Гильдарский разлом

В глазах Интея мелькнуло странное выражение. На его лице, по молодости свободном от татуировок, проступила вся гамма чувств.

— Во время путешествия мне было видение. Я пока не полностью вник в его смысл. Подобное для меня редкость, и мне с трудом удается истолковывать знаки, которые посылает Император. Значение таких видений нередко очень тонкое, иногда даже завуалированное. — Прогностикар встретился взглядом с Арруном, не выказывая признаков нерешительности. — В лучшем случае я увидел предупреждение.

— Предупреждение?

Интей не сводил глаз с капитана. От Арруна не укрылось, как изменились интонации в его голосе — похоже, каждого прогностикара учили подобным способом произносить послания Императора. В некотором смысле его голос стал мелодичным. Но в смысле самой фразы не было ничего хорошего. Слова дались Интею с очевидным трудом.

— Гнев всегда должно усмирять рассудительностью.

— Что это значит?

— Не могу сказать, брат-капитан. Мне сложно описать, каким образом работают подобного рода сообщения. Я могу только распознать в нем предупреждение и предположить, что речь идет о том, что слепая месть опасна.

— Люгфт Гурон убил сегодня многих боевых братьев, — возразил Аррун. — Он убил их, только чтобы потешить себя. Ты не можешь отказывать мне в праве на возмездие, прогностикар. Что я должен делать? Игнорировать его? Он убил моего апотекария…

При этих словах Давикс поднял голову.

— Риара?

— Да, брат. Он был одним из лучших. Риар возглавил абордажную партию на борт «Волка Фенриса» и пропал. — Аррун стиснул кулаки. Потеря апотекария оставила в его душе зияющую пропасть: возможно, он мог предотвратить гибель боевого брата, а теперь не имеет возможности вернуться за ним. Подобные мысли острыми клинками пробивали доспехи праведности, в которые облачился Аррун. Они задевали его за живое. Капитану не нравилось то, что он не мог контролировать. Ему это никогда не нравилось.

Давикс едва слышно вздохнул.

— Это… прискорбно. Он был хорошим апотекарием и отличным воином. Среди нас никогда не будет того, кто сравнится с ним. Каждая наша потеря пополняет ряды предков.

Немногословный Давикс покачал головой — единственное проявление скорби, на которое он был способен, — и вернулся к работе.

— Да, — согласился Аррун. — Так и есть. И я не могу просто сидеть и смотреть, как тиран Бадаба насмехается над нашим орденом. Он встретится с моим клинком и падет от него. Или я…

— …умру, пытаясь, — мягко закончил Интей. — Вижу вы понимаете важность моих слов. — Прогностикар сел обратно в кресло и покорно поднял ладони. — Это и есть предупреждение, брат-капитан. Только от вас зависит, как вы его истолкуете.

Настроение Арруна, и без того мрачное, окончательно упало. Резко кивнув, он показал прогностикару, что понял его.

— Моя смерть, — произнес он, обращаясь ко всем присутствующим, — станет небольшой платой, если она послужит концом тирании.

— Если будет на то высшая воля. — Интей вновь принялся вертеть руну и подался всем телом вперед. Он снова посмотрел на Арруна. — Надеюсь, до этого не дойдет.

— Он выглядит странно.

Один из жрецов-прислужников резко втянул воздух.

— Ты говоришь страшную ересь, — поучительно сказал кто-то. Навигатор нарочно не обратил внимания на слова закутанного в мантию адепта, донесшиеся откуда-то справа. Техножрецы казались ему немного страшными, а все, чего Иеремия боялся, он старался не замечать.

— Почему на нем столько мигающих штуковин? — Он просто описал то, что видел. Адепт заговорил снова, в его механическом голосе чувствовалась гордость и довольство.

— Это надписи о том, что мы выжгли у него в теле. Все его существо является посвящением Омниссии. Его связь с «Грозным серебром» чрезвычайно тонкая, и эта защита убережет его, поможет отыскать путь к Истинному Единению. Сила машины освещает руны. Это наивысшее состояние.

— Я вообще ничего не понял. Но не сомневаюсь, это крайне занимательно. Просто кажется, будто он подмигивает мне. И я слыхом не слыхивал ни о каких Омниссиях.

Иеремия прижался носом к покрытой рунами трубе с Волькером. Коррелан потянулся и оттащил его, а сервитор тщательно стер со стекла грязное пятно. Навигатор, редко выходивший из покоев, вел себя как ребенок. Оборудование в зале приводило его в несказанный восторг. Коррелан следил за ним, словно зоркий ястреб, с момента его прибытия, подозревая, что похожий на крысу человечек обязательно попробует что-то стащить.

— Он выглядит странно, — повторил Иеремия. — Не таким, как я видел его в последний раз.

— Здравствуй, Иеремия.

Коррелан наблюдал за реакцией навигатора с веселым любопытством. Даже его самого пока настораживал голос Волькера, словно сочащийся из каждой поры «Грозного серебра». Услышав полумеханическое приветствие, Иеремия выронил картер, с которым игрался. Металлическая коробка громко упала на стол, и из нее высыпались шестеренки. Коррелан слегка поморщился. Навигатор быстро оглянулся по сторонам и застыл от удивления.

— Ты что-то сказал? — обвинительно бросил он Коррелану, который в ответ лишь покачал головой и указал на фигуру в баке. Иеремия обернулся и уставился внутрь. Доселе закрытые глаза Волькера теперь были широко распахнуты. Но они смотрели не на тощего навигатора и даже не на технодесантника, Волькер будто взирал куда-то вдаль. На его лице было написано сонное, благостное выражение.

— Здравствуй, Иеремия, — повторил Волькер, и парень красочно выругался. Он шагнул к баку, но не осмелился к нему прикоснуться. — Мы рады, что ты решил зайти к нам. — Слова казались сухими и официальными — один из эффектов присоединения, которых Коррелан не смог учесть.

— Что ж, я видел странные вещи, но такое… — Иеремия подозрительно уставился на Волькера. — Что ты такое?

— Мы — «Грозное серебро». Также мы Волькер Страуб. Мы… есть. Такое объяснение подойдет. Хотя мы можем предоставить тебе наиболее простое из возможных сравнений. — Волькер медленно и апатично моргнул. — Мы нечто сродни дредноуту. Слияние человека и машины, созданное руками и умами ордена. Разве это не так, технодесантник Коррелан?

Технодесантник кивнул, польщенный сравнением Волькера. Конечно, его базовые методы действительно походили на технологию, которую использовали во время помещения воина в саркофаг дредноута. Но присоединение Волькера к «Грозному серебру» было процессом куда более инвазивным и сложным. Главная идея, лежавшая в основе этой интеграции, была довольно простой. Молниеносные реакции и приказы могли направляться напрямую машинному духу «Грозного серебра» без участия третьей стороны. Волькер мог командовать огнем корабля, пока подавались снаряды. Он мог вычислять векторы стрельбы с помощью авгуров, как будто те были продолжением его собственных чувств.

Когда закончат монтаж электропроводки, Волькер сможет направлять и разворачивать корабль с большим контролем и эффективностью, чем любой кормчий даже мог себе представить.

Иеремия являлся камнем преткновения, не позволяя Волькеру окончательно соединиться с машинным духом «Грозного серебра». На протяжении нескольких месяцев с момента поступления на службу Иеремия теснее всех был связан с духом корабля. Но теперь появился тот, кто существовал столь же близко — если не ближе, — и навигатор видел в этом угрозу. Как-то в разговоре с Корреланом он заявил, что «машинная душа» великого корабля очень напоминала игривого щенка.

Коррелану вовсе не понравилось такое сравнение. Он видел в «Грозном серебре» нечто куда более решительное и грандиозное. «Игривый щенок» показался ему слишком уж несерьезной аналогией.

Волькер слабо шевельнулся, заставив амниотическую жидкость покрыться рябью. Маленький навигатор склонил голову набок, увлеченно наблюдая за юношей.

— Это больно?

Вопрос оказался неожиданным, и Коррелан был не вполне уверен, что захочет услышать на него ответ. Волькер заверил его, что изначальная боль давно миновала, что он перешагнул ее. Юноша какое-то время размышлял, а затем положил руку на внутреннюю часть трубы.