Страница 31 из 39
И тут он заметил сбоку, что опущенный ус Сталина чуть-чуть двинулся вверх, обозначая улыбку - ухмылку.
Реакция вождя расколдовала зал, все шумно зашевелились и стали гневно переглядываться, негодуя по поводу хамской выходки Катаева и по хорошему осуждая проявленную к нему мягкость Иосифа Виссарионовича. (Не сразу же расстрелял...)
Впрочем, все знали переменчивый нрав вождя и на всякий случай отводили от отца взгляды, или же смотрели сквозь него, и после окончания совещания отец выходил из центрального комитета, как прокаженный.
Однако обошлось.
Об этом случае есть воспоминания участника того памятного совещания, я о них слышал, но прочитать не довелось.
А вот что по этому поводу рассказал мне Семен Израилевич Липкин.
И снова, как и в первом "опасном эпизоде", все началось в столице одной из советских среднеазиатских республик, где проходило празднование по поводу многовековой даты со времен создания национального эпоса.
На юбилей съехались виднейшие представители литературы и культуры со всего Советского Союза. В качестве одного из главных действующих лиц присутствовал тем и переводчик эпоса Семен Липкин.
И вдруг, рассказывает Семен Израилевич, неожиданно большинство участников отзывается в Москву.
Причина - неизвестна.
Празднование продолжается, но в сильно урезанном составе.
Вернувшись после окончания торжеств, Липкин отправляется в дом творчества писателей в Переделкино и во время прогулки на берегу Самаринского пруда сталкивается с бывшим тогда руководителем союза писателей Александром Александровичем Фадеевым, который жалуется ему на безобразное поведение своего приятеля Вали Катаева на совещании в Центральном Комитете с участием руководителей партии и правительства во главе с товарищем Сталины.
- Как он не понимает, - кричал красный от возбуждения Фадеев, имея в виду отца, - что я не смогу его защитить!
Но Фадеев не рассказал Липкину, в чем же была суть скандала.
А суть заключалась в том, что на совещании подвергался уничтожающей критике писатель из рабочих Александр Авдеенко, причем не за литературное произведение, а за статью, где тот хвалил оборудование шахт и различных механизмов за рубежом и ругал технический уровень родных социалистических предприятий.
(Впрочем, кажется, формальным поводом к партийному разбирательству явился художественный фильм по сценарию Авдеенко...)
Вся несуразность ситуации состояла в том, что именно в результате идеологической политики партии в области литературы ряды советских литераторов должны были пополняться все большим и большим числом писателей, выдвигаемых из среды рабочих, то есть пролетариата.
Партии хотелось, чтобы социалистическая литература делалась идеологически выдержанными товарищами.
А уж кто усомнится в идеологической выдержанности выходцев из класса гегемона.
И тут вдруг такое!
Насколько я могу понять, предполагалось, что и выступление отца будет в духе всего совещания направлено против Авдеенко.
Свое выступление, однако, отец построил не как критику конкретного писателя, а высказал свое отношение вообще к идее выдвижения писателей из народа.
Отец заявил, что писателя невозможно выдвинуть, а он должен сам по себе появиться, и уж тем более писателей никак не может быть так много.
Сталин остановил отца и произнес тираду о том, что писателей должно быть еще больше, чем есть.
Отец не согласился и заметил, что нужно следовать примеру Франции, где существует Академия, состоящая из ста "бессмертных". А чтобы в числе академиков появилось новое лицо, кто-то из "бессмертных" должен был умереть.
Тут Сталин снова прервал отца, еще раз провозгласил точку зрения партии на эту проблему, после чего отец и произнес обращенную к вождю свою ставшую печально знаменитой фразу.
Невольно своим выступлением отец скомкал первоначальную задачу совещания в Центральном комитете, призванного заклеймить зарвавшегося писателя - выдвиженца из рабочих, и перевел весь гнев общественности на себя
В этом-то и заключалось главное "хамство" Катаева по отношению к Сталину.
И все же это оказалось не смертельно...
До сих время от времени по телевизору крутят кинокомедию "Цирк", известную как чуть ли не лучшая картина кинорежиссера Григория Александрова с лучшей ролью его знаменитой жены, великой звезды актрисы Любовь Орловой.
В отличие от других фильмов, в титрах этой комедии не значится имя сценариста.
Сей факт вовсе не означает, что таковой здесь отсутствует. Более того, сценарий фильма сочинили целых три автора - Илья Ильф с Евгением Петровым и Валентин Катаев.
О том же, как случилось, что имена сценаристов отсутствуют в титрах, мне весело рассказал отец.
Но сначала небольшая предыстория.
Прежде чем стать сценарием фильма, пьеса с несколько другим названием - "Под куполом цирка", "принадлежащая перу" трех известных авторов, с огромным успехом игралась на сценах Московского и Ленинградского мюзик-холлов в исполнении тогдашних театральных звезд и каждый вечер собирала аншлаги.
Именно это и побудило режиссера Григория Александрова предложить соавторам успешной пьесы "переложить" ее в киносценарий.
Узнав о замысле режиссера создать веселую кинокомедию со смешными репризами, музыкальными номерами, цирковыми трюками Илья Ильф с Евгением Петровым и Валентин Катаев согласились и с удовольствием принялись за работу.
И сценарий был написан, сдан на студию и принят к постановке.
Поначалу все шло благополучно, но постепенно авторы стали замечать, что режиссер, без согласования с ними, вносит в сценарий поправки, с которыми они никак не могли согласиться.
Сценарий с их точки зрения явно ухудшался.
И вот однажды, когда авторы сценария и режиссер в очередной раз собрались вместе, отец высказал недоумение по поводу непонятных изменений в сюжете и в репликах.
По сути, как поначалу казалось авторам, эти изменения ничего принципиально не меняли и их вполне могло бы не быть.
- Вы знаете, Гриша, - сказал отец. - у авторов сценария может сложиться впечатление, что вы хотите примазаться к сценарию, чтобы получать авторские.
В те благословенные времена, объяснил мне отец, авторы киносценариев получали авторские отчисления за каждый показ кинофильма. При условии большого зрительского успеха это могли быть баснословные гонорары.
Забегая вперед, скажу, что так оно и получилось.
Григорий Александров ухмыльнулся и заявил твердо, что у авторов сложилось превратное впечатление, и он не претендует на авторские.
- Вы уверены? - спросил отец.
- Абсолютно!
- Ну вот и отлично! Вы дадите нам расписку, что не претендуете на авторские, и поставите на ней свою подпись. Согласны?
- Согласен.
- Тогда пишите.
- Прямо сейчас?
- Прямо сейчас.
Александрову ничего не оставалось, как "прямо сейчас" написать расписку, которую отец спрятал в карман, а затем отнес Хесину, председателю Всесоюзного агентства по охране авторских прав, известного всем советским авторам по аббревиатуре ВААП.
Работа над фильмом продолжалась.
И продолжались вмешательства режиссера в текст сценария.
Но теперь уже стала проглядывать политическая тенденция.
По сюжету иностранные гастролеры приезжают в Советский Союз из идеологически враждебной гитлеровской Германии, а коррекция сюжета, совершаемая Александровым, "переводит стрелки" на Соединенные штаты Америки.
То есть теперь уже Советскому Союзу противостоит не Германия, а Америка.
Устав бороться, авторы пользуются последним имеющимся у них правом, а именно - снять свои фамилии с титров готового фильма.