Охота

– Перебираемся на другую сторону шоссе и идем прежним порядком до транспортной развязки, – распорядился я. – Крупье, сколько еще до главной цели?

– До района Лагуны осталось без малого пять километров, – доложил электронщик, сверившись с картой. – Особых препятствий на маршруте быть не должно. До ближайшей транспортной развязки – километр и восемьсот метров. Следующая – сразу перед Лагунами, но мы можем обойти ее с севера. Это как раз на границе глаза бури…

– … И уже на территории, где охотится Безликий, – добавил Сквозняк. – Полковник, у вас есть идеи, как мы будем «мотыжить поле»?

– Есть, – ответил я и посмотрел на Зельму, которая мигом сообразила, что речь сейчас пойдет о ней и насторожилась. – Пора бы кое-кому из новичков начать доказывать мне свою гениальность. Согласен, что женщина в команде – это прекрасно и поэтично! Но мы приютили у себя фройляйн Дорф не за красивые сиськи… Вернее, не только за красивые сиськи, но и за все остальное, включая мозги, которыми, как нас уверяет Сквозняк, она тоже не обижена. Вот пусть и потрясет ими, потому что все остальное у нее пока трясется без особой пользы.

– Это есть сексизм и половой дискриминирунг, герр оберст! – заметила Зельма, криво ухмыльнувшись. Как и у нас, у нее тоже имелся опыт работы на Ближнем Востоке, и потому по-арабски она говорила значительно лучше, чем по-русски.

– Ну разумеется! – подтвердил я. – Он самый – сексизм, оголтелый, неприкрытый и бесстыжий, как твои прелести, какими ты пыталась недавно соблазнить меня в душевой. Однако не думаю, что перед вылетом в Эмираты твой «русиш фикер» Сквозняк забыл предупредить тебя о том, с каким ублюдочным боссом тебе придется иметь дело.

– Он предупредить, – кивнула фройляйн Дорф и не удержалась от ответной шпильки: – Но раньше я иметь работа с ваша мафия и знать, чего ждать от русский уголовник.

– Ух ты, зараза! Удар ниже пояса! – осклабился Бледный и компанейски толкнул в плечо Гробика, сметающего ветошью песок с «Милки». – А ну-ка пробейте ей за это трехочковый штрафной, босс!

– У полковника стальные яйца, – пробурчал Гробик, не отрываясь от работы. И уточнил в назидание: – Нельзя бить его ниже пояса – так и руку сломать недолго.

– Отставить трехочковые, – отмахнулся я. – Если фройляйн докажет, что Сквозняк говорил о ее талантах сущую правду, пусть называет меня как ей угодно: хоть уголовником, хоть римским папой.

– Постойте, полковник! – запротестовал Сквозняк. – Вы что, намерены использовать Зельму в качестве приманки? Но если догадка шейха верна и возле «следа Иблиса» действительно охотится Безликий, ему совершенно без разницы, кому пускать кровь. Вы ведь отлично знаете таких людей. Если у них в приказе не оговорено, кого можно убивать, а кого нет, они убивают всех без разбору. Давайте лучше я отправлюсь в глаз бури. Так или иначе, у меня будет куда больше шансов удрать от Безликого.

– Никаких «тебя»! Ты думать, я тут и правда только сиськи трясти и задница вертеть?! – возмутилась Зельма, хотя ее приятель рвался ей на замену из самых лучших побуждений. – Что вы предлагать, герр оберст?

– Сквозняк сказал, что ты окончила актерскую школу. Это так? – спросил я.

– Это так, – подтвердила фройляйн Дорф. – Легко доказать. Могу сейчас пускать вам слеза или читать монолог Джульетта.

– Только и всего? – нахмурился я. – Да тут у нас любой, даже Гробик, может заплакать, если понадобится. Не обольщайся: у меня для тебя припасена роль покруче. И если не отыграешь ее как положено, с первого выхода на сцену, переигрывать будет уже поздно…

Наша спутниковая карта была сделана до того, как на Дубай обрушилась буря, и потому устарела, но нас она еще не подводила. Кроме песчаных наносов, других преград на шоссе Аль-Авир мы так и не встретили. По городу колесили мародеры на грузовых вездеходах и армейские патрули, хотя нам они пока не попадались. Зато попалось кое-что более удивительное. Вот только находка эта была не из тех, что могли бы нас обрадовать.

Перейдя шоссе, теперь мы двигались вдоль его северной стороны. Не по обочине, а на таком расстоянии от нее, чтобы не терять из виду растущие вдоль дороги ободранные кусты и пальмы. А также – дорожные знаки, рекламные щиты и брошенные хозяевами неисправные автомобили. Лишь эти ориентиры позволяли нам не сбиться с маршрута при такой отвратительной видимости и отсутствии связи с внешним миром.

До глаза бури оставалось около полутора километров, когда Захаб передал мне и тыловой группе сигнал «Внимание! Все сюда!». На что такое любопытное он мог наткнуться, непонятно. Но раз сигнал тревоги не прозвучал, значит, нам пока ничего не угрожает.

Притаившись за съехавшим с обочины бесхозным джипом, араб-проводник указывал в сторону шоссе, на котором лежала непонятная серая куча. Мы могли принять ее за груз, упавший с какого-нибудь самосвала или тягача. И все же было в ее очертаниях нечто такое, что заставляло усомниться в правильности этой догадки. Вот и Захаб, увидев странную кучу, не прошел мимо, а задержался, дабы обратить на нее наше внимание.

– Доннерветтер! Китайский сторож убить элефант! – Зельма первая озвучила осенившую всех нас догадку.

– Не понимаю, разве можно из трех дробовиков вот так запросто уложить взрослого слона? – недоуменно полюбопытствовал Крупье. – Даже если стрелять, не картечью, а пулей?

– Можно, если умеючи, – ответил Гробик.

– Вот именно: «умеючи», – подчеркнул Крупье. – Но мы-то слышали, какие из тех узкоглазых придурков умельцы. Хорошо, если они со страху вообще попали в слона. Насколько я помню, раненый слон всегда бросается в бой, а убегает он только, когда сильно напуган.

– А напуганный слон очень даже мог умереть от разрыва сердца, – заметил Сквозняк. – Особенно, если перед этим долго жил впроголодь, а потом схлопотал в задницу пару-тройку пуль. Для животного из зоопарка это огромный стресс.

– Ну, мать вашу, собрались ветеринары на консилиум! – покачал головой Бледный. – Раз вы такие умные, тогда ответьте на вопрос, может ли у скончавшегося от инфаркта слона оторваться голова?

– Чего-чего? – Крупье, а за ним и остальные вытянули шеи, присматриваясь к валяющейся на дороге туше.

Я тоже только сейчас заметил, что ее силуэт выглядит как-то неправильно. Ноги лежащего на правом боку, мертвого животного были обращены к югу. Хоботу, по идее, следовало быть нацеленным туда же. В крайнем случае – на запад, если голова бегущего слона в падении развернулась вперед. Однако слоновья морда и, соответственно, хобот были направлены прямо на нас. Я, конечно, не был зоологом, но подозревал, что короткая, практически отсутствующая шея этого животного не может изгибаться под столь немыслимым углом. По крайней мере сама. А, значит, кто-то ей в этом помог.

Но у кого могло хватить сил сломать хребет исполину, ведь сам он явно не сумел бы сделать это, когда споткнулся и рухнул на асфальт? Разве только тут постарался какой-нибудь водитель грузовика, что врезался в слона на полной скорости, когда он внезапно выскочил ему навстречу из песчаной завесы. Любопытно, куда потом делся этот разбитый грузовик. Мимо нас он точно не проезжал.

– Захаб, Зельма, Сквозняк и Крупье остаются здесь, остальные – за мной! – скомандовал я и, выйдя из-за укрытия, пошагал к дороге. Бледный и Гробик, держа оружие наготове и оглядываясь по сторонам, двинули за мной. Вряд ли это была приманка – мы могли с тем же успехом плюнуть на многотонного мертвеца и пройти, не задерживаясь, мимо. Но раз мы все-таки задержались, нам не помешает потратить пару минут и выяснить, что погубило слона, ведь скрывшийся грузовик ехал как раз оттуда, куда мы направлялись.

Бледный оказался глазастее меня. Он еще издали определил, что у слона не просто свернута шея, а именно оторвана голова. Слоновья глотка была вскрыта от уха до уха настолько глубоко, что из раны торчал обломок позвоночника, а неповрежденными остались лишь задние шейные мышцы. Только они и не позволяли голове животного окончательно отделиться от тела.