Чёрный ангел

Короче, за столом собралось одиннадцать человек: я, Джованни, Чезаре, Базиль, Эдик, леди Энн, леди Мэри, Полин (наша вторая директорша), Эжен (старший менеджер), Катрин и зараза Ирен. Базиль, Чезаре и Эдик по очереди толкнули речь в честь Джованни и вручили ему подарки. На этом торжественная часть закончилась и началась нормальная рабочая пьянка. Все оживились, разговорились. Даже у молчуна Эжена развязался язык, он и Джованни с Базилем о какой-то чепухе заспорили, аж до крика дело дошло. Эдик, как водится, распустил хвост перед девицами, целое представление устроил. Чезаре, бабник номер два, старался от него не отставать. Я тоже рассказал пару очень удачных анекдотцев. Все смеялись. Потом кто-то включил музыку. Часть народа пошла танцевать, часть - курить, остальные продолжали болтать и поддавать.

Около восьми часов в холле, где у нас курилка, раздался дикий визг. Нас всех прямо подбросило и разом швырнуло туда. Визг шел из-за большого фанерного стенда, который отгораживает темный угол под лестницей, где наша уборщица хранит свои тряпки-щетки. Мы в спешке опрокинули стенд и чуть не сбили с ног Катрин. Она стояла за стендом - белая до жути, рот разинут, глаза вытаращены - и тыкала пальцем в сторону Чезаре, который склонился над чем-то в углу.

Мы всей толпой ринулись в угол. Сначала мне ничего не было видно за чужими спинами. Потом Чезаре крикнул:

- А ну, сдай назад! И пусть кто-нибудь принесет лампу с удлинителем. И в "скорую", в "скорую" позвоните!

Народ немного отступил, Эжен бросился за лампой, кто-то побежал звонить. Я пробился вперед, заглянул через плечо Джованни и увидел лежащие на полу ноги в джинсах и кроссовках.

- "Скорая" уже не к спеху, - сказал Эдик и встал с корточек. - Звоните сначала в милицию.

Эжен принес включенную лампу и передал ее Чезаре. Чезаре посветил под лестницу, и мы увидели жмурика - бритого бугая в кожаной куртке на меху. Рожа у жмурика была перекошена, глаза остекленели, здоровенная клешня прижата к горлу.

Жуткая картина! Все аж отшатнулись. Кто-то ахнул, кто-то ойкнул, и наступила тишина, как будто мы разом онемели. Потом народ зашевелился и дружно потек обратно в конференц-зал. Сначала все сидели как пришибленные, потом кое-кто в нервах набросился на жратву, кое-кто налег на спиртное. Поднялся галдеж. Все гадали, кто этот тип под лестницей, каким ветром его занесло к нам и от чего он окочурился. Мэри предположила, что бугай приходил к зубному (месяца два назад мы сдали одну из комнат на втором этаже в субаренду армянину-дантисту) и помер от аллергии на какое-нибудь лекарство. Вышел от врача, спустился, тут его и скрутило. Джованни сходил наверх, но вместо зубодера привел Игната. Зубодер и его сестричка уже ушли. Ну правильно, они тоже до семи работают.

В общем, сидели мы, ждали милицию, спорили, удивлялись, чего это жмурик под лестницу полез, но о возможном криминале никто даже не заикнулся. Я сначала тоже ни о чем таком не думал. Мало ли от чего люди в ящик играют. Может, у бугая сердце было слабое или сосуды ни к черту. По виду, конечно, не скажешь, но, говорят, что у качков такое бывает. Тренированные-то они тренированные, но и перегрузки у них дай боже, не всякое сердце выдержит. К тому же, по крайней мере, на первый взгляд, никаких дыр в шкуре нашего жмурика не наблюдалось. Короче, ничто, как говорится, не предвещало.

Но у меня, наверно, особое чутье есть. Я, хоть и не думал сначала ничего плохого, но на коллег посматривал, за лицами наблюдал. Лица были разные озабоченные, хмурые, возбужденные, испуганные. В общем, ничего особенного, такие и должны быть у людей, которые только что обнаружили у себя в конторе незнакомый труп. А потом глянул на гадину Ирен. И моментом учуял, что труп наш дурно пахнет. Проще говоря, смекнул я, что бугай не сам по себе копыта отбросил.

Я не сразу ее заметил, потому что она сидела на отшибе, в тени канцелярского шкафа и не шевелилась. Рожа вся такая каменная, и всегда-то бледно-желтая, теперь вообще сливалась с белой стеной. Ладони зажаты между коленками - видно, чтоб не дрожали. Спина, плечи, шея напряжены, как будто на бабу бетонную плиту взвалили и она эту плиту из последних сил держит. Сидит, голову опустила, в пол пялится. "И чего это она так переживает?" - думаю я. Только подумал, как она буркалы свои от пола отлепила и по сторонам - зырк. Оценивающе так, с опаской.

Тут я все и понял. Видать, жмурик-то на совести этой змеи подколодной, думаю. Замочила парня, гадина, а теперь зыркает, проверяет, не видел ли кто чего. Тут она на меня покосилась, и я быстренько отвернулся. Не ровен час учует, что я обо всем догадался. Мне жизнь пока еще дорога.

Потом приехала милиция. Мы думали, они нас до ночи продержат, допрашивать будут. Но ничего подобного. Спросили только, кто и как обнаружил тело, знает ли кто покойника и кто видел его тут раньше. Про тело Катрин сказала, что она о его ноги споткнулась. Мол, Чезаре показывал ей свои плакаты, что на стенде повешены, а потом они решили с той стороны посмотреть, не висит ли там чего, тут она и споткнулась.

Плакаты они смотрели, как же! Не могла чего поумней придумать. Плакаты там уже два месяца висят, повесили сразу, как выставка кончилась. А что с обратной стороны стенда ничего нет, так это и ежу понятно. Там же темно, как у негра сами знаете где, какой же дурак будет там картинки клеить? Но менты ей поверили, а может, сделали вид. В общем, на чистую воду выводить не стали.

Про знакомство свое с покойником никто не признался. И Ирен тоже промолчала, хотя уж она-то его знать должна, так я тогда подумал. Или, если не знать, то видеть уж точно видела - хотя бы когда мочила. Но она вместе со всеми покачала головой. Менты переписали всех, кто работает в этой части здания, в том числе и отсутствующих, и отпустили нас по домам. Даже, можно сказать, выгнали.

Я хотел было задержаться и рассказать им про Ирен, но потом подумал, что сказать-то мне нечего. Ну, сидела она, вся как нерв натянутая, так, может, ее организм на трупы остро реагирует. А что глазами по сторонам шныряла, так это ничего не доказывает. Я тоже глазел туда-сюда, и притом без всякой задней мысли.

Но она-то не просто так глазела! Я это нутром чувствовал. И решил с того дня за ней следить. Рано или поздно она чем-нибудь себя проявит, тут я ее ментам и сдам. Отольются кошке мышкины слезки!

Я вообще-то человек незлобивый, но эта курва Ирен меня достала. Это по ее милости меня в "Пульсе" за шута держат. И что я ей сделал, спрашивается? Хотя я, кажется, догадываюсь, чем ей досадил. Тем, что заигрывал с девчатами - с Катрин и Элен. Они девчонки что надо, Катрин - рыжеволосая красотка, Элен - симпатичная блондинка с ямочками на щеках. А я парень общительный и приударить за хорошенькими девушками никогда не прочь. Перемигнуться с ними или там шуточку рискованную отпустить для поднятия тонуса. Но Ирен, вобла сушеная, к тому же страшная как смертный грех, естественно, меня не привлекала. Да боже мой, она же меня лет на десять старше! Естественно, я на нее, как на женщину, даже не смотрел. Вот ее, видно, злоба и заела.

И ведь удалось ей, твари этакой, в перьях меня вывалять. Выставить перед другими полным невеждой, тупицей и хамом. Хамом - потому что иногда я не выдерживал и чуть ли не матюгом ее посылал. Но ведь это ангелом нужно быть, чтобы не сорваться, когда тебе каждый день гадости говорят. Да не просто гадости, а такие, что ты смысла их не понимаешь и, если пытаешься ответить, то непременно попадешь впросак.

Вот только ухмыляться не нужно. Я, может, и не самый большой умник на свете, но уж точно не дурак. И если вы думаете, что на моем месте оказались бы на высоте, попробуйте ответить с ходу, не заглядывая в словари и энциклопедии, на такие, к примеру, вопросы:

Что такое парвеню?

Чем занимался Торквемада?

Кто такой "один ушлый француз, тезка небезызвестного плотника"?

Где находился Паган?