Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 88 из 106

Императрица, казалось, не слышала, она доиграла игру, а затем поднялась и взглядом велела ему следовать за ней.

Когда они остались наедине в ее дворце, она махнула веером, давая понять, что ему не надо вставать на колени, и кивком головы велела ему изложить то, с чем он пришел.

— Ваше величество, — произнес евнух шипящим шепотом у ее уха.

Она ударила его веером.

— Встань подальше, — властно вскричала она, — твое дыхание зловонно, словно гниющая падаль.

Он поднял тогда руку, чтобы прикрыть свое дыхание, и начал свой рассказ.

— Ваше величество, плетется заговор.

Она отвернула лицо в сторону и приложила веер к носу. О, проклятая изысканность, подумала она, что заставляет ее чувствовать в два раза тоньше других людей любые ароматы и любую вонь! Не служи ей этот евнух всей душой, она бы не держала его при себе.

Вот что поведал евнух о заговоре. Молодой император слушал теперь своего наставника Вэн Тунхэ, который убеждал его, что страна должна стать сильной, иначе она непременно падет и окажется во власти кровожадных врагов, которые давно истекли слюной в ожидании, когда же они смогут поглотить китайский народ. Когда император спросил, что следует делать, наставник ответил, что великий ученый по имени Кан Ювэй должен дать совет, поскольку этот ученый сведущ не только в истории, но и в новых западных манерах. Он один мог посоветовать, как строить корабли и железные дороги, и школы для молодых людей, чтобы обновить страну. Император послал за Кан Ювэем.

Императрица повернула голову, но не убрала от лица веер.

— А этот Кан Ювэй уже в Запретном городе? — осведомилась она.

— Ваше величество, — сказал евнух, — он ежедневно бывает у императора. Они вместе проводят часы, я слышал, как он заявил, что в качестве первой реформы китайские мужчины должны остричь косички.

Тут императрица опустила веер.

— Но их косички — это знак их подчинения в течение двухсот лет нашей маньчжурской династии!

Ли Ляньинь трижды кивнул своей тяжелой головой.

— Ваше величество, Кан Ювэй — это китайский революционер, кантонец. Он плетет заговор против вашего высочества! Однако у меня есть более худшие новости. Он велел нашему императору послать за Юань Шикаем, генералом, что командует военным округом, как вы знаете, ваше высочество. Этот Юань теперь имеет императорский приказ схватить вас силой, ваше величество, и держать вас в заключении.

Евнух изверг могучий выдох, такой зловонный, что императрица поспешила снова поднять свой веер и защититься.

— Несомненно, мой племянник замыслил меня убить.





— Нет, нет, — сказал евнух. — Наш император не так зол. Возможно, это Кан Ювэй ему насоветовал, но мои шпионы доносят мне, что император запретил причинять вред вашей священной личности, ваше высочество. Нет, он говорил только, что вас следует заключить в Летнем дворце. Вам будут оставлены все ваши удовольствия, но власть будет у вас отнята.

— И в самом деле, — молвила она. Она почувствовала, как ее кровь наполняется странной сладостной силой. Сражение вселяло в нее уверенность и давало наслаждение — она снова будет победительницей.

— Хорошо, хорошо, — сказала она и засмеялась. Ли Ляньинь, поразившийся ее прекрасному настроению, засмеялся вместе с ней, и его безобразное лицо стало еще более отвратительным.

— Под Небесами никто не сравнится с вами, — сказал он нежно. — Вы выше мужчин и женщин, ваше величество, вы великая и единственная под Небесами.

Они обменялись взглядами, и она весело стукнула его по лицу своим сложенным веером.

— Закрой свой рот и не открывай его, — сказала она, — клянусь, что твое отвратительное дыхание окружает тебя, даже когда ты идешь.

— Да, ваше величество, — сказал евнух радостно и поднял руку, толстую, как медвежья лапа, к своему улыбающемуся рту, прикрывая его.

