Страница 28 из 39
В очередной раз я с внутренним восторгом убедился, как безошибочно он понимает чужую человеческую душу (мою душу).
Его воспоминания о различных случаях из нашего с сестрой детства нам очень нравились, потому что в папином пересказе превращались в маленькие художественные зарисовки, а кому не приятно вдруг ни с того ни с сего стать одним из героев!
Отец любил вспоминать, как однажды он с совсем еще маленькой Женей на руках наблюдал за мамой, которая чистила морковку.
Они тогда еще жили на Тверской.
Моя сестра пребывала в каком-то очень раннем возрасте, а меня тогда еще не было на свете (у нас с сестрой разница в два года).
Так вот, по папиному рассказу, морковка неожиданно выскользнула из маминых рук и свалилась на пол.
И тут Женя произнесла самую первую фразу в своей жизни.
Она сказала:
- Моковка пала.
То есть "морковка упала".
И еще одна смешная история из репертуара отца о ней же, моей сестре Жене, когда та была маленькая.
Они ехали на машине в подмосковное местечко Клязьму, где родители снимали дачу, и на обочине дороги Женя заметила большую ворону.
Женя показала на нее рукой и уверено проговорила:
- Соловей.
Отец словно бы не закончил рассказ, не поставил точку, а сделал паузу, после которой должен последовать настоящий конец истории.
Так оно и было.
Ты сам домысливал психологическое, даже физиологическое объяснение ситуации.
Маленькая девочка помнила рисунок из книжки с изображенной во всю страницу птицей и прочитанную ей надпись под рисунком - "Соловей". Однако не было никакого масштабного сопоставления соловья с другими птицами, да и вообще какими бы то ни было предметами.
А без этого пойди отличи одну породу птиц от другой!
Живая ворона, расхаживающая по обочине, точь в точь напоминала увиденную в книжке птицу.
Вот тебе и соловей!
Что же касается рассказов обо мне, то отцу самому нравился случай с кроликами.
Эти шелковистые тяжеленькие животные с длинными ушами и куцыми подвижными хвостиками на короткое время поселились у нас на даче.
Собственно говоря, два кролика, которых отец купил для нас у соседского сторожа по нашей с сестрой слезной просьбе, должны были жить за загородкой все под той же лестницей. Но мы каждую секунду их вытаскивали из-под лестницы, и в конце концов они превратились в равноправных членов семьи, то есть с правом находиться там, где им хотелось, а точнее говоря, где нам того хотелось.
Разумеется, подобный разгул начинался, когда родителей не было дома.
И вот однажды они как всегда в подобных случаях неожиданно вернулись домой и застали кроликов не под лестницей, а на втором этаже, на террасе, где летом была наша детская.
Причем до этого кролики успели погулять по всей даче, оставив повсюду испражнения в форме крупных коричневых фасолин. Коричневые штучки были рассыпаны и по ступеням лестницы, так что и слепой бы их заметил.
На громкие междометия, которыми обменивались пораженные увиденным родители, мы с Женей выскочили из комнаты. Воспользовавшись суматохой, вслед за нами из комнаты вышмыгнули затисканные животные. Топоча лапами, они посыпались по ступенькам лестницы прямо под ноги отца.
Прозвучало привычное:
- Эт-та еще что такое? Кролики?
И тут я, не в силах сдержать восторга, бушевавшего в моей душе, воскликнул:
- Кролики молодцы!
- Да уж, молодцы, - не удержался от реплики отец, но в дальнейшем, вспоминая этот случай, он останавливался на моей короткой, но такой емкой фразе: "Кролики молодцы!" Достаточно было ее произнести, как у всех посвященных появлялась на лице улыбка, а порой и смешок раздавался.
Я же не понимал, что тут такого уж смешного. Кролики-то действительно молодцы!
Поскольку я углубился в столь далекие воспоминания детства, буквально в нескольких фразах опишу нашу дачу по адресу Переделкино, улица Серафимовича, 5 в те самые первые, даже еще военные годы, когда наша семья снова поселилась там, вернувшись из эвакуации.
Буквально в нескольких фразах.
В одной из немногих комнат нашей в общем-то небольшой дачи жил сторож со своей молодой женой и маленькой дочкой. Они держали козу, которая одну зиму даже прожила в даче, под лестницей, за дощатой загородкой. Там ее кормили, и доили из нее питательное и чрезвычайно полезное маленьким детям молоко, ради чего собственно ее и завели, там случались и всяческие отправления ее организма.
Словом, под лестницей был козлятник.
К лету козу перевели в сарай, где для нее была сделана специальная клеть. В память же о том, что в самой даче под лестницей жила коза, посылая нас в наказание под лестницу, говорили: "отправляйтесь в козлятник".
Что же касается тех двух чудесных кроликов, что завалили дачу пометом, то они были подарены своему бывшему хозяину, который, понятно, не ради удовольствия разводил их в те тяжелые годы.
И еще.
В даче одновременно скапливалось довольно много людей и животных , в том числе и семья сторожей со своей козой-кормилицей, а по жилой площади она была значительно меньше теперешней, хотя, казалось бы, сохранила свои очертания. Однако террасы были летние и на зиму закрывались, а поскольку дача отапливалась печами, то печи и охапки дров отнимали в комнатах много места.
Было тесно, в зимнюю стужу дом промерзал до треска - из комнаты в коридор без одежды не высунешься, пахло козлятником и нужником, который так же находился в даче...
И вообще - все это так странно, не реально, точно этого не было в действительности, а кем-то придумано.
Но эта была жизнь каждого из нас, в том числе и отца, главной фигуры в этой жизни, а главным в его жизни тогда, как и всегда, было творчество.
Маленькие дети на даче не переводились, и уже в шестидесятых, через должное время появилась на свет папина внучка Валентина, Тина - дочь Жени. И уже о ней папа внимательно наблюдал и любил рассказывать о ней и о связанных с ней смешных происшествиях.
Точнее сказать, это были не сами истории, а высказывания девочки Тины по разным поводам.
Однажды на даче, когда Тине было года три, ее потребовалось выставить из комнаты, так называемой столовой, где должен был произойти "взрослый" разговор. Тина по своему обыкновению сидела на ручке кресла, притулясь к деду и перебирала пальчиками поредевшие волосы на его макушке.
Отец млел от восторга!
Однако девочку требовалось удалить, и отец попросил ее:
- Тиночка, побудь у себя!
Тина послушно и охотно слезла с дедушки, вышла из комнаты, но почти сразу же вернулась со словами:
- Я уже побудля!
Когда ее вечерами отправляли спать, а делать это приходилось деду, она еще теснее прижималась к нему и говорила:
- Деда, ладно тебе, ладно!
(Размышление о даче, рассказ о Василии Никифоровиче, о сооружении лестницы и так далее...)
Попытаюсь провести исследование вокруг двух очень важных эпизодов из жизни моего отца. Оба они могли стоить ему жизни, но каким-то чудом он уцелел. Об этих важнейших обстоятельствах в судьбе отца я узнал от него самого.
Надо заметить, что он - по настроению - подробно рассказывал о том или ином моменте своего существования, и если бы чрезвычайная комиссия органов безопасности какого-нибудь языческого бога предала огласке агентурные записи таких рассказов, получилась бы полная и абсолютно зримая история папиной жизни, "рассказанная им самим".
Впрочем все ее элементы, иногда крупными кусками, иногда в мелких подробностях, нашли свое место в его творчестве. Он дал свою полную автобиографию в своих произведениях, причем фактическая сторона дела подкреплена чувствами, глубокими или мимолетными, а также размышлениями, а порой прозрениями.