Сирены

– Скажи спасибо Найджелу. У нас вышла очередная ссора, и я чуть было не пробил его головой пол, что, несомненно, пошло бы этому придурку на пользу. Скотина!

– А я думала, что все уже улажено, – сказала Мэгги, сворачивая косяк. Она зажгла его и, затянувшись, передала Крису.

Тот сделал большую затяжку, издавая при этом шипящий звук, вроде того, что получается при открытии клапана в паровой машине. Он держал дым в легких довольно долго.

– Ты ведь знаешь, какие это тупицы. У них в одно ухо входит, а из другого выходит, поскольку в голове нет абсолютно ничего. – Он сделал еще одну затяжку, и его настроение вдруг резко переменилось. Усевшись на софе, он стряхнул пепел в тяжелую бронзовую пепельницу. – Однако я рад, что ты здесь, Дайна. – Запустив руку в карман ковбойской рубахи, он извлек оттуда белую пластмассовую кассету. – Догадайтесь, что это такое?

– Записанные вами дорожки? – возбужденно спросила Мэгги.

– Даже лучше, – он улыбнулся. – Две мои уже смикшированные песни для нового альбома. Впервые я написал что-то в одиночку без Найджела.

Мэгги обернулась к Дайне.

– Послушайте-ка эти вещи. Они совершенно непохожи на то, что группа делала раньше. Это целое новое направление.

– Да, – подтвердил Крис, поднимаясь на ноги и направляясь к стереосистеме. – Столь необходимый глоток свежего воздуха. – Он присел на корточки перед декой и принялся щелкать клавишами. Через мгновения вспыхнули индикаторы: рубиновые и изумрудные огоньки, мерцавшие, точно далекие звезды. Крис вставил кассету в магнитофон.

– Готовы?

Они обе сказали, что да.

Усевшись на пол он объяснил.

– Первая песня называется «Гонка», вторая – просто инструментальная вещь, без слов. – С этими словами он нажал кнопку, и комната наполнилась звуками музыки. Мощные гитарные аккорды вплетались в жесткую пульсацию баса, отталкиваясь от прыгающего ритма ударных. Потом в динамиках зазвучал богатый, легко отличимый голос Криса.

Вспомним дни

На заднем сидении «Форда»

Пылающие огни

Разве мы знали, каким будет счет?

И что однажды мы вырастем,

И наступит день последнего экзамена -

То время беспечного веселья

Кажется таким далеким теперь.

Мелодия перешла в короткий проигрыш – прелюдию второго куплета.

Я отказался от стихов

Которыми мы жили

Лимузинов и вечеринок,

И девушек, отдающих

Все, что у них есть,

Не выходя из машин -

О, те яркие ночи восторгов и кокаина

Кажутся такими далекими теперь

Начиная с этого момента партия гитары начала дублироваться на второй дорожке, и плотность ее звучания резко увеличилась. После второго куплета следовал вызывающий бурный прилив адреналина в крови припев. Потом все повторилось еще раз, а в финале песни вновь преобладал суховатый гитарный риф.

На несколько секунд в комнате наступила почти гробовая тишина, после чего началась инструментальная вещь. По музыке она представляла собой полную противоположность «Гонке»: медленная, призрачная мелодия, построенная на минорных аккордах, которая, закручиваясь по спирали, уходила куда-то ввысь, томная и непринужденная, напоминая Дайне «Адажио для струнного квартета» Самуэля Барбера.

К концу песни музыка постепенно затихала, но продолжала звучать еще так долго, что Дайна поняла, что уже все, только когда магнитофон, домотав ленту, выключился с легким щелчком.

Крис повернулся точно на шарнирах к подругам.

– Ну как?

– Потрясающе, – сказала Дайна. – Просто не знаю, что и сказать.

– Тебе понравилось?

– Я в восторге.

– Эти вещи великолепны, – произнесла Мэгги. – Найджел, наверно, обделается от зависти.

– Он еще их не слышал, – сказал Крис. – Как и остальные. Ян и Ролли слышали только «болванку» во время записи. Найджел ничего не знает и ничего не узнает, пока все не будет смикшировано окончательно. – Он вскочил на ноги. – Я собираюсь слегка проветриться.

– Крис, ты ведь только что вернулся, – грустно заметила Мэгги.

– Дайна, – спросил он, – не хочешь присоединиться?

