Сыновья

— Мне пора домой, и единственный мой наказ вам обоим, чтобы вы во всем слушались дядю. Теперь он господин над вами, а он человек суровый и вспыльчивый и не потерпит ослушания. Если же вы будете делать все, что он велит, то он вас может возвысить, как вам и не снилось. Вашему дяде на роду написана слава.

Он быстро повернулся и вышел, чувствуя, что на сердце у него тяжело и что расставаться с сыном гораздо труднее, чем он думал, и в утешение себе он пробормотал:

— Что же, такой случай не каждому представляется. Это благоприятный случай. Если дело выгорит, он будет не простым солдатом, а каким-нибудь должностным лицом.

И он решил, что постарается и сделает все, чтобы задуманное братом удалось, — хотя бы ради своего сына он сделает все, что в его силах.

Сын Вана Старшего заплакал, увидев, что дядя уходит, заплакал навзрыд, и Ван Средний поспешил уйти. Этот плач все время преследовал его, и он торопился поскорей дойти до ворот с каменными львами, чтобы не слышать ничего больше.

VIII

Так началось это необыкновенное дело, которое подняло бы Ван Луна из могилы, не будь его душа так далеко, — при жизни он ненавидел войну и солдат больше всего на свете, а тут ради нее продавали его землю, его лучшую землю. Но он спал крепким сном, и некому было остановить его сыновей, некому, кроме Цветка Груши, а она не скоро узнала о том, что они задумали. Оба старшие сына боялись Цветка Груши из-за ее преданности отцу и потому скрывали от нее свои замыслы.

Когда Ван Средний вернулся домой, он позвал старшего брата в чайный дом, где можно было спокойно беседовать, и они переговорили обо всем за чашкой чая. На этот раз Ван Средний выбрал укромный уголок, подальше от окон и дверей, и, пригнувшись над столом, они шептались, перекидываясь отрывочными словами. Так Ван Средний рассказал брату о том, что задумал Ван Тигр, и теперь, когда Ван Средний вернулся домой, к привычным занятиям своей повседневной жизни, этот план все больше и больше казался ему мечтой, несбыточной мечтой, а старшему брату он представлялся необычайным, удивительным, но легко выполнимым делом. По мере того, как план развертывался перед ним, этот тучный и похожий на ребенка человек видел себя вознесенным выше самых смелых своих мечтаний — братом правителя! Он был человек не великой учености и не великого ума, очень любил ходить в театр и пересмотрел множество старинных пьес, изображающих подвиги сказочных героев древности, которые были сначала обыкновенными людьми, а потом силой оружия, ловкостью, хитростью и умом добивались высокого положения и основывали династии. Он видел себя братом такого героя, больше того — старшим братом, и с заблестевшими глазами хрипло прошептал:

— Я всегда говорил, что брат у нас не такой, как все! Это я упросил отца, чтобы он не заставлял его работать в поле, упросил нанять ему учителя и обучить всему, что следует знать сыну помещика! Он не забудет, конечно, что сделал для него старший брат, и что, если б не я, он был бы простым батраком на отцовских землях!

И он опустил глаза, довольный собой, и, расправляя на толстом животе халат из пурпурного атласа, начал думать о своем втором сыне и о том, как возвысится вся семья, о том, что и сам он, должно быть, станет сановником; надо полагать, его возведут в какой-нибудь сан, если брат его станет верховным правителем. Рассказы о таких случаях встречались ему в книгах, и в театре ему приходилось видеть такие пьесы. А Ван Средний, постепенно приходя в себя, колебался все больше и больше. Да и в самом деле, этот воинственный план был таким далеким от мирной жизни городка! Но когда он увидел, что старший брат унесся мыслью в будущее, то позавидовал и со свойственной ему осторожностью подумал:

«Как бы мне не промахнуться, а может быть, что-нибудь и есть в том, что задумал младший брат, может быть, ему удастся осуществить хоть десятую долю задуманного. Если ему повезет, я тоже этим воспользуюсь, а потому не следует отступать слишком далеко», а вслух он сказал:

— Что ж, нужно все-таки достать ему серебра, без моей помощи он не обойдется. Пока он не добился цели, придется давать ему, сколько он просит, а где достать такую уйму — я не знаю. Ведь я не так уж богат, и настоящие богачи вряд ли даже считают меня состоятельным. В первые месяцы я продам его землю, потом мы с тобой можем продать часть нашей земли. А что делать, если он к тому времени ничего еще не добьется?

— Я помогу ему, помогу, — поспешно ответил старший брат, — ему неприятно было думать, что кто-нибудь другой может сделать для младшего брата больше, чем он.

Алчность не давала им покоя, и оба они поспешно встали, а Ван Средний сказал:

— Поедем опять осматривать землю и на этот раз продадим несколько участков!

Однако и на этот раз, осматривая поля, братья по-прежнему не забывали о Цветке Груши и далеко объезжали старый глинобитный дом. У городских ворот стояло много ослов, которых можно было нанять, и братья выбрали двух из них, сели верхом и поехали по узкой тропинке между полями, держа путь к северным участкам, подальше от старого дома и от этого клочка земли, а погонщики ослов, молодые парни, бежали за ними, колотили ослов по бокам и кричали, понукая их. Осел, на котором ехал Ван Средний, шел довольно легко, а у другого тонкие ноги подгибались под тяжелой ношей, потому что Ван Старший жирел с каждым месяцем, и было видно, что лет через десять его тучности будет дивиться весь город и вся округа, и даже теперь, на сорок пятом году, живот у него был большой и круглый, а щеки отвислые и мясистые, словно окорока. Приходилось то-и-дело останавливаться, поджидая отстававшего осла, но все же они двигались довольно быстро и за этот день успели побывать у всех крестьян, которые арендовали назначенную для продажи землю. И у каждого из них Ван Средний спрашивал, хочет ли он купить землю, которую обрабатывает, и если хочет, то когда сможет заплатить за нее.

Ван Тигр хотел получить свою долю серебром, и вышло так, что братья решили выделить самый большой участок, находившийся дальше других от города.

Этот участок был в одних руках у зажиточного крестьянина, который вначале работал простым батраком на земле Ван Луна и женился на рабыне из городского дома, женщине честной, здоровой и говорливой, которая трудилась не покладая рук, рожала детей и заставляла мужа работать гораздо больше, чем ему хотелось. Им повезло, и каждый год они арендовали все больше и больше земли у Ван Луна, и под конец их участок стал так велик, что им пришлось нанимать батраков. Но они работали и сами, потому что были люди бережливые и расчетливые. В этот же день братья заехали к этому крестьянину, и Ван Старший сказал ему:

— Земли у нас больше, чем нужно, и недостает серебра, чтобы вложить в другое дело; если ты хочешь купить участки, которые обрабатываешь, то мы согласны продать их тебе.

Тогда крестьянин широко раскрыл глаза, большие и круглые, словно у быка, и, разинув рот, обнажил выдающиеся вперед крупные зубы и сказал, шепелявя и брызгая слюной, потому что иначе говорить он не мог:

— Мне и во сне не снилось, что вы так скоро станете продавать землю, — ведь ваш отец ни за что не расстался бы с ней!

Ван Старший поджал толстые губы и со степенным видом сказал:

— Как бы он ее ни любил, а нам он оставил тяжкое бремя. Мы должны заботиться о двух его наложницах, ни одна из них нам не приходится матерью, а старшая любит хорошее вино и вкусную еду и каждый день играет в кости, а выигрывать каждый день у нее не хватает смекалки. Доходы с земли получаются нескоро, да и это зависит от прихоти небес. А такой семье, как наша, не приходится скупиться, — было бы неприлично и недостойно сыновей нашего отца, если бы наша семья жила бедно, беднее, чем при нем. Значит, нужно продать землю, чтобы нам хватило на жизнь.

А Ван Средний тревожно вертелся на месте, кашлял и двигал бровями во время этой нескладной речи и думал, что брат его не слишком умен, потому что, когда видят, что товар хотят сбыть с рук, то и цену дают низкую. Когда пришла его очередь, он поспешил сказать: