться по магазинчикам. Полечить шоппингом свои несчастные нервы. Видала? – ткнула себя в грудь Нинка. – Классная штука, туника из легкого французского трикотажа, последняя коллекция «Элизабэт Мэйлер». Но не об этом речь. Я купила себе новые туфли, – с ненавистью ее глаза уставились на предмет обуви, который подруга до сих пор сжимала в руке. – И прямо в магазине их надела. Решила разносить. А они... мне мозоль натерли, эти чертовы калоши! – она с размаху ударила ни в чем не повинную туфлю по мягкому сидению. Водитель опять оглянулся – наверное, хотел удостовериться, что его транспортному средству не принесли вреда действия странной длинноволосой блондинки.

– Бедная, – искренне посочувствовала я Нине, – сильно натерла?

– Сильно. До крови. И, главное, когда? В такой важный день! Но ничего, даже если обстоятельства против меня, я не сдамся! Проклятые туфли. Проклятый бренд. А чертов продавец меня убеждал, что они удобные и кожа в них мягкая! Ага, мягкая! Как наждачка.

Далее Нинка, потирая вытянутые ноги, сообщила мне, привычной ко всем ее ругательствам, и водителю, который немного опешил, в какое место она запихает наждачную бумагу бедному продавцу, куда вставит ему злосчастные туфли, и почему заставит съесть его то, что не удалось в него же засунуть.

Выговорившись, она закашлялась от переизбытка эмоций. Я с сочувствием посмотрела на подругу.

– Нин, а чего ты другие туфли-то не обула, чтобы не так больно было? – поинтересовалась я.

– Мне одинаково больно во всех моих туфлях.

– Может быть, нужно было надеть балетки?

– Ненавижу их. Не понимаю обувь без каблуков, – поморщилась она, выуживая из сумки зеркальце в тонкой серебряной оправе.

– Кроссовки тогда можно было бы. – Не успокаивалась я.

– Нельзя! Я же не дура, чтобы под такую одежду спортивную обувь надевать. Ой, Катя, в тебе – бездна вкуса. Тебе только трусы носить на голове осталось.

Я обиделась. Подруга, не замечая этого, принялась подводить и без того щедро накрашенные светло-розовой помадой губы.

– Ты меня слезно уговаривала поехать, а теперь обзываешься, – укоризненно ответила ей я. – Ты забыла?

– Да ладно тебе, Катька. Кстати, я же сказала тебе одеться получше. А ты что напялила? Мы на рок-концерт идем или на твое собеседование в госструктуры?

– Отстань.

Я внимательно оглядела себя: расстегнутая бежевая куртка, черный жакет со вставленной косой молнией и белой воротником-стойкой, черная же прямая юбка чуть ниже колен. Вполне официальный костюм, я в нем обычно на экзамены хожу, чтобы преподаватели относились ко мне, нерадивой студентке, немного серьезней.

– Ну, журналисты же должны одеваться во что-то официальное, – осмотрела я еще раз собственную одежду. Чисто, опрятно и, как мне кажется, элегантно. Чего ей опять не нравится?

На это она лишь фыркнула:

– Должны, как же! Это же пресс-конференция рок-группы, а не будущего президента Российской Федерации. Вся журналистская братия припрется в нормальной повседневной одежке. А ты вообще на учительницу похожа. Надо было проследить за тобой, милочка. Хотя... Это даже твоему домашнему стилисту не под силу. – Нинка махнула рукой. – Но что с тобой поделаешь? Не переодевать же тебя. Хоть накрасилась прилично, и с прической порядок. Леша постарался? Я так и подумала. Ты пакет-то взяла? Если нет – я тебя задушу, а водитель спрячет твое тело.

Мужчина, сидевший за рулем, кисло посмотрел на Нинку.

– Что, не будете прятать? – спросила она у него тут же. – Я заплачу.

– Вы какая-то странная, девушка, – отозвался водитель, останавливаясь на светофоре.

