Мико

Таким образом была обнаружена нефть у побережья Японии, там, где, по утверждениям уймы геологов, ничего подобного не может быть.

Когда водолазы поднялись наверх со своей новостью, началась настоящая лихорадка. Доложили премьер-министру. В этот район отправили океанографов вместе с геологами. Через три недели они вернулись назад с невероятными известиями. Похоже, что залежи нефти находятся на большой глубине. К тому же они громадных размеров. Если бы власти имели в своем распоряжении способ извлечения нефти, тогда бы не было необходимости в закупке ни единого барреля сырой нефти. Япония стала бы независимой от поставок извне. Ну просто дар Божий!

Однако у роз оказались шипы. Из-за типа породы и характера пластов обычные методы морского бурения оказались неэффективными. Кроме того, месторождение располагается в непосредственной близости от известного океанического разлома, и существует опасность, что неквалифицированные действия вызовут крупное землетрясение.

И вот тогда родился “Тэндзи”. У него восемь искусственных рук и ног. Он может передвигаться по любой поверхности, вне зависимости от сложности рельефа. Он может видеть, слышать и даже чувствовать запах. Он может — и он будет по сути — заниматься добычей нефти со дна моря, проложит первый трубопровод, по которому миллиарды баррелей топлива будут перекачиваться на поверхность к выстроившимся в очередь танкерам.

— Но зачем такая секретность? — спросила Таня. — Наверняка все это можно было бы делать, ни от кого не прячась.

— Вероятно, — согласился Николас. — Однако это нефтяное месторождение располагается не только на японской земле, хотя они считают, что это так.

— О чем вы говорите? — спросила Таня, у которой сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— Курильские острова являются предметом спора между Россией и Японией. Вы это отлично знаете, это элементарно. Главный вопрос состоит сейчас в том — кто хозяин этой нефти, Япония или Россия? И существует два разных ответа, смотря кого спрашивать, японца или русского. — Он отвернулся от зеркала. — Теперь понятно, почему Проторов так стремился проникнуть в суть этой операции?

Он вышел из ванной и огляделся. Но Тани уже и след простыл.

Еще немного — и он бы уже ушел в здание “Синдзюку-сюйрю”, где располагалось управление компании “Сато петрокемиклз”, когда раздался звонок телефона. Он поднял трубку.

— Да?

— В Ки-Уэсте погода — блеск, приятель, — услышал он мужской голос, — но компания паршивая.

— Кроукер! — Над ухом Николаса будто лопнул воздушный шар. Его колени подкосились, так что ему пришлось сесть. — Лью, это невероятно!

— Еще как вероятно, малыш. Я внизу, в вестибюле. Не хотелось, чтобы тебя трахнул сердечный приступ, если приду без предупреждения. Можно к тебе?

— Я как раз ухожу. Встретимся внизу. — В голове у него вертелись тысячи вопросов. Лью Кроукер жив! Но как же...

— Нет. С тем, что у меня, лучше поднимусь я.

— Ну давай. Наступила пауза.

— А вообще-то ты как? — Голос стал хриплым.

— Все поменялось, — ответил Николас. — Впрочем, в жизни всегда так.

— Расскажешь мне об этом. Я мигом.

Лью был похудевший, загорелый больше обычного; на его лице — лице Роберта Митчема — появилось больше глубоких морщин. И тем не менее, на взгляд Николаса, он выглядел чудесно.

Они обнялись, как братья. На этот раз Кроукер против нежностей не возражал — просто удивительно, как он соскучился по другу.

— Что за бинты? — Он показал на руку.

— Потом, — ответил Николас. — А теперь рассказывай.

И Кроукер рассказал — начиная с того момента, когда загадочная автомашина сбила его на дороге в Ки-Уэст, и кончая разоблачением Аликс Логан.

— Выходит, вовсе не Томкин, а Минк санкционировал убийство Анджелы Дидион? — удивился Николас.

— Томкин всего лишь знал об этом, — мрачно усмехнулся Кроукер. — Только впустил убийц в квартиру. Надо думать, это освобождает его от вины.

Николас взглянул на него, ощущая какую-то непонятную боль.

