Вторая кожа

— Впрочем, мне кажется, вы уже и сами пришли к этому выводу.

— А как же сюкен, сочетание Акшары и Кширы, оно существует? Я слышал самые противоречивые мнения на этот счет.

Кисоко молча продолжала глядеть на него, хитро улыбаясь.

— А вы-то сами что думаете?

— Я думаю, что недостаточно знаю, чтобы делать окончательные выводы и выносить суждения.

— Ну, Линнер-сан, вы знаете гораздо больше, чем большинство тандзянов.

Она поставила стакан обратно на сервант. Николасу показалось, что женщина с сожалением взглянула на пустую бутылку из-под виски. Потом повернулась к нему:

— Ответ на ваш вопрос в вас самом.

— Что вы имеете в виду?

Не говоря ни слова, Кисоко долгим взглядом посмотрела на Николаса, и он вдруг почувствовал, что они оба готовы раскрыть свои души друг перед другом.

— Акшара и Кшира существуют не где-то, а в вас самом, Линнер-сан.

Эти слова ошеломили Николаса. Конечно же, она абсолютно права! Все это время ответ на вопрос о существовании сюкен находился в нем самом. Он и был живым доказательством сочетания двух форм тау-тау. Канзацу, его учитель, просчитался. Его самого Кшира свела с ума, и он думал, что у Линнера тоже не хватит сил справиться с этой формой тау-тау. Волна облегчения нахлынула на Николаса, и он пожалел, что рядом с ним не было Коуи, чтобы разделить его радость.

В воздухе плавали крошечные пылинки, и ему казалось, что каждая из них имела свою историю и могла бы о многом порассказать.

— Кисоко, — наконец произнес он, — вы были так добры ко мне.

— Мой брат любил вас как собственного сына, и я тоже испытываю к вам подобные чувства.

Взгляд ее глаз чем-то напоминал взгляд Коуи, странно, но Николас испытывал необъяснимое чувство покоя и уюта в ее обществе, и ему внезапно стало очень жаль, что она уезжает.

— У вас особая судьба, Николас, особое предназначение. Я чувствую это, как горячие лучи солнца на спине.

— Такая судьба, как и у моего отца.

— О нет! — воскликнула Кисоко. Казалось, она была неприятно поражена. — Совсем не такая. Ваш отец был архитектором и, как все архитекторы, мечтателем. Именно поэтому ваш отец и мой брат так быстро нашли общий язык и прекрасно ладили. Полковник мечтал о будущем, и Оками-сан — тоже. Полковник был генератором идей, а мой брат — исполнителем, он воплощал его идеи в жизнь. Однако планы вашего отца создать новую, миролюбивую и мощную Японию с самого начала были обречены на частичный провал.

— Почему?

— Только Богу подвластно сотворение будущего. — Кисоко посмотрела на лучи света, падавшие из окна. — В конце концов люди остаются всего лишь людьми, — продолжала она мечтательным голосом, полным воспоминаний, — какими бы значительными и выдающимися фигурами они ни были. Люди не в состоянии предвидеть все возможные повороты событий — слишком много переменных величин было даже в том, казалось бы, монолитном уравнении, созданном полковником из либерально-демократической партии, государственных высокопоставленных чиновников и якудзы. Его подвела человеческая натура.

Обернувшись, Кисоко посмотрела на Николаса, ее собственное лицо осветилось внутренним светом. И он увидел ее такой же прекрасной, какой она была в юности.

— Ваш отец не был скрягой, поэтому ему и в голову не могло прийти, что весь его грандиозный план рухнет из-за жадности. Человеческие существа жадны до мозга костей. Они хотят иметь все и как можно больше: денег, власти, влияния. Алчность взорвала изнутри либерально-демократическую партию, она же послужила причиной нынешнего спада в экономике и загнала наше правительство в тупик, где ни один из политиков не имеет реальной сильной власти, а компромисс блокирует любое усилие вырваться из порочного круга.

Чуть поразмыслив, Николас произнес:

— Все же замысел моего отца был грандиозен и, в определенной степени, успешен.

— Успешен в некоторой степени.

Кисоко вынула пудреницу с зеркальцем и стала подкрашивать губы, давая понять, что разговор на эту тему закончен.

