Реквием линкору «Тирпиц»

Его родители и некоторые друзья были арестованы и направлены в концентрационный лагерь. Сам же он бежал в Англию, где в Лондоне работал вместе с польскими офицерами в мастерской, в которой конструировались радиопередатчики. Поляки разработали миниатюрный передатчик, который ему нравился. Еще в Норвегии он работал на радиопередатчике, отправляя из горного района западнее Тронхейма свою первую информацию в Великобританию. Теперь же он делился с англичанами опытом работы.

Вскоре пребывание в Лондоне ему надоело.

Но вот в январе 1942 года он был приглашен в адмиралтейство. И впервые вошел в стены этого учреждения, символизировавшего мощь Англии. С легким беспокойством шел он по длинному коридору. В указанной в приглашении комнате находились морские офицеры в форме и несколько «важных» мужчин, державших на коленях зонтики и высокие шляпы. Долго ждать Рёрхольту не пришлось. Вестовой проводил его в большой кабинет, стены которого были увешаны портретами и картами. В углу стояла походная кровать. Мужчина лет шестидесяти пяти в гражданском костюме, плохо скрывавшем его высокое звание в британском флоте, протянул ему, улыбаясь, руку.

— Мы не знаем точно, где находится «Тирпиц», — сказал он после нескольких слов приветствий. — Не можете ли вы назвать нам человека, который был бы готов направиться в Норвегию, точнее говоря, в Тронхейм, найти местоположение корабля и передать по радио его координаты, а возможно, и передвижения? Этот проклятый «Тирпиц» не дает нам покоя. Из-за него приходится держать на севере два линейных корабля, которые более пригодились бы в Средиземном море…

Лично он, Рёрхольт, брать на себя такое задание не мог, о чем ему неоднократно говорили люди из «Интеллидженс сервис». Но чувствовал, что моряк хотя и с симпатией, но критически наблюдает за ним. Ему подумалось, что такая важная персона из адмиралтейства могла бы запросить нужного человека непосредственно в «Интеллидженс сервис». Почему это я, норвежский лейтенант, должен ему кого-то предлагать? Вдруг он понял, чего от него ждут.

— Думаю, что понимаю суть дела… Когда мне следует отправляться?

Англичанин улыбнулся.

— Мы как раз рассчитывали, что вы согласитесь сами… Самолет на Шетленды готов к отправке.

Рёрхольт был слегка обескуражен. Однако возможность снова принять участие в борьбе понравилась ему. Англичанин, правда, не сказал, каким образом он должен попасть в Норвегию. И он представил себя сидящим в кабине самолета, затем на подводной лодке и даже на корабле. Мысли в его голове проносились одна за другой. Он согласился на выполнение задания, даже не слишком раздумывая, осознавая большую опасность быть схваченным немцами и даже расстрелянным. В этом случае он потеряет сто фунтов стерлингов, которые были положены на его имя в лондонском банке. Как бы издали он услышал произнесенные им слова:

— Разрешите мне поставить одно условие.

— Условие? И какое же?

— Что я покину Лондон не ранее как через двадцать четыре часа. У меня в банке лежат сто фунтов, которые я хотел бы истратить.

Англичанин улыбнулся снова.

— Согласен. Тратьте деньги и немного повеселитесь. Но пейте не слишком много, и главное, никому не говорите о своем задании. Речь ведь идет о вашей голове.

Провожая молодого норвежца до двери, он добавил:

— Когда вы вернетесь, Рёрхольт, на вашем счету в банке опять будут лежать сто фунтов…

Между тем Уинстону Черчиллю были уже доложены данные аэрофоторазведки о том, что «Тирпиц» находится в Фаэттен-фьорде.

Рёрхольт понимал, что входит в состав агентурной сети, устанавливаемой вокруг «Тирпица». Юноша снял в банке свои деньги и направился в «Савой», чтобы хорошенько покушать…

Рёрхольт покинул Лондон 20 января в форме лейтенанта норвежской армии. С ним вылетел его друг Морис Тернер, получивший задание проследить, чтобы Рёрхольт не вступил в контакт с кем-либо из «банды», как в шутку называли секретных агентов на Шетлендских островах. Прибыв туда, они разместились в гостинице «Квинз-отель» в Леруике, где у Рёрхольта состоялись долгие и обстоятельные беседы с майором Митчелом и капитан-лейтенантом Дэвидом Ховартом.

Разговоры велись на норвежском языке и касались Норвегии и оккупации страны немцами. Мужчины склонялись над картами. Тысячи скал, островов с горами, покрытыми вечными снегами, бесчисленное количество бухт, маленьких гаваней, фьордов самой различной формы, водные лабиринты, ответвления которых врезаются глубоко в сушу, поросшую соснами и березами, и все это вытянуто на 1700 километров — вот какова Норвегия.

