Ниндзя

Сайго присел на корточки и стал ждать, пока начнет действовать наркотик. Когда дело дошло до того, что он стал принимать таблетки во время занятий, его заставили уйти изрю. “Как глупо”, — подумал Сайго. Но он ничего не мог поделать: обстоятельства довели его до наркотиков. Качающаяся лодка, завывание ветра; тяжелый всплеск, и море сомкнулось...

Вот оно. Зажегся яркий свет, и все очертания стали отчетливыми, почти двухмерными, как на театральном заднике. Сайго казалось, что он видит сразу во всех направлениях. Он вдруг остро почувствовал взвешенную в воздухе пыль. Эта мелочь тоже могла обернуться для него преимуществом — из-за пыли его враги будут вынуждены чаще моргать, и эти мельчайшие доли секунды для некоторых из них станут роковыми.

Сайго поднял глаза. Он надеялся, что ему не придется использовать это оружие. Но если так...

Сайго заметил первого из полицейских. Он был одет не так, как те двое в Чайна-тауне; кроме того, он держался более уверенно.

Несколько минут Сайго изучал полицейского. Перед тем как начать действовать, он хотел получить ответы на несколько вопросов. Выделен ли этому полицейскому определенный участок? Если да, то перекрывается ли он с другими участками?

Удовлетворившись наблюдением, Сайго взял две дугообразные детали и соединил их между собой. Получился пластиковый лук с алюминиевым прицелом.

“Интересно”, — подумал Сайго. Взрыв не вызвал такой суматохи, на которую он рассчитывал. У него едва хватило времени проникнуть в здание. Теперь до него доносился пронзительный вой приближающейся пожарной сирены. Полицейские, быстро обнаружив, что никто не пострадал, предоставили остальное управлению пожарной охраны.

Сайго видел каждое движение снайпера. Дождавшись, когда полицейский отошел к самому удаленному краю своего участка, он вставил стрелу со стальным наконечником, отклонился назад и прицелился. Это были не обычные стрелы — их наконечники были сделаны из многослойной стали, так же, как клинки катана. В старину такие стрелы называли бронебойными, потому что они пробивали воинские доспехи; их мог остановить только двухдюймовый слой стали.

Сайго выпустил стрелу. Раздалось тихое жужжание, словно пролетела любопытная пчела, и мягкий щелчок. Поблескивающий ствол винтовки куда-то исчез, из шеи снайпера торчало оперение.

Полицейский повернул назад. Он остановился прямо напротив Сайго и поднял голову, что-то темное капнуло ему на плечо. Он переложил автомат в левую руку, собираясь связаться с кем-то по рации.

Сайго метнулся к нему как ожившая тень. Его левая рука, на которой было надето нечто вроде ажурной стальной перчатки с когтями на пальцах, кривыми и острыми, как бритвы, со свистом обрушилась на противника.

Полицейский не успел даже понять, что происходит, когда когти яростно впились ему в горло, потом в грудь, разрывая одежду, пуленепробиваемый жилет, кожу, мышцы, внутренние органы.

Хлынула струя темной крови, и тело полицейского конвульсивно дернулось, будто пораженное электрическим током. В воздухе вдруг остро запахло смертью; так пахнет жасмин в каком-то далеком, незнакомом краю.

Сайго отошел от тела, беззвучно смеясь над бесполезностью жилета, и подобрал свой лук в глубокой тени. Он не торопился. Пусть они подождут его там, наверху. Сайго представил себе потное лицо Томкина, теряющегося в догадках о том, что происходит в здании.

Он двигался по вестибюлю бесшумно, как летний ночной ветерок, и вскоре заметил еще одного полицейского. Сайго подошел к нему сзади, набросил ему на шею тонкий нейлоновый шнур и резко потянул к себе. Ниндзя был поражен: вместо того, чтобы бороться с удавкой, человек развернулся и пошел на него. Он обладал чудовищной силой, и Сайго едва удалось сохранить равновесие. Он почувствовал, как его сжимают огромные ручищи, и изо всех сил обрушил ботинок на колено полицейского. Тот отступил, но тут же снова набросился на Сайго и сбил его с ног.

