Страница 120 из 128
– Как давно это происходит? Собираются толпы и оскорбляют его?
– Больше месяца.
Элизабет тяжело вздохнула, в голосе слышались слезы.
– Вы знаете, какой Ян гордый? – прерывающимся шепотом спросила она. – Он так горд… а я сделала из него обвиняемого в убийстве. Завтра все будут смеяться над ним.
Герцогиня помедлила с ответом, а затем резко сказала:
– Он – сильный человек и никогда не считался с чьим-то мнением, кроме, может быть, твоего и Джордана, и очень немногих других. В любом случае, смею сказать, это ты, а не Кенсингтон, будешь выглядеть дурой в утренних газетах.
– Вы отвезете меня домой?
– Который на Променад-стрит?
Это поразило Элизабет, и она забыла о своем горе.
– Нет, конечно, нет. Наш дом на Аппер-Брук-стрит.
– Я не думаю, – сурово произнесла герцогиня, – что это разумная мысль. Ты слышала, что сказал лорд-канцлер.
Элизабет, почти не колеблясь, не согласилась с ней.
– Я лучше встречусь с Яном сейчас, чем со страхом думать об этом всю ночь.
Герцогиня, очевидно, решившая дать Яну время взять себя в руки, вспомнила об острой необходимости остановиться у дома одной заболевшей приятельницы, затем другой. К тому времени, когда они, наконец, приехали на Аппер-Брук-стрит, почти совсем стемнело, и Элизабет дрожала от волнения еще до того, как их собственный дворецкий посмотрел на нее так, словно она была недостойна даже презрения. Очевидно, Ян вернулся и слуги уже сплетничали о выступлении Элизабет в Палате лордов.
– Где мой муж, Долтон? – спросила она.
– В своем кабинете, – ответил Долтон, отступая от двери.
Взгляд Элизабет остановился на сундуках, уже стоящих в холле, и слугах, несущих сверху еще несколько других. С бешено колотящимся сердцем она быстро прошла через холл в кабинет Яна и остановилась, переступив порог, чтобы собраться с мыслями, прежде, чем он повернется и увидит ее. Ян смотрел на огонь в камине, держа в руке стакан. Он снял камзол и закатал рукава рубашки, и с новым приступом раскаяния Элизабет увидела, что муж похудел даже больше, чем это казалось в Палате. Она пыталась придумать, с чего начать, но так как эмоции и объяснения переполняли ее, Элизабет сначала ухватилась за наименее важный, но самый непосредственный вопрос – сундуки в холле.
– Ты уезжаешь?
Она увидела, как при звуке ее голоса у него напряглись плечи, и когда Ян повернулся и посмотрел на нее, то почти физически почувствовала, с каким усилием он сдерживает гнев.
– Ты уезжаешь, – отрезал Ян.
Молча, беспомощно протестуя, Элизабет покачала головой и медленно пошла по ковру через комнату, как в тумане, думая, что это хуже, намного хуже, чем просто стоять перед несколькими сотнями лордов в Палате.
– На твоем месте я бы не делал этого, – тихо пригрозил он.
– Делал… делал что? – неуверенно спросила Элизабет.
– Не подходи ко мне близко.
Она замерла, услышав угрозу в его голосе и отказываясь этому верить, Элизабет вопросительно посмотрела на окаменевшее лицо мужа.
– Ян, – начала она, с молчаливой мольбой, протягивая руку и затем бессильно опуская ее, когда ее умоляющий жест не вызвал у него ничего, кроме вспышки презрения в глазах. – Я понимаю, – снова продолжила она дрожащим от волнения голосом, думая, как начать, чтобы успокоить его гнев, – ты презираешь меня за то, что я сделала.
– Ты права.
– Но, – храбро продолжала Элизабет, – я готова сделать все, все, чтобы попробовать искупить это. Как бы сейчас тебе ни казалось, я никогда не переставала любить…
Его голос ударил ее как удар кнута:
– Замолчи!
– Нет, ты должен выслушать меня, – сказала Элизабет; теперь она говорила более быстро, охваченная страхом и ужасным предчувствием, что ничего из того, что она скажет или сделает, никогда не заставит его смягчиться. – Я никогда не переставала любить тебя, даже когда я…
– Предупреждаю тебя, Элизабет, – сказал он угрожающе, – замолчи и убирайся. Убирайся из моего дома и из моей жизни!