– Извини. – Дайна тоже поднялась. – Завтра надо уже в пять часов быть у гримера. – Она пожелала им спокойной ночи, так остро ощущая на себе взгляд Мэгги, полный зависти и гнева, что даже поежилась, словно прикоснувшись в чему-то холодному.

Длинный темно-синий «Мерседес» стоял поперек подъездного пути к ее дому, напоминая своим видом массивную крепость. Когда Дайна подъехала ближе, ей показалось, что его тень поглотила маленький домик.

Остановившись неподалеку от лимузина, она выключила мотор и выбралась из автомобиля. Снаружи ночной ветерок принялся ласкать ее щеки и трепать длинные медвяные локоны.

Резкий скрежет ее каблуков по гравию заглушил хрипловатое стрекотание сверчков. При приближении девушки задняя дверца «Мерседеса» бесшумно открылась ей навстречу. Внутри него горел свет яркий и по-домашнему теплый, какой бывает только от настольных ламп с красивым абажуром.

Наклонив голову, она залезла в машину. Первое, что ей бросилось в глаза, это светящийся экран маленького цветного телевизора, на котором ведущий «Ночного шоу» Джонни Карлсон, постукивая по крышке стола своим знаменитым карандашом, заканчивавшимся резинками на обоих концах, что-то беззвучно декламировал, обращаясь к Стоккарду Чейнингу.

– Я почувствовал, что соскучился по тебе, когда понял, что ты не приедешь домой, – сказал Рубенс.

– Теперь я дома.

– Я имел в виду мой дом.

Дайна отвернулась от него и уставилась в темноту, начинавшуюся сразу за окном машины. За гущей деревьев не было видно ни крутого склона холма, ни гигантской дуги, состоящей из отдельных огоньков у его подножия. Мягкое сидение «Мерседеса» вдруг показалось девушке жестче церковной скамьи.

– Это никогда не должно было случиться.

– Что не должно было случиться?

– Я говорю о прошлой ночи, – ответила она, по-прежнему глядя в сторону. – Я была злая, расстроенная... после одного происшествия. Ты подвернулся мне под руку.

– Я всегда был у тебя под рукой. Она ничего не ответила и лишь обхватила себя за плечи. Ей вдруг стало холодно.

– Ты ведь не хочешь сказать, что это было всего лишь маленькое приключение...

– Я вообще не хочу разговаривать с тобой. – ...потому что я знаю, что это на тебя не похоже. – Повернув голову, Дайна увидела, как луч света от лампы выхватывает из темноты заостренную скулу и губы Рубенса. – Ты не отдаешься с легкостью, не задумываясь кому попало. Даже если ты сейчас будешь утверждать обратное, то я в это не поверю, – наклонившись вперед, он щелкнул выключателем, и лица Джонни и Стоккарда исчезли с экрана.

– И я также знаю, – продолжал он, что мы не просто трахались прошлой ночью. Я говорю так, потому что за последние два года делал это столь часто и с таким количеством женщин, что и не сосчитаешь. Я знаю, что это такое, даже чересчур хорошо, поэтому я повторяю: мы не просто трахались прошлой ночью.

– Неужели? – спросила она. Ее голос окреп. – А что же мы по-твоему делали?

– Я сказал бы, что мы занимались любовью. Ты знаешь это, точно так же, как и я.

– Ну и что с того?

Рубенс осторожно прикоснулся пальцами к ее плечу.

– Я не хочу лишаться этого.

– Ты полагаешь, – холодно поинтересовалась она, холодно оттолкнув его ладонь, – что я могу купиться на подобную фразу? – Дайна почти открыто смеялась над ним, но ощущение тревоги нарастало в ее душе быстрей, чем она сама замечала это.

– Ладно. Я неправильно выразился. Пощади меня.

– Знаешь, ты необычайно мил, – свирепые огоньки вспыхнули в ее глазах. Сидя рядом с ним. Дайна чувствовала непрекращающийся ни на мгновение странный трепет в груди, словно у нее вот-вот должен был случиться сердечный приступ. Она взялась за ручку на дверце.

– Нет, – и это словно прозвучало в ушах Дайны причудливым эхом того самого «нет», сказанного ею вчера на палубе корабля. Рубенс ласково накрыл ее ладонь своей, но тут же поспешно отдернул руку. – У тебя нет оснований опасаться меня.