Сайго ничего не мог поделать с огромной массой противника” и ему пришлось уйти в глухую оборону; на него обрушился град ударов, и его черный костюм стал мокрым от пота.

Сайго проклинал себя за излишнюю самоуверенность. Наконец ему удалось освободить правую руку, и он нажал на пружину. Лезвие пронзило плечо противника над ключицей. Полицейский застонал, но неожиданно стал бороться с еще большей яростью. Сайго услышал громкий треск и понял, что лук ему больше не пригодится.

Полицейский изо всех сил надавил коленями на грудь Сайго, пытаясь оставить его без воздуха. Он допустил ошибку. Но откуда ему было знать, что ниндзя мог не дышать по меньшей мере семь минут?

Левая рука Сайго была зажата, и он не мог воспользоваться стальными когтями; вместо этого он выпрямил пальцы правой руки и ударил противника под ребра. На этот раз защитный жилет сделал свое дело и отразил смертельный удар. В отчаянии Сайго нанес удар тэттсуи — “железный молот” — в грудь полицейского.

Раздался треск, и хватка ослабла. Теперь Сайго оседлал противника и изо всех сил затянул шнурок на его шее.

Он услышал нарастающий звук, который становился все пронзительнее, и я то же мгновение пригнулся. Последовала ослепительная вспышка у правого виска, и Сайго покатился по полу, пробираясь в спасительную тень. Снова просвистела пуля, ударившись где-то об металл.

Еще один снайпер! Сайго притаился в тени толстой колонны, вслушиваясь в ночные шорохи. Из раны сочилась кровь, и он машинально поднес руку к голове. Всего лишь царапина. Но это говорит о его беспечности. “Мы не можем одобрить использование наркотиков — каких бы то ни было, — услышь он слова сэнсэя. — Наркотики сужают восприятие, концентрируют сознание в узкой области, хотя при этом создается прямо противоположное впечатление. Таким образом складывается искаженное восприятие действительности. Сужение сознания может наступить у каждого воина, и это особенно опасно на последних этапах поединка. Даже ветераны должны этого опасаться. Если вы чувствуете, что ваше внимание приковано к незначительным деталям, отступите и посмотрите на поединок со стороны”.

Сайго угодил в собственную ловушку. Иначе эта пуля никогда бы его не задела. Теперь ему нужно было время, чтобы восстановить силы. Недостроенный вестибюль уходил высоко вверх в тусклом свете у него над головой. Темный воздух давил на Сайго своей тяжестью, как водяной столб.

В первый раз у него мелькнула мысль о том, что он мог серьезно недооценить своих врагов. Он чувствовал себя беспомощным и ужасно одиноким — так же, как в ту ночь, в проливе, когда он дрожащими руками бросил в пучину часть самого себя; так же, как в ту минуту, когда он увидел мертвое лицо отца. Теперь, когда единственного человека, который понимал Сайго, не было в живых, у него не оставалось ничего, кроме последней воли Сацугаи. Все остальное не имело значения. Словно он передал свою жизнь в жадные руки духа дзикиники — демона-людоеда. Наверно, таким демоном был и его отец. Так думал Сайго, хотя уважал его больше всех на свете — за исключением своего тезки. Когда он впервые прочитал о жизни Сайго, он решил, что дух этого великого патриота вселился в Сацугаи. По буддийским верованиям, в этом не было ничего невозможного.

С самых ранних лет Сацугаи полностью овладел душой сына. Жизнь Сайго всегда была продолжением жизни его отца. У него никогда не находилось времени, чтобы ответить на вопрос: что же в этой жизни доставляет удовольствие самому Сайго? Теперь он знал, что для него не существует удовольствий. Только сознание того, что остались неоконченные дела, толкало Сайго вперед, к неизбежному концу.

Сайго уже не чувствовал себя беззащитным и напуганным. Наркотик сделал свое дело, обострив все его ощущения; мышцы наполнились энергией. Пора было двигаться.

Ниндзя вышел из тени и столкнулся с еще одним полицейским, державшим наготове автомат. Они увидели друг друга одновременно, и дуло автомата метнулось вверх, на уровень груди Сайго. Полицейский смотрел Сайго в глаза, его палец застыл на спусковом крючке.