– Это… это Роберт? Я хочу сказать, ты не веришь, что человек, с которым я была, – Роберт?
– Мне наплевать, кто был этот сукин сын.
Элизабет задрожала от непритворного ужаса, потому что Ян так и думал, – она видела, что он так думал.
– Это был Роберт, как я и сказала, – продолжала Элизабет, запинаясь. – Я могу без всякого сомнения доказать это, если ты мне позволишь.
Он рассмеялся коротким приглушенным смехом, который был страшнее, чем его гнев, и не оставлял надежды.
– Элизабет, я бы не поверил тебе, если бы и увидел тебя с ним. Я говорю ясно? Ты – законченная лгунья и великолепная актриса.
– Ты так говоришь, п-потому что я говорила глупости на суде, ты, к-конечно, должен знать, почему я так говорила.
Он с презрением посмотрел на нее.
– Конечно, я знаю, почему ты так говорила! Из-за денег. Это – цель, с которой ты все делала. Ты будешь спать со змеей, если это принесет тебе деньги.
– Почему ты так говоришь? – воскликнула она.
– Потому что в тот самый день, когда твой сыщик сказал тебе, что я виноват в исчезновении твоего брата, ты стояла рядом со мной в этой проклятой церкви и клялась любить меня до гроба! Ты охотно выходила замуж за человека, который, ты знала, мог быть убийцей, ты соглашалась спать с убийцей.
– Ты не веришь этому! Я могу доказать это… я знаю, что смогу, только дай мне шанс…
– Нет.
– Ян…
– Мне не нужно доказательств.
– Я люблю тебя, – сказала она в отчаянии.
– Мне не нужна твоя «любовь», и мне не нужна ты. Сейчас… – он поднял глаза, когда Долтон постучал в дверь.
– К вам мистер Ларимор, мой лорд.
– Скажи ему, я сейчас его приму, – сказал Ян, и Элизабет в изумлении посмотрела на него.
– Ты… ты собираешься заниматься делами сейчас?
– Не совсем так, любимая. На этот раз я послал за Ларимором по другой причине.
Непонятный страх мурашками пробежал по ее спине.
– Какая… какая причина посылать за адвокатом в такое время?
– Я начинаю бракоразводный процесс, Элизабет.
– Ты что? – ахнула она и почувствовала, как комната поплыла перед ее глазами. – На каком основании? Из-за моей глупости?
– Нарушение обязательств, – резко ответил он.
В этот момент Элизабет сказала бы и сделала все, чтобы заставить его понять. Она не верила, даже не понимала, как нежный, страстный человек, который любил и желал ее, мог с ней так поступить, не выслушав причин, даже не дав ей возможности объяснить. На глазах у нее выступили слезы любви и ужаса, когда неуклюже она попыталась пошутить.
– Ты будешь выглядеть в суде ужасно глупо, дорогой, потому что я буду стоять у тебя за спиной, заявляя, что я более чем желаю сдержать свою клятву.
Ян отвернулся, увидев любовь в ее глазах.
– Если ты не уйдешь из этого дома через три минуты, – ледяным тоном предупредил он, – я обвиню тебя в прелюбодеянии.
– Я не совершала прелюбодеяния.
– Может быть, но тебе потребуется чертовски много времени, чтобы доказать, что ты чего-то не совершала. В этом у меня есть кой-какой опыт. А сейчас, последний раз, убирайся из моей жизни. Все кончено.
Чтобы подтвердить это, Ян подошел и сел за стол, протягивая руку, чтобы позвонить.
– Пусть Ларимор войдет, – приказал он Долтону, который почти тотчас же появился.
Элизабет застыла, в отчаянии ища способа убедить его до того, как Ян сделает решительный бесповоротный шаг, чтобы отказаться от нее. Всеми фибрами своей души она верила, что он любит ее. Бесспорно, если человек любит столь глубоко, чтобы так страдать… Элизабет догадалась, почему он так поступает; молнией у нее в голове промелькнул рассказ священника о том, как вел себя Ян после смерти родителей. Однако Элизабет не была ньюфаундлендом, чтобы он мог отшвырнуть ее и изгнать из своей жизни.
Она подошла к столу, оперлась на него вспотевшими ладонями и подождала, пока Ян не заставил себя посмотреть ей в глаза. Похожая на храброго поверженного печалью ангела, Элизабет посмотрела на своего противника и голосом, дрожащим от любви, проговорила: