Дай-сан

Пристальный взгляд светло-серых глаз, которые были как будто прорехами в ткани времени.

– Нежели? Что ж, виной тому, что Дольмена призвали в мир, – неуемная алчность моего господина. Возможно, так и должно быть, чтобы именно человек заплатил теперь последнюю цену.

Плечи его опустились. Жест, выражающий полную безысходность. Категоричность смертного приговора, окончательного и не подлежащего никакому обжалованию.

– Сейчас еще рано судить.

– Но уже скоро, дружище. Скоро.

Воин Заката поднялся и встал возле угасающего очага.

– Да, скоро наступит конец всем страданиям, свидетелем которых мне выпало быть.

Боннедюк тоже поднялся и проковылял к низкому стулу, где лежали его потертые кожаные сумки. Он открыл одну сумку, и внезапно тиканье сделалось громче. Он достал небольшой предмет из коричневого оникса и красного жадеита. Непонятного предназначения вещица имела форму трапеции и была застеклена с одной стороны. Внутри виднелся шар из огненного опала, вращающийся то в одну, то в другую сторону с чистым ритмичным звуком.

– Риаланн, – пояснил маленький человечек. – Вот что удерживает нас с Хиндом Снаружи, что позволяет нам пользоваться широтой эпох.

– Ронин часто задавался вопросом, что это за странное тиканье, которое сопровождает тебя повсюду. И мне тоже было интересно.

Боннедюк Последний кивнул.

– Я знаю. И показываю его тебе именно потому, что ты никогда не просил посмотреть. Кроме очень немногих, никто не должен знать о его существовании, поскольку его сила уменьшается раз за разом, когда кто-то на него смотрит.

– Убери его, – сказал Воин Заката. – Спрячь.

Он прислушивался к прихрамывающим шагам маленького человечка, удалявшимся по деревянному полу.

Туолин застонал.

Он поднял дрожащую руку. Это стоило ему неимоверных усилий.

Не могу, подумал он.

Потом он собрался и занялся дыхательными упражнениями, составлявшими самую суть его подготовки. Возвращение к основам.

Его грудь была липкой, теплой и влажной, но боль почти унялась. Зато выше, у плечевого сустава, чувствовалось невыносимое трение плоти о кость.

Реакция была полностью рефлекторной.

Его рука, налитая свинцовой тяжестью, медленно двинулась вверх. Он скрипнул зубами, заставляя мышцы работать. Боль пронзила его, но он подавил рвущийся из горла крик и лишь застонал.

На самой границе поля зрения возникла какая-то тень. Мозг машинально отметил ее.

Через какое-то время ему удалось дотянуться до шеи, и он без колебаний вырвал ту штуку, которая вонзилась в его плоть. Он чуть не лишился сознания, но тут же возобновил дыхательные упражнения, насыщая кровь кислородом, чтобы преодолеть шок и удержаться на краю беспамятства.

«Ну ты, идиот, – говорил он себе. – Поднимайся!» Его спасла только его тренировка. Именно потому, что он прошел суровую школу боевых искусств, он начал двигаться еще до того, как услышал приближающийся резкий свист. Его натренированное тело начало уворачиваться от грозившей опасности, прежде чем включился разум. Именно поэтому он еще жив, а товарищ его, один из его солдат, лежит рядом с ним мертвым.

Он посмотрел на оружие, которое держал в руке: металлическая пятиконечная звезда с зазубренными краями, – и до него вдруг дошло, какое страшное зло проникло в стены Камадо. Он снова мысленно обругал себя. Поднимайся, болван, не лежи.

Он с трудом поднялся на ноги, привалившись к стене. Он весь вспотел от напряжения.

Мастер джиндо в Камадо. Мысли у Туолина метались, когда он пытался припомнить маршрут движущейся тени, – со сверхъестественной отчетливостью, поскольку упорная сосредоточенность помогла ему заблокировать боль и шок нервной системы, в то время как организм пытался приспособиться к повреждениям плоти. Хотя он, когда падал, не видел, в каком направлении скользнул черный призрак, он знает, куда идти. В этой казарме есть только одна цель, достойная внимания: Воин Заката.

Перед дверью стояли двое охранников.

