Кольцо Пяти Драконов

Киннний Морка выпрямился. В холодном, безжалостном свете атомных ламп шрамы на его черепе казались глубже, страшнее. Он весь обратился в слух, однако ему хватило здравого смысла не подталкивать регента. Терпение строй-генерала родилось и воспиталось в бурлящем котле межпланетных войн. Этот в'орнн был из тех, кто способен почувствовать победу, когда все вокруг спотыкаются в темноте.

— Когда-то мы были друзьями, прим-агент Стогггул и я. Вы знали об этом?

— Нет, регент.

Регент взял “Книгу Мнемоники”, повертел в руках.

— Это он подарил мне книгу — давным-давно, на Краэлии, когда мы еще были подростками. Ее сделали специально для меня. Ко дню Каналообразования. — Он говорил об обряде, знаменующем для юноши-в'орнна переход во взрослую жизнь. — Да, мы были добрыми друзьями — пока не столкнулись лбами над саламуууном. — Регент поставил книгу на место. — Потом жесткое соперничество, всегда незримо существовавшее между нами, вспыхнуло и вырвалось из-под контроля. Его отец погиб, пытаясь найти источник саламуууна.

— Говорят, будто авария его космического корабля была подстроена.

— Во всяком случае, такова версия прим-агента. — Регент посмотрел прямо в глаза строй-генералу. — По другой версии жадность сделала старшего Стогггула неосторожным. Его корабль попал в гравитационный колодец и взорвался.

— Вы знаете правду, регент?

— Мой опыт гласит, что у каждого своя собственная правда. Однако вот что я скажу вам: устраивать аварию на корабле было незачем, потому что старик так и так занимался бесполезным делом.

Кинннию Морке очень хотелось спросить, что регент имеет в виду, но он придержал язык, зная, что Элевсин все равно не ответит на вопрос.

— Я не просто так рассказал вам эту историю. Я хочу, чтобы вы поняли: пока Венн Стогггул и я — конкуренты в бизнесе, его жесткое и неослабевающее противодействие моей политике — личное по природе.

— Вполне понимаю, регент.

— Вряд ли. — Чуть улыбнувшись, Элевсин поднял руку и коснулся одного из Пяти Драконов на стене. — Видите нишу в пасти дракона? Когда Аннон был маленьким, я нашел его здесь: он качался на верхней ступеньке приставной лестницы, засунув руку в пасть дракона. Что так очаровало его, спросил я себя, что он ожидал найти? — Регент долго смотрел на Киннния Морку, потом отвел взгляд. — Я приказал Джийан сегодня вечером привести моего сына сюда.

— Вы боитесь за него?

Регент посмотрел кхагггуну в глаза.

— Я ничего не боюсь, Киннний. Что будет, то будет; наша судьба предрешена. Если бы вы еще раз попробовали саламууун, вы бы знали это. Нет, я просто предусмотрителен. На данное время по крайней мере я хочу, чтобы вся моя семья была под защитой хааар-кэутов.

— Безусловно, регент.

— Вы встретите мою семью лично. Хотя моя опозоренная жена и умерла, я по-прежнему забочусь о детях.

— Будет сделано. Элевсин кивнул.

— Знаю. — Он залпом допил бокал и провел командующего через узкую сводчатую дверь. Они оказались на отделанной золотистым мрамором широкой веранде, выходящей на розовый сад регента. Лазурное небо на горизонте приобрело золотистый оттенок, и над головой появилось облако, предвещающее хорошую погоду. Некоторое время Элевсин стоял возле ажурной балюстрады, глядя вниз и глубоко дыша. Он сложил руки за спиной, но стоял совершенно прямо, словно кхагггун, а не баскир. Неспешным оценивающим взглядом окинул все уголки сада: разнообразные ползучие звездчатые розы с ароматными цветами, глянцевые листья и древесные стебли без шипов.

— Как здесь покойно, Киннний. И как глубоко радует этот покой.

Киннний Морка не смог найти подходящих слов — и потому промолчал. Регент продолжил:

— Мы привыкли, что единственная опасность исходит от других рас, от неожиданных встреч. Теперь я вижу, что, если мы не будем очень осторожны, наша собственная история вполне может отхватить кусок наших интимных мест. Времена меняются. Дурные знамения...

