Черное сердце

Самым главным было найти точный угол. Услышав треск костей и характерный звук рвущейся суставной сумки, Трейси понял, что сеньджовыполнено в точности, как учил Джинсоку.

Макоумер отлетел назад, но руки его по-прежнему тянулись к горлу Трейси, он еще не понял, что с ним произошло. Макоумер задыхался от невыносимой боли в бедре, по лицу его текли слезы, потные волосы прилипли колбу.

Подняв правую ногу, Трейси мгновенно ударил Макоумера в подъем левой ступни, одновременно так развернув корпус, что удар передался в обреченное бедро противника.

Макоумер не выдержал: силы вдруг покинули его, и он рухнул на пол.

Трейси еще раз увел ногу в сторону и нанес страшной силы удар в живот чуть выше сломанного бедра. Это была завершающая фаза сеньджо, при которой осколки костей рвут внутренние органы и противник захлебывается в собственной крови.

Трейси судорожно хватал открытым ртом воздух. Макоумер же, собрав последние силы, словно огромная черная змея, поднимался за спиной. Глаза его были широко открыты и смотрели прямо вверх, словно оттуда могло прийти спасение. Но в них уже не было ни страха, ни боли, ни даже сожаления. Только решимость идти до конца, что означало либо его смерть, либо, при благоприятном стечении обстоятельств, смерть противника.

По лестнице глухо бухали тяжелые башмаки, из коридора доносились громкие возбужденные голоса, кто-то что-то кому-то приказывал, но Трейси чувствовал смертельную усталость и не мог пошевелиться. Потом кто-то выкрикнул его имя. Кажется, это был Туэйт. Ничего, скоро они и сюда доберутся, подумал Трейси. Он закрыл глаза и прислонился спиной к стене. В ушах, словно ветер, шумела кровь. Где-то совсем рядом Макоумер удивленно посмотрел на Трейси, сделал еще один неуверенный шаг в его направлении и, как подкошенный, опять рухнул. Чтобы больше никогда не подняться: он умер, еще не успев коснуться пола.

Первый, кого увидел Трейси, выходя из особняка на Греймерси-парк, была Лорин. Она стояла на противоположной стороне улицы, окруженная полицейскими в защитных шлемах. В неверном свете фонарей лицо ее казалось очень бледным.

На тротуаре собралась кучка зевак, которых сдерживал полицейский кордон. Размахивая служебными удостоверениями, через кордон просачивались журналисты, и Трейси в недоумении почесал затылок: как они успели так быстро обо всем пронюхать?

Несколько агентов в штатском увещевали суетливого фотокорреспондента, который заставлял стражей порядка морщиться от ярких вспышек его аппарата. Из переулка медленно, крадучись, выползали автобусы телевизионщиков: парни и девушки в кепках с эмблемами своих студий быстро, как на учениях, разматывали кабели.

Увидев на пороге особняка Трейси, все сразу же уставились на него, но подоспевший Туэйт дал команду своим людям, и те весьма эффективно отсекли Трейси от возмущенно орущих представителей средств массовой информации.

Лорин вырвалась из кольца своих мужественных защитников и бросилась к Трейси. От нее летел к нему такой поток тепла, нежности и любви, что Трейси забыл о боли. Она лишь прикоснулась к нему, и все проблемы мира исчезли.

– Слава Богу, – шептала она, – о, слава Богу! Она осторожно дотронулась кончиками пальцев до пореза на его щеке. Глаза ее вопрошающе глядели на Трейси.

– Тебе было очень трудно? – наконец, осмелилась она спросить вслух. Он кивнул:

– Да.

Он прижался к ней, ему необходимо было чувствовать, что она здесь, рядом, что он вырвался из кошмара, что война черных сердец осталась позади.

– Да, – повторил он, – там было очень паршиво.

– Пошли же, – тихо произнесла она, но Трейси не расслышал: кругом ревели полицейские сирены, обиженными голосами что-то кричали журналисты. Мимо, кивнув на ходу, пробежал Туэйт. Лорин перевела Трейси на другую сторону улицы, где было немного потише.

Она сели на еще теплый от дневного солнца бетонный парапет. За их спинами о чем-то перешептывались черные кроны деревьев, и в их неторопливом разговоре тонули голоса людей, рокот автомобильных двигателей.

Трейси уперся локтями в колени и провел пятерней по растрепанным волосам. Надо привыкнуть к мысли, что он все же выполнил свое последнее задание и выбрался из ада, который уготовил для него Макоумер. Надо почувствовать, что он жив и что рядом с ним Лорин.

– Макоумер мертв, – выдавил наконец Трейси. Голос его звучал не громче шелеста листьев в парке. Лорин обняла его и прижалась головой к его груди. – Мне пришлось убить Макоумера, другого выхода не было.

Лорин молчала. Она тихо плакала, и вместе со слезами уходило прочь напряжение последних дней. Сейчас душу ее омывали теплые волны покоя и надежды на будущее. Она подняла голову и посмотрела на Трейси:

– А что с Киеу?

– Скрылся, – хрипло ответил Трейси, – исчез. Почувствовав чье-то присутствие, они одновременно подняли головы и увидели Айвори Уайта. Он, видимо, уже давно сидел перед ними на корточках и ждал, когда на него обратят внимание.

– Прошу прощения, – он мотнул головой и Лорин поняла, что полицейский действительно не желал нарушать их единения, – но шеф хочет поговорить с вами. Пресса словно обезумела, все труднее сдерживать. Надо что-то делать. Он требует вас обоих.

Лорин кивнула:

– Еще минутку, хорошо?

Уайт молча пошел прочь, отдавая на ходу какие-то команды патрульным.

Лорин прижалась губами к уху Трейси:

– С тобой все в порядке?

– Да, – он обнял ее.

– Тогда пойдем отсюда, – снова попросила она. – По-моему, самое время смываться.

Трейси молчал, и она озабоченно посмотрела на него:

– Трейси?

Он поднял голову, взгляд у него был спокойным и очень серьезным.

– Хорошо.

Они поднялись с парапета. Стоявший поодаль Уайт кивнул на машину Туэйта.

Сам Туэйт находился совсем в другом месте: зажатый со всех сторон журналистами, он, как несчастный попавший к людоедам путешественник, качал головой и что-то говорил в протянутые под самый нос микрофоны. Телевизионщики с крыши автобуса давали его лицо крупным планом, не забывая время от времени наводить камеры на особняк Макоумера.

– ...через час, – услышали они заключительную фразу Туэйта. – Пока это все, что я могу для вас сделать.

– Позвольте, – хором возмутились журналисты, – вы так и не сказали, какую роль в этом деле играл мистер Ричтер?

– Вы узнаете обо всем на пресс-конференции, – упрямо твердил Туэйт. – Если, конечно, наберетесь терпения.

– Да будет вам, сержант, – заныл репортер с радио, – дайте нам хоть какую-нибудь информацию. Мы же вынуждены сдвигать время передач.

– Я могу сообщить вам лишь следующее: по просьбе полицейского управления Нью-Йорка мистер Ричтер выполнял одну весьма щекотливую операцию. Более комментариев не имею.

– Дайте же нам что-нибудь еще! Это не информация, а какое-то недоразумение! Расскажите подробности!

– Когда я гляжу на вас, ребята, у меня сердце разрывается. Я прекрасно понимаю: вы делаете свое дело. Данте же и мне заняться моим. Скажите спасибо, что я организовал для вас пресс-конференцию, так что встретимся в одиннадцать вечера. Я очень терпеливый человек, но никому не рекомендую испытывать мое терпение.

Не обращая внимания на негодующие возгласы, он направился к Уайту.

– Пошли, – кивнул он Трейси и Лорин и повел их к своей машине. Позади, с трудом сдерживаемые несколькими полицейскими кордонами, бесновались журналисты.

Они проехали мимо машин «скорой помощи», грузовиков с полицейскими из отрядов по борьбе с терроризмом, фургонов медэкспертов. Движение по Третьей авеню было перекрыто полностью.

– Я-то думал, это будет мелкомасштабная операция, – удивленно пробормотал Трейси.

Туэйт поглядел на него в зеркало заднего вида и ухмыльнулся:

– Нельзя же, чтобы все лавры достались тебе одному! – Туэйт включил сирену, выражение его лица сразу же изменилось. – Боже, такого кошмара, как в этом доме, я еще не видел! Может, ты скажешь, что же там все-таки произошло?