Страница 4 из 10
Разумеется, в поселок можно было попасть и на автомобиле по асфальту: по свертку с окружной дороги, или чуть дальше – с федеральной трассы. Но так, через поле, было быстрее. Да и приятнее. Майор любил ходить пешком. Во время ходьбы ему думалось лучше всего.
Сделав несколько шагов по черной тропке, майор оглянулся. За его спиной высились светло-серые плиты многоэтажных домов. Медленно опускающееся, но еще высокое солнце било в них своими лучами, и ровные шеренги окон на верхних этажах сияли так, словно за бетонными стенами домов бурлила сталеплавильная печь.
Мимикьянов неторопливо двинулся в коридоре между высокими – в рост человека – кустами.
От расположенного за ними небольшого болотца веяло сыростью и сладким ароматом тины.
Майор шел и думал. Было о чем.
После окончания Новосибирской спецшколы Ефим начинал свою деятельность в кадрах главного управления по охране стратегически важных объектов промышленности и науки, на закрытом Объекте «17-17». Здесь трудился и доктор физико-математических наук Леонид Иванович Вулканов.
На Объекте шла работа над проектом, имевшем условное наименование «Атомос». Этот проект являлся одним из самых, а, возможно, и самым секретным оборонным проектом в стране.
Лейтенант Мимикьянов входил в группу офицеров, обеспечивающих защиту Объекта от проникновения иностранных спецслужб, а так же международных террористических и иных преступных сообществ. Однако, это совсем не означало, что он знал, чем занимались ученые, работавшие над проектом «Атомос».
Подобный порядок принят в любом государстве. Он вполне оправдан: каждый сотрудник спецслужбы должен знать только то, что ему необходимо для успешного выполнения служебных функций. Не больше. Этот железный принцип надежной плотиной преграждает расползание секретной информации.
Но все-таки кое-что им сообщали. А кое-что Ефим, как человек молодой и любопытный, узнал сам.
По своим служебным обязанностям он контактировал с работающими на Объекте учеными, а также на время пребывающими туда людьми. Со многими из них, и, прежде всего, ведущим специалистом проекта профессором Вулкановым, он даже подружился. Сопоставив в своей голове набранную им из разных источников информацию, он постепенно – далеко не сразу – стал понимать, что собой представляет сверхсекретный проект «Атомос».
Он возник сразу после войны. Вместе с проектом № 1 – Атомное оружие, и проектом № 2 – Ракетоносители для атомного оружия. «Атомос» являлся Проектом № 3. О первых двух теперь уже хорошо известно. О проекте № 3 до сих пор не знает практически никто.
И это не случайно. Проект «Атомос» должен был привести к созданию принципиально нового оружия. В сравнении с ним, ядерная бомба и межконтинентальная ракета являлись, в сущности, бесполезными игрушками. Их применение в массовом порядке означало гибель всего человечества. Неизбежно наступила бы ядерная зима. Она гарантированно несла гибель, не только стране, получившей ракетный удар, но и самому агрессору.
Оружие же, над которым работали ученые по проекту «Атомос» на строго охраняемом Объекте «17-17» гарантировало нападающей стороне полную безопасность и безнаказанность.
По названию, присвоенному проекту, можно было подумать, что это оружие имело какое-то отношение к возможностям атома.
Поговаривали, что условное название исследований вписал в текст секретного Постановления Правительства сам Хозяин. Бывший учащийся семинарии хорошо знал, что греческое слово «атомос», означающее «неделимый», применялось древними греками не только к тем мельчайшим частицам, из которых состоят все предметы. Древние натурфилософы прежде всего употребляли его в отношении самого большого существующего образования – Космоса. Космос Неделимый – говорили греки.
К тайнам атомного ядра, проект «Атомос» не имел никакого отношения. Он исследовал тайны куда более страшные.
В соответствии с межправительственным соглашением между пятью ведущими мировыми державами, проект был закрыт, а все материалы исследований уничтожены под наблюдением совместных комиссий.
Точнее, должны были быть уничтожены.
В отличие от своего начальника Гоши Пигота, майор Мимикьянов представлял себе, над чем в свое время трудился в рамках проекта «Атомос» профессор Вулканов. И, узнав о хищении сейфа из дома профессора, он испытал не просто беспокойство. Тревогу. И молил судьбу, чтобы эта тревога оказалась ложной.
Из размышлений майора вывел плеск воды в болотце. Показалось, будто в него упало что-то тяжелое. Вслед за этим наперебой, будто соревнуясь, разом заквакали лягушки. И вдруг также одновременно смолкли.
– Чи-ив! Чилив! – требовательно крикнула впереди какая-то птица.
Майор ощутил в сознании словно бы укол непонятного предупреждения.
Предчувствие не умеет обманывать человека. Это человек не умеет понимать его невнятный детский лепет.
За ближайшим поворотом на тропинке лицом к нему стояли двое.
Стояли, демонстративно перекрывая путь. Мимо не пройти.
Майор остановился шагах в пяти.
Преградившие путь молчали, исподлобья рассматривали майора.
Ничего не говорил и Мимикьянов. Смотрел, прикидывал.
Оба мужика – худощавые, загорелые. Одежда – измученная, в такой – спят. Ни высшего, ни среднего образования на лицах не читалось. А вот пребывание в местах заключения читалось ясно. В выражении их лиц одновременно присутствовало два взаимоисключающих выражения – хищника и жертвы одновременно. В настоящее время преобладало первое. Второе затерялось среди извилистых морщин. Но, все равно, оно присутствовало.
«Стоят не профессионально, – отметил Ефим, – боевые роли не распределены: друг друга не прикрывают. Если резко рвануться, можно пройти справа, мимо младшего и вывести его из строя… Старший и помочь-то не сможет, своим же напарником закрыт будет. А потом, используя фактор внезапности, заходом с тыла свалить и старшего… Однако, спешить не будем, – решил майор, – посмотрим, что же им надо? Грабить, что ли, собрались?..»
– Слушай, дядя, Пахом сказал, чтоб ты в поселке не появлялся. – рассматривая майора, медленно, сквозь губу произнес мужик с раздавленной переносицей. – А то больше ходить не сможешь! С поломанными-то ногами.
Кто такой Пахом, Мимикьянов, разумеется, знал.
– А что еще сказал Пахом? – спросил майор.
Пахом, конечно, ничем не напоминал хорошо воспитанного филолога, но, все-таки, отпустить такое в адрес Ефима вряд ли мог.
Уголовник прищурился:
– Пахом велел тебе, козлу, передать, что ему твоя рожа не нравится! И видеть он ее в поселке не хочет! Так своему начальнику и сообщи! Понял, козел коцаный?
– А что это я Пахому перестал нравиться? Вроде, денег я у него не брал, он у меня тоже… Чего он обиделся-то? – без вражды в голосе поинтересовался Ефим.
– Че-го? – прищурился бывалый собеседник. – Да, кто ты есть, тряпка половая, чтоб на тебя еще обижаться? Холуй, и все! Обижаться кто-то на него будет! Если бы Пахом на тебя обиделся, ты бы, ухокрут недорезанный, уже давно лягух вон в том болоте круглосуточно наблюдал. На дне. Понял меня?
– Нет, – пожал плечами майор. – Понял, что грубишь. Обидеть хочешь. А почему, не знаю! Говори толком!
– А, ладно! – покладисто согласился мужик. – Сейчас понятно объясню!
Он поднял руку.
В руке оказался небольшой нож с узким лезвием.
«Вот тебе бабушка и скальпель к ужину!» – сказал себе майор.
Уголовник сделал шаг вперед.
Еще один.
Теперь между ними было метра два. На выпаде мужик его уже доставал.
Ефим приготовился к броску, чтобы, уходя от ножа, сбить противника ударом слева.
Но в этот момент сзади из-за кустов донеслись звуки мужских голосов. Со стороны города, похоже, приближалась целая группа.
Нападающий замер. Нож из его руки испарился, будто его и не было.
– Ладно, карась, живи пока! – махнул он рукой. – Смотри, чтобы еще раз увидеться не пришлось.
Оба противника разом повернулись и сделали несколько шагов по тропинке. Затем они нырнули в зелень и исчезли без следа – даже шороха в зарослях не слышалось.