Подкрасив губы, женщина встала и медленно двинулась по комнате, прикасаясь к книжным шкафам, лепным украшениям, как будто они были старыми друзьями, нуждавшимися в ее поддержке. Впрочем, это ей теперь нужна была их поддержка.

— У меня осталось еще несколько вопросов, — сказал Николас.

Кисоко остановилась, задержав руку на полированном дереве.

— Мать-настоятельница сказала, что вы были членом Ордена.

Рука женщины нежно поглаживала изгибы резного, потемневшего от времени и от этого немного загадочного дерева.

— Да, это так.

— И это вы, а не ваш брат, были владелицей зданий, где когда-то находилось торуко, известное под названием «Тенки», и в которых сейчас размещаются ресторан «Пул Марин» и бар-клуб «Два горящих конца», а также прочие заведения.

Кисоко быстрым взглядом окинула Николаса.

— Да, собственность была приобретена на мое имя, но деньги были не мои, а Ордена.

Николас покачал головой:

— Не понимаю. Чем занимался Орден во время оккупации?

— Мне хочется подышать воздухом, — сказала Кисоко, внезапно направившись к одной из стен. — Вы пойдете со мной?

Линнер двинулся вслед за Кисоко. Она подошла к занавесу, скрывавшему за собой кирпичную стену, что-то нажала, и стена повернулась вокруг собственной оси. Николас шагнул вслед за женщиной в открывшийся проем и очутился в чудесном месте.

Дорожки, покрытые гравием и все еще влажные от долгих дождей, вились среди карликовых кленов и елей. В маленьком водоеме журчала вода, в которой кругами плавал пятнистый карп. Судя по всему сарай, примыкавший к дому, был просто скорлупой, внутри которой покоилась эта жемчужина — крошечный живой сад.

— Нравится? — спросила Кисоко с неожиданной застенчивостью.

— Очень!

Казалось, его слова доставили ей большое удовольствие.

— Здесь, в Токио, совсем нет таких мест, где можно было бы просто подышать воздухом. — Она вздохнула. — Этот садик — единственное, о чем я буду сожалеть, уехав отсюда.

Женщина присела на каменную скамью без спинки, и что-то в ее позе и ее стоицизме, отчетливо отражавшемся на лице, напомнило ему фотографии Жаклин Кеннеди, сделанные во время похорон ее мужа. Казалось, прожитые годы сошли с Кисоко, как старая кожа, обнажив молодую женщину, которую хорошо знал полковник и которой она оставалась в душе и по сию пору.

— Орден стремится служить Богу всеми способами. — Она посмотрела на свои руки, сложенные на коленях. — Он был создан для того, чтобы исполнять волю Господа.

Кисоко смотрела на своего собеседника, но Николас понял, что взгляд ее был устремлен в прошлое.

— Часто это бывает не так-то просто сделать. Пути Господни неисповедимы; лишь иногда немногие избранные члены Ордена удостаивались его божественных знаков и предзнаменований. Однако видения можно по-разному истолковать. А иногда... — она внезапно замолчала и провела рукой по лицу, — иногда бывают ложные видения.

Она посмотрела в глаза Николаса, и он абсолютно ничего не смог в них прочесть.

— Такое видение было у Мэри Маргарет, которая в 1947 году была матерью-настоятельницей Ордена. Она отправила Бернис в Токио с очень трудным и опасным заданием. Ей было видение, что один из армейских офицеров оккупационных войск в скором времени вернется в США, займется политикой, развернет кампанию в поддержку своей собственной кандидатуры на пост президента и руководить им будет ненависть, страх и паранойя. Видение было апокалиптическим — армейский офицер предстал в образе антихриста, который толкал Японию на войну с Советским Союзом.

Николас вспомнил о том, что рассказывала ему Хоннико.

— Так вы нашли, опознали и наметили Маккейба?

Кисоко кивнула:

— Он подходил по всем параметрам, мы сконцентрировали на нем все свое внимание и не заметили настоящую опасность.

— Сенатора Джо Маккарти?

Она снова кивнула:

— Мы пришли в ужас, когда обнаружили свою ошибку. Вы должны принять во внимание, Линнер-сан, что в те дни угроза нападения Советского Союза была слишком реальной. Именно это послужило причиной того, что Маккарти получил серьезную поддержку в правительственных кругах и в народе; к тому времени, как мы поняли свою ошибку, он уже успел наделать дел.