В ее императорские привычки не входило спешить в каком-бы то ни было деле. Она долго размышляла над тем, что ей рассказал главный евнух. Проводя дни в праздных наслаждениях, она не выказывала никакого страха. Лето шло, один прекрасный день сменял другой, а она жила согласно обыкновению, занимаясь своими делами и играя с огромным северным псом, чья шерсть была белой как снег и который рычал на всех, кроме нее, его хозяйки. Ей одной он выказывал преданность, и ночью он спал рядом с ее кроватью. Ее маленькие светло-коричневые собачонки проявляли ревность, и она много смеялась, наблюдая, как они кружат вокруг огромного пса словно разъяренные бесенята. Но гуляя по паркам или устраивая пикник на озере, или сидя в театре и наслаждаясь любимой пьесой, она всегда раздумывала над жизнью за стенами Летнего дворца и о том, какую цену ей придется заплатить, чтобы сохранить мир и красоту. Уже дважды удавалось откупиться от войны с врагами-островитянами из Японии — один раз золотом, а в другой раз уступив права на ее народ-данник, на Корею. Это, как она сейчас чувствовала, было слабостью ее верного генерала Ли Хунчжана, и если бы он дважды не уговорил ее уступить, то эти маленькие коричневые островные карлики сейчас бы не мечтали о том, чтобы проглотить ее государство целиком. Война, открытая война против врага, отважное нападение на суше, если не на море, должно наконец стать ее защитой. И Юань Шикай должен начать эту войну, не на китайской земле, а в Корее и оттуда выгнать японцев в море, к неприветливым скалам их островов. Пусть они там мрут с голоду!

В прекраснейший летний день пополудни императрица приводила в порядок свои мысли и в то же самое время слушала долгую песню, которую пел молодой евнух, переодетый девушкой, в старинной пьесе «Сказ о Западном павильоне». Императрица улыбалась, мурлыкая мелодию этой любовной песни, а в сердце своем замышляла войну. В тот вечер она вызвала Ли Хунчжана и изложила свои приказания и не стала обращать внимания на его стоны и вздохи, что его армии были слишком слабы, а кораблей было слишком мало.

— Вам и не требуется огромных армий или флотов, — сказала она, — даже если в самом худшем случае враги нападут на китайскую землю, что ж, тогда народ поднимется и сбросит их в море, и они утонут в волнах.

— Ах, ваше высочество, — простонал он, — вы не знаете, какие сейчас недобрые времена! Здесь во дворцах вы живете мечтами, обособленно от всех.

Генерал ушел в тревоге, громко вздыхая и грустно покачивая головой.

Увы, не прошло и года, а война уже была проиграна. Враг явился быстро, за горсточку дней его корабли пересекли море. Генерал Юань Шикай был изгнан из Кореи, и враг ступил на китайскую землю. Императрица на этот раз ошиблась. Ее народ уступил врагу. Крестьяне молча стояли, когда небольшого роста японцы шагали по их улицам, направляясь к столице. Они несли ружья, а у жителей деревень не было ружей, и, будучи осмотрительными, они не доставали ножи и косы, которые казались не более чем игрушками. Когда враг требовал еды и питья, крестьяне также безропотно выставляли вино и чай и миски с кушаньями.

Услышав недобрую весть, императрица не стала терять времени. Она была хорошим игроком, который играл на выигрыш, однако знала, если проигрывала. Она направила приказ Ли Хунчжану сдаться врагу, пока государство еще не было потеряно, и принять условия врага. Тогда был составлен унизительный договор, условия которого потрясли даже надменное сердце императрицы, она три дня и три ночи отказывалась есть и спать, а Ли Хунчжан сам отправился в Летний дворец, чтобы утешить ее. Он сказал ей, что договор действительно был ужасен, но у Трона появился новый друг на севере, царь России, который ради своих интересов не хочет позволять Японии обретать силу.

Императрица воспряла духом.

— Тогда давайте уберем этих желтых иностранцев с наших берегов, — сказала она. — Их надо выгнать любой ценой. Отныне я не успокоюсь, пока не найду средства избавить себя от иностранцев, белых или желтых; никому не будет позволено ступать ногой на нашу землю. Нет, нет, до скончания веков! Что же до китайцев, которыми правим мы, маньчжуры, то я снова завоюю их на свою сторону, кроме тех молодых людей, что вдохнули иностранных ветров и выпили иностранных вод. Мой Верховный советник Ган Ни сказал мне на днях, что нам не следовало позволять христианам устраивать школы и колледжи, поскольку там китайцам прививают самосознание и молодые китайцы растут теперь непокорными, напичканными ложными иностранными знаниями.