Он замер в дрожащих тенях коридора. Он почти не сомневался, куда идти. И все же он ничего не хотел оставлять на волю случая. Поэтому он решил, что один из этих двоих должен остаться в живых, хотя бы на несколько мгновений, чтобы он мог получить подтверждение.

Бесшумно и стремительно он выбросил вперед напряженную руку, сломав грудную кость стоявшему справа.

Не успел воин упасть, захлебнувшись собственной кровью, хлынувшей в легкие, мастер джиндо одним ударом сломал обе ключицы второму и удержал его, когда тот начал сползать по стене.

Он что-то спросил у него шепотом, воин ответил, а потом мастер джиндо перерезал стражнику горло спрятанным в рукаве лезвием.

Низко пригнувшись, он распахнул дверь и скользнул внутрь.

Он продвигался вперед; желудок крутило, тошнота подступала к горлу.

За ближайший угол… коридор прыгает перед глазами, будто какой-то умалишенный дергает его за ниточки. Он прислонился к стене, тяжело дыша, прижал лоб к холодному камню. Потом, собравшись с силами, заставил себя идти дальше, ведомый инстинктом воина. Облизал сухие губы. Он знал, что это значит – тело его обезвоживалось вследствие шока, потери крови и обильного потения.

Он сосредоточился на своей ненависти, холодной и действенной, в результате чего произошел выброс адреналина, подстегнувшего его слабеющий организм. Он старался не думать о негнущейся левой руке, о теплой крови, вытекающей из раны в плече.

Он остановился при виде двух распростертых тел. Дверь за ними была приоткрыта, и, хотя его напряженные нервы требовали немедленных действий, он заставил себя замереть на месте и прикрыл глаза, потому что в комнате было темнее, чем в коридоре, и надо было дождаться, пока глаза не привыкнут к смене освещения. Ломиться в комнату неподготовленным – верная смерть: за те несколько мгновений, пока его зрение будет приспосабливаться к темноте, мастер джиндо успеет прикончить его как миленького. Он был достаточно сведущ в этом тайном искусстве и знал, что нельзя недооценивать противника, который владеет им.

Он стремительно ворвался в комнату, присев и перекатившись по полу, как только пересек порог – подальше от полоски смертельно опасного света из коридора.

Комнату залил серебряный свет луны, проглянувшей ненадолго из-за плотной завесы облаков. Высокие узкие окна с открытыми ставнями, выходящие во внутренний дворик, словно мерцающие прутья какой-то жидкой решетки.

Обнажив меч, Туолин быстро окинул взглядом углы, потом – участки в тени от мебели.

И тут он увидел их.

Они сцепились в безмолвной схватке на широкой светлой кровати.

Джиндо и Моэру.

Его темный сгорбленный силуэт был сверху, а она сомкнула ноги у него на спине, словно они предавались любовным утехам. Но ее сильные бедра были напряжены, сжавшись вокруг его почек, а пятками она упиралась в его поясницу, ища точку опоры, чтобы сломать хребет.

Джиндо сжимал ей горло, нащупывая большими пальцами болевые точки под челюстью, ниже ушей.

Моэру дернула ногами, вдавливая пятки поглубже, и джиндо издал тихий стон. Он, однако, уже нашел нужные точки и нажал пальцами. Моэру захрипела, из глаз брызнули слезы и потекли по высоким скулам.

Она закашлялась, резко взмахнула левой рукой и ударила джиндо под ухо. Голова его дернулась, но глаза полыхнули зловещим огнем, и он еще сильнее надавил пальцами.

Моэру вскрикнула.

Стряхнув с себя оцепенение, Туолин метнулся к кровати и ударил джиндо рукоятью меча по ребрам. Тот издал стон, дернулся и, отпустив Моэру, бросился на Туолина – голыми руками вырвал у риккагина меч и отшвырнул его прочь, одновременно замахнувшись. Его рука прошла по невероятной траектории, неразличимой глазом.

Джиндо ударил сплеча. Туолин видел его движение, но уклониться уже не мог. Удар пришелся ему в лицо.

Резкая боль. На щеке – рваная рана. Опустив взгляд, Туолин увидел на пальцах джиндо кастет с шипами, обагренными кровью.