— Знамения! — Киннний Морка откровенно сплюнул. — Это все кундалианская болтовня. Я не верю в знамения. Я верю в войну, в статистику. С тех пор, как вы наследовали своему отцу, активность Сопротивления в Аксис Тэре упала на восемьдесят процентов.

Элевсин Ашера улыбнулся.

— Подобно вашей угрозе применить силу, Киннний, знамения существуют. Джийан показывала мне. И эти знамения говорят о великих переменах.

Киннний Морка хмыкнул. Спокойствие регента казалось строй-генералу почти зловещим. Неожиданно он ощутил, как его переполняют чувства.

— Простите ворчание старого кхагггуна, регент. Я не хотел обидеть...

— Я не обижаюсь, друг мой. Но боюсь, что если мы не будем крайне бдительны, то обречены на повторение самых тяжких ошибок.

Снова неуютное молчание.

— Я упомянул о знамениях, ибо хочу, чтобы вы были настороже...

Внезапно Элевсин умолк, напрягшись всем телом. Окумммон зажужжал каким-то неописуемым звуком: песня/не-песня, которая плескалась на самой грани слышимости, вроде океана у основания дамбы. Стало неестественно тихо и неестественно жарко. Капля пота расцвела, как ночной цветок, на черепе Киннния Морки, стекла по глубокой складке.

Элевсин резко повернулся.

— Киннний, вам придется простить меня.

— Н'Лууура, это же Призывание! — Киннний Морка плеснул в себя остатки мутного раккиса и поставил бокал на балюстраду. По саду разнесся звон. — Я сам провожу вас в Храм Мнемоники, регент.

Элевсин отрывисто, почти рассеянно кивнул.

Двое мужчин молча вернулись в приемную, прошли мимо стоящих на часах хааар-кэутов, мимо служанок и слуг, мимо служащих аппарата регента. В знак уважения все наклоняли головы налево. Тени бежали по коридорам, по большим и маленьким комнатам, по островкам солнечного света, по клочкам побледневших теней на белом мраморе и наконец через высокие великолепные ворота из зеленого, как море, шанаита и золотистого жадеита.

Киннний Морка с облегчением покинул построенный инопланетянами дворец, где ему всегда бывало не по себе. Он ни за что не признался бы в этом, но тишина, которую регент называл покоем, давила ему на плечи. Словно чьи-то глаза оценивали его движения, решали его судьбу на каком-то невидимом суде по какому-то непостижимому для него закону.

Они сели в одноместные катера на воздушной подушке и понеслись по городу на высоте двадцати трех метров.

Когда в'орнны захватили Аксис Тэр, гэргоны расположились в комплексе зданий, где прежде находился монастырь Слушающей Кости, главное религиозное святилище рамахан. Это стало страшным и жестоким потрясением для кундалиан — потрясением, которое, по мнению Элевсина, было рассчитано по крайней мере до последней десятичной дроби. Гэргоны были мастерами по унижению и причинению боли — и физической, и психологической.

— Не знаю, как вам удается... — произнес Киннний Морка, когда они приземлились перед Храмом. — Если бы меня Призвали к гэргонам, мои интимные места тряслись бы, как у старого в'орнна.

Регент улыбнулся:

— И это говорит доблестный кхагггун, сражавшийся в Первой Волне на Аргггеде-3, убивший девятнадцать краэлов в битве на Йесссии, двадцать четыре звездных цикла защищавший анклав гэргонов на Фаресее Главном и, по слухам, встречавшийся лицом к лицу с центофеннни?

— Это инстинкт, регент. Каждый раз, когда я слышу гэргонов, у меня кровь стынет в жилах.

— Я всегда говорил, что у вас превосходные инстинкты, Киннний.

С этими словами регент Элевсин гордо вошел в сводчатый портал бывшего монастыря Слушающей Кости.

В'орннский Храм Мнемоники стоял в Западном квартале на вершине единственного в городе холма. До появления в'орннов в этом районе жили влиятельные кундалианские семьи. К своему удивлению, в'орнны обнаружили, что дома здесь не больше домов в других частях города. Эта совершенная симметрия противоречила в'орннским представлениям об иерархии и общественном положении. После того как кундалиан перебили или выселили, туда въехали самые богатые баскиры, перестроив и отремонтировав дома в соответствии со своим положением в в'орннском обществе.