— От Тронхейма до шведской границы всего семьдесят километров, и она в настоящее время усиленно не охраняется, — делился своим мнением Рёрхольт. — Да и немцы не могут находиться повсюду.

Англичане тем не менее рекомендовали соблюдать величайшую осторожность. На радиосвязь целесообразно выходить только в исключительных обстоятельствах.

— Каждый из вас имеет собственную задачу и не должен ничего знать о других, даже если они задействованы в том же районе и с похожим заданием.

Через несколько дней Митчел сказал ему:

— В Норвегию вас доставит Ларсен на «Файе». Готовьтесь к отплытию, Рёрхольт. Выход в море, как только погода хоть немного улучшится.

Пока еще штормило и было по-собачьи холодно. Дни, которые Рёрхольт проводил в гостинице, казалось, тянулись бесконечно. У него было время обо всем хорошо подумать, проникнуться чувством предстоявшей опасности, как только он ступит на норвежскую землю. Когда он был еще в Осло, то выкрасил волосы в черный цвет, что, правда, не совсем соответствовало голубым глазам. Тем не менее он тщательно покрасил их снова.

Наконец, море немного успокоилось, и 26 января 1942 года «Файе» снялась с якоря. Этот куттер прибыл на Шетленды совсем недавно. Ларсен должен был высадить Рёрхольта в каком-нибудь подходящем месте севернее Норд-фьорда. Переход получился очень тяжелым, со сплошными неудачами. В топливный бак попала вода, из-за чего мотор часто глох. Рёрхольт чертыхался, считая, что для столь важного дела суденышко было подготовлено плохо. Сильный ветер и холод затрудняли движение к цели. Пришлось даже поставить парус. Однако морская вода быстро заледенела, отчего парус стал лишь обузой, сведя их усилия на нет. Мотор постоянно чихал и останавливался. Команду, в том числе и Ларсена, укачало. Норвежского берега они достигли спустя тридцать шесть часов после отплытия. Было уже поздно идти во фьорд, где должны были высадить Рёрхольта, поэтому куттер укрылся за небольшим островком. На рассвете появились два рыбака, предупредившие, что там, куда они собирались идти, немцы установили дополнительный контрольный пост. Мотор окончательно заглох, и они до вечера так с места и не тронулись. Тогда снова поставили парус и взяли курс на Кинн, расположенный южнее. Ларсен хотел заодно убедиться, на месте ли был агент, которого он незадолго до этого высадил в Станг-фьорде. Оказалось, что тот был там, но вынужден бездействовать, так как у него вышла из строя рация. Он поднялся на борт, и Рёрхольт отремонтировал ее.

Измотанные переходом, Рёрхольт и Ларсен даже не знали, как быть дальше, решив некоторое время передохнуть и осмотреться. Тут Рёрхольт вспомнил, что в Станг-фьорде должна еще жить бабушка его друга Тернера, у которой тот рос, будучи маленьким мальчиком… Они решили посоветоваться с Лондоном и запустили на куттере бензиновый генератор для обеспечения энергией своей радиостанции. Генератор работал настолько плохо, что механик Иверсен угорел. Вместе с ним потеряли сознание еще два матроса. Их закутали в одеяла и вынесли на обледеневшую палубу, где привели в чувство, сделав им искусственное дыхание и дав понюхать спирта. После этого все трое — Ларсен, Рёрхольт и агент — пришли к выводу, что лучше всего возвратиться на Шетленды.

Продолжало штормить, и льдом покрылись не только палуба, но и надстройки куттера. Опять всех укачало. Механик Иверсен забыл подать смазку в мотор, из-за чего тот ревел и гудел. Когда подул южный ветер, поставили парус, но тут сломалась мачта. Постаравшись ее отремонтировать, они ушли далеко на север и едва не проскочили Шетлендские острова. Ларсен решил идти в Лунна Бей — небольшую гавань, находившуюся ближе к ним. И вот 30 января при сильном снегопаде «Файе» бросила там якорь. Все были весьма разочарованы: миссия прошла неудачно, но что было еще хуже — Рёрхольт познакомился с агентом, знать которого был не должен. У англичан явно кислое выражение лиц, да и Рёрхольт перенервничал. Во время возвращения он периодически выходил на связь, чтобы передать сообщение о положении дел, но англичане не откликались. Рёрхольт потерял доверие к радиоприемнику, да и вера его в англичан пошатнулась.