Страница 2 из 52
— А что, Александр Данилович, от Бестужева слышно? — безразличным голосом спросил Ягужинский, покрывая карту.
— Я более надежду составляю на Василия Лукича Долгорукова, — молвил светлейший князь, забирая взятку.
Между тем Анне Гавриловне доложили о новом госте, и та поспешила в прихожую. Молодой человек, лет около тридцати, в синем мундире гвардейца Семёновского полка терпеливо ожидал графиню. Увидев её, граф Жан-Анри Моризо, с лёгкой руки Петра Первого, прозванный Иваном Андреевичем Моризо, тут же, со светлой улыбкой, поцеловал руку Анне Гавриловне и на чистом русском спросил:
— Как ваше здоровье, Анна Гавриловна?
— Спасибо вам, не жалуюсь, — улыбаясь, ответила Анна Гавриловна. Она относилась к молодому человеку с любовью и была рада, что он принадлежит к кругу друзей мужа.
— Павел Иванович в кабинете, — многозначительно доложила она, так как игра в карты в недалёкие времена Петра I совсем не поощрялась.
— У вас гости? — спросил граф, проходя в зал и потирая руки.
— У нас Маша Меншикова, вы наверно её и уже видели, — подняла на него прищуренные глаза графиня.
— Признаться, издалека, на помолвке, — согласился с ней Жан-Анри.
— Только она с женихом графом Петром Сапегой, — предупредила Анна Гавриловна и погрозила пальчиком, — а то я знаю вас.
Жан-Анри улыбнулся, Анна Гавриловна явно преувеличила его подвиги, пусть он и не был монахом. Анна Гавриловна провела его на свою половину и представила его баронессе Марфе Ивановне, а потом Маше Меншиковой. Жан-Анри поцеловал ей руку и, улыбаясь, сказал:
— Вы разбили мне сердце, Маша.
— Отчего же, — смущаясь, спросила Маша.
— Я могу вызвать вашего жениха на дуэль и убить, — сказал Жан-Анри и, увидев неподдельный страх в глазах Маши, улыбаясь, добавил, — но тем самым разобью ваше сердце, а от этого дважды разбьётся моё.
Маша счастливо улыбнулась, а Жан-Анри добавил:
— Сейчас я освобожу вашего любимого, — и прошёл в кабинет.
— Приветствую вас, господа, — с улыбкой поздоровался Жан-Анри, и взоры играющих тут же переместились на него.
— А не сыграть нам в квинтич, Иван Андреевич, — сказал ему светлейший князь, пожимая руку.
— С удовольствием, — согласился Жан-Анри, пожимая руки Ягужинскому и Остерману и представившись Петру Сапеге.
— Петя, сынок, иди к Маше, она, поди, соскучилась, — сказал Меншиков зятю, и, улыбаясь, добавил: — А то, я смотрю, игра тебе не в сладость.
Князь Пётр Сапега с удовольствием поднялся из-за стола и, попрощавшись, быстро вышел.
— Ну-с, в банке десять рублей, — сказал Меншиков и положил пяток новых золотых с левым профилем Екатерины I. Посмотрел на игроков и перетасовал карты. Молчаливо, протянул карты Остерману и тот сдвинул. Светлейший князь раздал по одной карте и вскрыл свою десятку:
— Что скажешь, Павел Иванович? — Ягужинский глянул мельком на карту и сказал:
— Банк.
Меншиков хмыкнул и бросил ему одну.
— Ещё, — невозмутимо улыбаясь, сказал Ягужинский. Меншиков бросил вторую карту.
— Свои, — сказал Ягужинский, глядя на Меншикова. Тот медленно вытянул карту и бросил на стол. Десятка! Ягужинский бросил свои карты и принялся отсчитывать монеты от кучки перед собой.
— Что скажем, Иван Андреевич? – спросил довольный Меншиков, открывая свою семёрку.
— Десять, — сказал Жан-Анри.
— Что так? — спросил Меншиков, кидая ему карту.
— Оставлю вам на развод, — засмеялся Жан-Анри, выбрасывая десятку и туза, и забирая пять монет.
Игра шла несколько часов и горка возле Жан-Анри заметно выросла. Светлейший князь тоже был весьма доволен – с приходом Жан-Анри ему удалось отыграться и, даже, соорудить перед собой на столе изрядную кучку золотых монет.
Анна Гавриловна пригласила всех на домашний ужин и мужчины, оживившись, прошли к буфету, принять перед ужином бокал вина, а светлейший князь махнул водочки. Все, не чинясь, уселись за стол и принялись за стерляжью уху с расстегаями.