— Жаль, что он оказался таким слабым. Он, наверно, думал об утечке информации, которую она может дать. Национальная безопасность...

— В моей книжке он по-прежнему числится убийцей, — перебил его Кроукер. — Ну ее в задницу, эту национальную безопасность! Большущий обман, будь он проклят.

— Я с тобой не согласен. Лью. Кроукер так и вскинулся:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты сам знаешь, что я хочу сказать, — мягко ответил Николас. — Чем ты здесь занимаешься?

Кроукер замялся.

— Национальной безопасностью, — ответил он виновато. — Извини меня. Ник.

— Ладно, забудь это, Лью. На нас всех паразитируют под предлогом патриотизма.

— И потому Томкин впустил их?

Николас посмотрел ему в лицо.

— Честное слово, не знаю.

— Да ладно! Анджеле от этого никакой разницы. Так или иначе, а до нее все те же шесть футов.

— Перестань себя терзать, Лью! Посуди сам — ты сделал все, что мог. И даже больше, чем другие. Я считаю, душа Анджелы может покоиться в мире.

Кроукер тяжело сел, обхватив голову руками.

— Я ничего не сделал. Я ничего не решил. Я нигде не успел. Просто кручу свои треклятые колеса вхолостую. И никто не собирается отвечать за смерть Анджелы — ни сейчас, ни потом.

Николас встревожился:

— Что с тобой случилось в Ки-Уэсте, мой друг? Только честно!

Голос Кроукера звучал приглушенно.

— Не знаю. Ник. Черт меня побери, если я знаю! — Николас ничего не сказал, и Кроукеру пришлось самому прервать гнетущее молчание. — Моя жизнь пошла наперекосяк. Мне кажется... — Он помолчал и начал снова: — Я не знаю, что произошло с мальчишкой, который закончил училище в числе пяти процентов лучших из своей группы. После этого у меня в одной руке был закон, а в другой — служебный револьвер. И я знал, как с ними надо обращаться. Я знал, что я — на праведной стороне, а они — убийцы, насильники, наркоманы, бандиты, контрабандисты — на неправедной.

Это было очень давно... или мне только так кажется? За это время я утратил ту легкость, с которой раньше отличал преступников от слуг правопорядка. Я был абсолютно уверен — вот как в том, что я сижу здесь, — что Анджелу убил Томкин. Я был не прав... а, может, не был? Я уже ничего не знаю! Ее убил Минк, и я знаю, что должен был найти его. Зачем? Хотел ли я убить его своими руками? Стать законченным анархистом по отношению к закону, который я поклялся соблюдать? Это называется самосуд, парень. Когда я стоял перед ним, я знал, что, по крайней мере, какая-то частица меня хотела этого. Даже зная, что за сучка эта Анджела; даже зная, что она могла, и ты в этом прав, смогла бы — испортить эту шпионскую обедню, всю кашу, которую Минк заварил с Томкиным. Но ведь в результате они отняли человеческую жизнь, точно они — сам Господь Бог. Уничтожили человека, Ник.

Он вскинул голову, и Николас вздрогнул при виде опустошенных глаз, окаймленных красными веками. Он, похоже, плакал... по себе, по еще одной заблудшей душе.

— Какая бы она ни была, Ник, она имела право жить. Разве я не прав, скажи?

Николас обнял своего друга за талию, и они сели вдвоем на край кровати.

— Она имела право жить, Лью.

Кроукер негромко кашлянул:

— И вот вместо того, чтобы придушить самого Минка, я мотаюсь по его заданию.

— Не понимаю!

— Сейчас поймешь, я тебе ручаюсь! — Кроукер ходил по комнате взад-вперед, как тигр в клетке. Он был предельно возбужден и не скрывал этого. — Причина, понимаешь, в том, что я ездил встречаться с этой сволочью в Вашингтон. На этот раз он наметил новое убийство. Похоже, что Таня Владимова подсажена к нему из КГБ. Кстати, ты не знаешь, где она тут притаилась, а?

Николаса бросило в жар. Столько всего сразу!

— Таня? — переспросил он. — Советская шпионка? Но тогда почему Минк не связался со мной сам?

Кроукер кивнул на телефон:

— Ты когда-нибудь вспоминаешь про автоответчик, парень?