Императрица

Молитва закончилась незадолго до восхода солнца. Проснулись стаи белых голубей, спавших под широкими карнизами храма. Птицы расправляли крылья и кружили в рассветных сумерках над древними соснами. Фонари угасли, и было видно, как плясали пылинки в бледных солнечных лучах, проникавших в двери храма.

Церемония жертвоприношения была завершена, и Сын неба позволил увести себя. Войдя в императорский паланкин, он возвратился во дворец. И по всей стране люди тоже вернулись к привычной жизни, успокоенные и ободренные, потому что сам Сын неба поклонился Предкам-хранителям, известил их о положении дел и вознес молитву от имени всего народа.

Совершив в Праздник весны ритуал жертвоприношения и попросив защиты у Предков, император обрел новые силы. Когда приблизился шестой месяц лунного года, а летняя жара усилилась, он, по подсказке Цыси, решил отправиться в Летний дворец вместе с обеими супругами, а также взять наследника. Неспокойная обстановка в стране не позволяла ему осуществить это желание раньше. «Что будет, — думал он, — если во время моего отсутствия китайские мятежники вздумают перейти в наступление? Или белые люди пойдут на кораблях к северу, выполняя свои угрозы?..» К счастью, нежелательных событий не произошло. Наместнику императора на юге удавалось обещаниями и отсрочками сдерживать и мятежников и европейцев.

Как-то ночью, когда луна была полной, Цыси, обворожительно улыбаясь, обратилась к Сыну неба с такими словами: — Мой господин, я прошу вас сопровождать меня в Летний дворец. Прохлада гор вернет вам здоровье. Император как никогда нуждался в восстановлении сил. Недуг, развивавшийся в течение последних пяти лет, сковал его члены. Случались дни, когда он не мог ходить даже на костылях и вынужден был опираться на двух евнухов. Бывало, он не мог дотянуться рукой до головы. Его охватывал непреодолимый страх, когда немела левая сторона и тяжесть разлива-! лась по всему телу. Поэтому Сын неба охотно уступил просьбам Цыси, единственной, кто способен был вдохнуть в него I жизнь, и распорядился, что через месяц все отправятся в Лет-1 ний дворец, находившийся в девяти милях от города. Цыси, умевшая выглядеть величественно, была еще так J молода, что мысль об отдыхе согревала ее сердце, как теплое вино. Она так и не сумела полюбить эти строгие и благородные дворцы, в которых была обречена прожить всю жизнь, хотя1 нашла для себя уютные уголки — нехоженые террасы, тайные сады на старых позабытых дворах. Там можно было иногда спрятаться и от людей, и от бремени государственных дел. Цыси полюбила живность. У себя во дворце она держала собачку, у которой родились забавные щенята, сверчков в клетках, разноцветных птиц. Однако больше она любила диких животных, которые иногда встречались в садах. Цыси так умела подражать пронзительному скрипу сверчка, что насекомое садилось к ней на указательный палец, а она поглаживала его крылышки, тонкие, как бумага. Долго и терпеливо Цыси училась соловьиному свисту, и в сумерках вокруг ее головы опья-ненно порхала буроватая птичка. На природе Цыси чувствовала себя по-детски счастливой — ее любили искренно и бескорыстно, не требуя ничего взамен. Иногда, посадив на колени сына, она забывала, что он наследник, и они вместе смотрели на выводок утят, едва вылупившихся из яиц, или на щенят, которые, играя, набрасывались друг на друга и кусались. Забывшись, Цыси смеялась так громко, что ее изумленные фрейлины прятали улыбки за веерами.

Цыси не смущали улыбки и упреки. Она оставалась сама собой — такой же свободной, как и те, с кем она играла. Стены Запретного города ограждали территорию в целых четыре квадратных мили, и все же этот барьер ограничивал Цыси, ей не хватало простора. Она стремилась вырваться за пределы стен, туда, где никогда не бывала.

Летний дворец был сооружен несколько веков назад. Тогдашние правители облюбовали для своей увеселительной резиденции окрестности пресного источника, славившегося удивительной водой. Она была настолько чиста и прозрачна, что источник получил название Нефритового. Во время одной из войн Летний дворец был разрушен, но за два века до правления Сяньфэна император Канси восстановил дворец, а император Цяньлун разбил обширный парк, где реки впадали в озера, а мосты из мрамора и железного дерева были украшены росписью и резьбой искусных мастеров.

Цяньлун ревностно любил свое детище. Узнав, что дворцы короля Франции тоже славились парками, спросил у французских посланников и священников-иезуитов, чем же особенным отличались парки французского короля. В старые времена императоры относились к европейцам радушно, не предполагая, что те когда-либо проявят злые намерения.

Когда Цяньлун узнал, что за красоты окружают французского короля, он не захотел отставать. Богатое убранство Летнего дворца он дополнил западной роскошью. В этом ему помогали французские миссионеры, которые в надежде снискать расположение великого Цяньлуна доставили из Франции и Италии картины европейских живописцев с изображениями европейских дворцов. Император тщательно изучил пейзажи и внутреннее убранство и перенял все, что ему приглянулось. После смерти Цяньлуна Летний дворец был надолго закрыт, потому что его наследник Цзяцин предпочитал Северный дворец в Жэхэ. Но в один из летних дней, наслаждаясь обществом своей любимой наложницы, он был сражен молнией и умер. А его сын Даогуан, отец императора Сяньфэна, был настолько скуп, что не позволял двору переезжать в Летний дворец даже в самые жаркие месяцы — его пугала одна только мысль о расходах.

Погожим утром двор императора Сяньфэна отправился в дорогу. Поблескивала роса, теплый влажный воздух белел непривычной дымкой. Двор находился в приподнятом настроении. Цыси встала рано и приказала служанкам приготовить простые одежды, подходящие для загородной поездки. Ее облачили в халат из тонкого шелка бледно-зеленого цвета, который плели из ананасовых волокон, привезенных с южных островов. Императрицу не стали отягощать драгоценностями, за исключением жемчугов. Цыси спешила и вскоре была готова. Но лишь несколько часов спустя император сумел очнуться ото сна, был одет и сел за утреннюю трапезу. Ближе к полудню императорская процессия двинулась в путь. Возглавляли ее знаменосцы, за ними шли принцы со своими семьями, а потом и императорские стражники, которых, красуясь на огромном белом жеребце, вел Жун Лу. Вслед за ними, но впереди императорского паланкина, закрытого желтыми занавесками, несли паланкин Цыси, в котором она сидела с сыном и кормилицей. Рядом несли и другой паланкин, принадлежавший императрице Восточного дворца. Уже много месяцев императрицы не видели друг друга. Сегодня, взглянув на бледное лицо кузины, Цыси опять упрекнула себя за невнимание к Сакоте. Она решила, что, как только выпадет свободное время, она навестит Сакоту и восстановит родственные отношения.

Улицы, по которым проходила императорская процессия, были пусты и тихи. Утром вдоль дороги, выбранной для Сына неба, развесили желтые треугольные флаги, которые предупреждали, что в этот час на улицах не имел права находиться никто: ни мужчина, ни женщина, ни ребенок. Двери домов были закрыты, окна завешены, а перекрестки перегораживали занавеси из желтого шелка. Когда Сын неба выехал из Полуденных ворот, застучали барабаны и зазвенели гонги. Это был сигнал всем разойтись по домам. Снова загрохотали барабаны и забили гонги, и те, кто посыпал императорский путь желтым песком, тоже удалились. С третьим предупреждением барабанов и гонгов знатные члены маньчжурских кланов, облаченные в свои лучшие одежды, опустились вдоль дороги на колени: окруженный тысячью стражников мимо них проезжал Сын неба.

В старые времена императоры гарцевали на великолепных арабских скакунах. Узда была украшена золотом, а бархатное седло сияло драгоценностями. Нынешний правитель был неспособен сидеть на лошади и потому ехал в паланкине. Сянь-фэн знал, что выглядит болезненно, и не позволял евнухам поднимать занавески. Спрятавшегося, безмолвного, его несли по дороге, усыпанной желтым песком, и стоявшие на коленях знатные люди не могли даже краем глаза увидеть своего императора или услышать его голос.