Из библиотеки к ужину появились Маша Меншикова и князь Пётр. Усаженные напротив друг друга, они всё время перебрасывались взглядами и улыбались друг другу, стараясь соблюсти приличия. Разнесли ботвинью с раками и, почти сразу же, жаркое из телятины. Подали красное вино. Светлейший князь Меншиков попробовал и сказал, обращаясь к Жану-Анри:
— Вашего завозу? — Жан-Анри кивнул головой и князь добавил:
— Зайду как-нибудь к вам. Хорошее вино.
— Я скажу приказчику, — сказал Жан-Анри, — вам покажут все коллекции.
— Весьма хорошее, — сказал весь вечер молчавший барон Остерман, — пожалуй, будет лучше рейнского.
Подали пироги с визигой, пряженцы с сёмгой, и прочие заедки. Гости почтили их с трудом, но крепким сбитнем запили с удовольствием.
Жан-Андре почти тут же распрощался, несмотря на приглашение светлейшего князя остаться ещё на пару часов и вышел на крыльцо. Глубоко в небе светила полная луна, пряча в своём сиянии звезды, и только некоторые из них осмеливались с ней равняться. Жан-Анри вздохнул полной грудью и неспешной ходой пошёл вдоль улицы, намереваясь прогуляться по Екатерининскому саду, прежде чем идти к себе.
Сзади, возле Морской Академии, были слышны громкие голоса курсантов, не желающих спать в такую прекрасную ночь. Несмотря на то, что в ночное время ходить по улицам Санкт-Петербурга было опасно, Жан-Анри не боялся, так как его тело было тренированным, шпага остра, а душу наполнял бодрый задор. Важнее всего постараться не убить нападавшего, поддавшись естественному инстинкту.
О Жан-Анри в Санкт-Петербурге ходили разные слухи. Поговаривали, что Жан-Анри Моризо из Буржа, провинции Берри, герцогства Беррийского во Франции, где он был бенедиктинским монахом. Что отчасти было правдой. Называли его любимчиком Петра Первого, купленным у регента Франции Филиппа Орлеанского, что тоже было полуправдой.
С Петром Первым Жан-Анри познакомился в Париже в апреле 1717, когда тот нагрянул в столицу Франции. Пётр I, как обычно, гулял инкогнито по Парижу и забрёл в винный погребок Жан-Анри. Они быстро нашли общий язык. Жан-Анри сразу понравился высокий любознательный, с благородной осанкой, северный царь, в выпуклых черных глазах которого всегда горел живой огонёк интереса.
Они до утра дегустировали вина его огромной коллекции, и к рассвету Жан-Анри бегло говорил на русском, чем немало потешил Петра Первого. Пётр тут же уговорил его ехать с ним в Санкт-Петербург, чтобы открыть там такой же погребок, как в Париже. Жан-Анри согласился, и они ударили по рукам, а затем принялись обмывать заключённый договор.
Но тут их нашёл князь Борис Куракин, посол Петра Первого во Франции, и устроил обструкцию продолжению банкета. Куракин напомнил, что сегодня понедельник и к Петру I в этот день с визитом должен пожаловать семилетний Людовик XV. Царь тут же поднялся и вместе с Жан-Анри уселся в карету, заблаговременно подогнанную Куракиным. Карета быстро доставила их в отель Ледигьер на улице Серизе в аристократическом районе Парижа, принадлежащий маршалу де Вильруа и отданный Петру Первому на время его визита в Париж.
Не успели они подняться, как перед отелем показались экипажи юного короля. Пётр Первый вышел и встретил его у кареты. Взявши Людовик XV за ручку, он повёл его в отель, где они, как равные, уселись в одинаковые кресла. Король продекламировал заученную речь, которую на ухо Петру Первому переводил Жан-Анри, к большому неудовольствию князя Куракина. Пётр, слушая короля, растрогался и прослезился, а потом поднял Людовика XV на руки и поцеловал.
Маленький король улыбался, но немного поморщился – от дяди Петра немного разило вином. Пётр Первый, с помощью Жан-Анри, мило побеседовал с королём, рассказывая ему о Санкт-Петербурге, о кораблях и сражениях, и тот с интересом слушал, и, нарушая церемониал, придвинул кресло к Петру, чем вызвал неудовольствие своего воспитателя, семидесяти трёхлетнего маршала Вильруа.
Так началась эта странная дружба царя и неизвестного француза. В Санкт-Петербурге Жан-Анри поразил Петра Первого ещё раз. Как-то, глядя на чертежи английского фрегата, изготовленные собственноручно Петром Первым, Жан-Анри объявил царю, что чертёж не верен, и тут же, по памяти, искусно исправил ошибку. Пётр посмотрел атласы, увидел, что он, действительно, дал маху и расцеловал Жан-Анри: