Война в Фивах

— Мой повелитель, я думаю, что силы врага в Омбосе не превышают нескольких тысяч.

Царь Камос приказал:

— Приведи ко мне всех офицеров и солдат, которые родом из Омбоса.

Гофмейстер Гур догадался, что царь намерен делать, и сказал:

— Извините меня, мой повелитель, но Омбос за последние десять лет изменился. В городе построили казармы, которых раньше не было. Я это видел своими глазами во время одной из торговых поездок. Вероятно, пастухи считают эти казармы центрами обороны города, расположенного близ границы.

Командир Мхеб сказал:

— Мой повелитель, как бы то ни было, я считаю, что нам следует атаковать небольшими силами, чтобы избежать больших потерь.

Однако принц Яхмос не разделял его мнения и обратился к отцу:

— Мой повелитель, я придерживаюсь противоположного мнения. Я думаю, что мы должны бросить в бой силы, которые сметут сопротивление. Надобно отправить основные силы, чтобы как можно быстрее нанести врагу решающий удар. Этим мы внесем смятение в души воинов, которых собирают в Фивах, готовясь к противоборству с нами. Тогда впредь мы будем иметь дело с воинами, которые уверуют, что противостоять нам — значит идти на верную смерть. Мы ничем не рискуем, ибо наша армия увеличится вдвое за счет добровольцев в каждом захваченном городе. А врагу не удастся восполнить свои потери.

Эти слова понравились царю. Он сказал:

— Мои воины с радостью пожертвуют своими жизнями ради Фив.

Царь знал, что флот играет решающую роль в битвах, ибо способен блокировать берега близ богатых городов и высадить войска в тылу врага. Поэтому он приказал командиру Кумкафу атаковать корабли пастухов, стоявшие на причале к западу от Омбоса.

Две армии сейчас разделяла лишь широкая равнина. Пастухи были воинственны и жестоки, бесстрашны и сильны. В них глубоко засело презрение к египтянам. Не ведая о силах египтян, они первыми пошли в наступление, выслав против них батальон из сотни боевых колесниц. Камос дал приказ к наступлению, и три сотни колесниц ринулись навстречу врагу и окружили его. Поднялись столбы пыли, лошади ржали, звенели луки. Разыгралась жестокая битва. Тут принц Яхмос решил покончить с врагом раз и навсегда. Он бросил еще двести боевых колесниц на пехоту врага, которая, выстроившись перед воротами Омбоса, ждала исхода битвы колесниц. За колесницами двинулись отряды из батальонов лучников и копейщиков. Колесницы налетели на пехоту врага, смяли ее построение, сея неуверенность и ужас, обстреливая ее градом стрел. Ряды пехотинцев дрогнули. Среди них были раненые, убитые. Часть пехотинцев бросились бежать, но их встретили превосходящие силы пеших воинов Яхмоса и стерли пастухов с лица земли. Враг был ошеломлен, он не ожидал, что встретится со столь значительными силами противника. Силы пастухов быстро таяли, всадники падали, колесницы разваливались. Египтяне овладели положением на поле боя за невероятно короткое время. Они бились гневно и неистово, воины наносили удары оружием, которое держали окрепшие от длительной ненависти и негодования руки.

Вооруженные силы взломали ворота Омбоса, ворвались в город, захватили казармы и выбили из них оставшихся вражеских солдат. Офицеры осматривали поле боя, собирали батальоны, выносили раненых и убитых. Царь Камос стоял посреди поля боя в своей колеснице в окружении командиров. Принц Яхмос находился справа от него, а гофмейстер Гур — слева. Пришло сообщение, что флот царя яростно атаковал корабли противника и тот беспорядочно отступил. Царь был доволен и, улыбаясь, сказал своему окружению:

— Удачное начало.

Одежда принца Яхмоса была покрыта пылью, лицо испачкано грязью, со лба капал пот. Он сказал:

— Я с нетерпением жду более упорных битв, чем эта.

Камос ответил:

— Тебе не придется долго ждать.

Он покинул свою колесницу, вместе с окружением прошел вперед и оказался среди трупов пастухов. Он смотрел на убитых и видел, что они изранены стрелами и копьями, а пролившаяся кровь перепачкала белые тела. Царь произнес:

— Не думайте, что это кровь наших врагов — это кровь наших людей, которую сосали пастухи и обрекли наш народ на голодную смерть.

Лицо Камоса осунулось, скрылось за темной маской печали. Устремив взор к небу, он прошептал:

— Пусть твоя душа, мой дорогой отец, пребывает в мире и счастье!

Затем он посмотрел на окружающих и сказал голосом, в котором звучали решимость и смелость:

— Наша сила подвергнется испытанию в двух яростных битвах — за Фивы и Аварис. Если победа останется за нами, мы навсегда освободим родину от пастухов и восстановим Египет дней славного Аменхотепа. Когда мы, как сейчас, будем стоять на трупах тех, кто станет оборонять Аварис?

Царь уже собрался вернуться к своей колеснице, но в этот миг один из «трупов», точно молния, вскочил на ноги, прицелился в Камоса и выпустил стрелу. Никто не успел остановить руку судьбы, никто не успел поразить этого воина до того, как он выпустил стрелу, угодившую царю в грудь. Из уст окружающих вырвался тревожный крик, они пустили стрелы в воина гиксосов, затем поспешили к царю, испытывая ужас и жалость, когда из груди повелителя вырвался тяжелый вздох. Царь зашатался, точно опьяненный, и упал на землю перед наследным принцем.

— Принесите носилки и приведите врача! — крикнул Яхмос.

Яхмос склонился над отцом и дрожащим голосом сказал:

— Отец, отец, ты можешь говорить с нами?

Тут же явился врач, принесли носилки. Царя подняли и очень осторожно положили на носилки. Врач опустился на колени, начал снимать с царя доспехи и верхнюю одежду, чтобы осмотреть грудь. Приближенные к царю безмолвно застыли вокруг носилок и смотрели то на бледное лицо царя, то на врача. Печальная новость облетела поле битвы, и шум прекратился. Затем наступила мертвая тишина, будто могущественная армия перестала существовать.

Врач потянул за стрелу, и из раны тут же хлынула кровь. Лицо царя исказилось от боли, глаза принца потемнели от печали, и он тихо сказал Гуру:

— Великий Боже, царю больно.

Врач промыл рану и наложил на нее травы, но царю не стало лучше. Он открыл глаза и остановил свой взор на Яхмосе. В глазах мелькнула улыбка, и он произнес слабым, едва слышным голосом:

— Я уже думал, что дойду до Авариса, но Богу было угодно, чтобы мое путешествие закончилось здесь, у ворот Омбоса.

Голосом, полным печали, Яхмос воскликнул:

— Отец, пусть Бог возьмет мою душу вместо твоей!

Камос ответил слабым голосом:

— Ни в коем случае! Береги себя, ибо без тебя не обойтись! Будь осторожнее меня и не забывай, что ты должен сражаться до тех пор, пока Аварис, последняя крепость пастухов, не падет и враг до единого человека не покинет нашу землю!

Врач опасался, что попытка говорить может навредить царю, и дал ему знак молчать. Но Камос витал в царстве переживаний, отделявшем смерть от бессмертия. Он сказал изменившимся голосом, который всем показался странным на слух:

— Скажи Тетишери, что я отправился к своему отцу столь же храбро, как и он!

Царь протянул сыну руку, принц встал на колени и прижал отца к своей груди. Прощаясь, отец держался за плечо сына. Затем пальцы Камоса ослабли, и он испустил дух.

4

Врач накрыл тело, все пали ниц перед ним и произнесли прощальную молитву, затем встали, оцепеневшие от печали. Гофмейстер Гур послал за командирами батальонов и главными офицерами. Когда те явились, он обратился к ним со словами:

— Товарищи, с печалью сообщаю вам о смерти нашего славного Камоса. Как его отец, он пал мучеником на поле боя, сражаясь за Египет. Его оторвали от наших сердец, и он перенесся в царство Осириса. Но перед этим царь завещал нам не прекращать сражения до того дня, пока не падет Аварис и враг не покинет наши земли. Как гофмейстер этой благородной семьи приношу вам соболезнования за эту тяжелую утрату и объявляю, что его место займет новый повелитель, Яхмос, сын Камоса, внук Секененры. Да хранит его Бог и дарует ему решающую победу!