– Я много заплачу, – с тем же серьезным видом сказала Журавль.

Мужчина почему-то отказался и добавил:

– Ваша подруга, наверное, еще жить хочет?

– Хочет, – Нинка расхохоталась.

Я не принимала участия в ее веселье. Смотрела в окно, за которым мелькали все те же сотни и сотни спешащих горожан и разноцветный поток машин. Когда уже распустятся листья на деревьях, когда станет зеленым город? Надоело уже смотреть на голые ветки, печально качаемые ветром.

Такси внезапно затормозило. Я-то была пристегнутой, и поэтому меня просто дернуло: сначала резко вперед, а потом назад. А вот развалившаяся сзади Нинка едва не упала.

– Вы водить умеете?! – заорала она на пожилого водителя, который отчаянно сигналил какому-то мальчишке, выбежавшему вдруг на проезжую часть. Друзья ребенка стояли на противоположной стороне дороге и весело ему махали. Мальчик только что едва не нырнувший под колеса машины, кричал им что-то в ответ, радостно улыбаясь.

– Ребятня развлекается, – проворчал водитель. – Нашли себе развлечение – через дорогу на красный свет бегать!

Нинка, не долго думая, открыла окно, и, пока наше такси не уехало слишком далеко, прорычала, словно действительно была настоящей Демоницей:

– Ты, гавнюк малолетний! Отупел? Еще раз на дороге увижу, я тебе голову отрежу! И кровь выпью!

Мальчик замер и заморгал. Когда он что-то невнятно замямлил в ответ, мы уже были далеко.

– А вы, девушка, даете! – покачал головой пожилой мужчина.

– Никому я ничего не даю. Ненавижу детей. Маленькие подонки! Тот, кто придумал поговорку «дети – цветы жизни» наверняка был бездетным.

– Ты будешь доброй мамой, – заметила я. – И будет большим счастьем, если твой сыночек или доченька не станут заиками от твоих воплей.

Водитель молчаливо поддержал меня. Нинка, осматривая свою «мозольную» ногу, с достоинством ответила:

– А то. Но в ближайшие лет пятнадцать мне никаких детишек не светит. И мужа тоже.

– Многие девочки в вашем возрасте уже о мужьях мечтают, – встрял водитель, которому было скучно просто так крутить свой руль. – Вон моя Женька, дочка старшая, так очень замуж хочет. Чуть ли не бредит девка.

Упоминание о возрасте Нинке не понравилось:

– В каком таком возрасте, дядя? Сейчас не модно рано жениться, чтоб вы знали. И вообще, охота быть рабыней.

– Какой еще рабыней? – не понял пожилой мужчина.

– Обыкновенной! – высокомерно сказала Нинка. – Вы у вашей супруги поинтересуйтесь, она вам подробно и объяснит. О, Катька, смотри, дом Альбины торчит слева!

Действительно, высокий дом, в котором жила экстрасенс, виднелся над верхушками других зданий. На него падали косые лучи спускавшегося к горизонту солнца, поэтому казалось, то многоэтажка сияет золотом.

– Это знак, – восхищенно проговорила подруга, – от высших сил, что Альбинин метод подействует. И тогда я бу....

Машина, взвизгнув всеми четырьмя колесами, опять резко затормозила, лишь каким-то чудом не поцеловав бампер ехавшего впереди «Опеля».

– Дядя, вы на дорогу смотрите лучше! – взвизгнула Нинка, доставая свою туфлю, улетевшую под сидение. – Я не хочу ноги протянуть в таком молодом возрасте!

– И я не горю желанием, – мне тоже хотелось жить.

– Я профессиональный водитель. Не бойтесь, – уже вновь ехал по полосе шофер. Мужик из «Опеля» что-то орал ему вслед, высунувшись по пояс из окна. Нинка не сдержала свою хулиганскую натуру, показала мужику неприличный жест и ответила пожилому водителю в нашем такси: