Страница 61 из 86
Спецназовцы переглянулись и поняли друг друга без слов. А от них пошел слушок…
* * *
– Крис, вставай. Светает.
– Да. – Крис с трудом удержался от давнишней привычки – не открывая глаз, сесть в кровати. – Сейчас.
Он открыл глаза. Прямо над ним тихо шелестел в кронах слабенький рассветный ветерок. Листва казалась серой – может, она и была такой, а скорее, от того, что солнце этого мира еще не высветило ее и даже плывущие в вышине облака только-только начинали розоветь.
Но все равно, подумал Крис, до ярко-зеленого оттенка южноамериканских джунглей этим листьям далеко. А он привык к ним за последние несколько лет, привык просыпаться под вопли огромных попугаев, вытряхивать отовсюду набившихся за ночь насекомых и – если позволяла обстановка – неторопливо запивать шоколадную плитку пайка фирменным травяным чаем Седжвика.
– Что-нибудь было? – тихо спросил он Боллингтона, с кряхтеньем отползающего от стереотрубы.
– Пару раз пробегали какие-то зверюги. – Джимми с видимым наслаждением потянулся и, сладко зевнув, добавил: – А может, просто у меня уже в глазах рябит.
– Только не начинай снова, ладно? – попросил Крис. – Ты мне вчера все уши прожужжал своими жалобами. Мне и самому кажется, что мы напрасно протираем здесь штаны уже третьи сутки. Но эта тактика работала в Краю Больших Неприятностей, и командование не видит причин, почему бы ей не работать здесь.
– Может, потому, что здесь все-таки не Вьетнам? – предположил Боллингтон.
– Рад, что ты этонаконец заметил, – язвительно отозвался Рид. – Теперь осталось только подождать месяц-другой, пока эта истина дойдет до командования, и тогда все мигом станет на свои места. Фея взмахнет волшебной палочкой, прошепчет волшебные слова, и у всех Золушек появится по паре хрустальных кроссовок от "Найка".
– Злой ты, – пожаловался Джимми, устраиваясь на подстилке.
– Я не злой, – отозвался Крис, осторожно высовываясь из-за корня. – Правда-правда. Я сонный, голодный, небритый и вдобавок зябнущий тип, но при этом я – сама доброта. Я прямо-таки преисполнен, нет, переполнен добротой ко всему окружающему. Настолько переполнен, что если я немедленно не изолью хотя бы часть ее на этот самый окружающий мир, то лопну на месте.
– В этой фразе весь ты, – пробурчал Боллингтон. – Три дюжины слов на то, что можно сказать всего двумя: "Хочу отлить".
– В этом и состоит преимущество образования. – Крис закончил обозревать местность и сполз обратно. – И тебе, необразованной деревенщине, не понять всю прелесть плетения сложных словесных узоров… А поскольку я старше тебя по званию, ты вдобавок не можешь приказать мне заткнуться и вынужден слушать эту чушь.
– Словесный понос, – фыркнул Джимми. – Похоже, ты вчера нахватался тайком местных ягод и они вызвали у тебя расстройство. Только не желудка, а головы.
– Интересная гипотеза, – отозвался Рид, выуживая из нагрудного кармана остатки шоколадной плитки. – Можешь заодно запомнить еще одно новое для тебя словечко – элоквенция.
– И что оно означает?
– Именно то, что ты только что диагностировал у меня, – словесный понос. Видишь, – Рид пружинисто вскочил на ноги, – одно слово заменяет целых два, так что такому любителю все сокращать оно должно прийтись по вкусу, верно?
– Эй, – приподнял голову задремавший было Джим. – Ты куда?
– Ну, для начала я, как мы уже выяснили, хочу отлить, – усмехнулся Крис. – А во-вторых, я решил передвинуть наш наблюдательный пункт на полсотни ярдов правее. Там лучше обзор и… – Крис сделал паузу.
– И что?
– И ты не будешь отвлекать меня от наблюдения своим храпом, – рассмеялся Рид. – Спи… пока дают.
– А если… а-а-а-у… что-нибудь случится?
– Если тут будет проходить Микки Маус, я попрошу для тебя автограф, о'кей? – пообещал Крис.
– Угу. – Боллингтон зевнул в третий раз. – А если это будет Дональд Дак?
– Одолжу у него двадцатку. Спи.
Обзор с нового места был действительно лучше, тут Крис не ошибся. Ошибка была в другом, но понял он это только после того, как закончил обустраивать укрытие и установил прибор наблюдения и винтовку. Теперь от Боллингтона – и от рации – его отделяло пятьдесят ярдов не очень густого кустарника.
Следовало, конечно, немедленно устранить это упущение, но будить отдежурившего четыре самых сонных предрассветных часа Джимми у Криса просто не поднялась рука.
Ровно через двадцать минут он чертовски пожалел о своем решении, но было уже поздно. На дороге показались местные – человек двадцать. Впереди ехали двое конных, один – в приметном рыжем камзоле, другой – в чем-то неопределенно-буром.
Сбродный отряд, решил Крис, рассматривая растянувшуюся колонну в двадцатикратный М49. Одеты кто во что – кольчуги, плащи, куртки, один и вовсе в простецкой домотканой рубахе, но оружие у всех. Явные герильерос, и думать нечего. Следовало ожидать – после разгрома замка кто-то беспременно должен был удрать… хотя, вспомнив опаленные стены, Крис рассеянно удивился, что беглецов оказалось так много.
Он прикинул дистанцию – полторы тысячи ярдов, далеко. В Квонтико ему приходилось стрелять максимум на восемьсот пятьдесят, оптимальной же дистанцией считались шестьсот. Ну ничего, сейчас эти ребята подъедут поближе… главное, чтобы их не спугнула вторая пара, затаившаяся где-то по ту сторону дороги.
Крис медленно переместился от трубы к винтовке, заглянул в прицел – до всадников, судя по сетке Mil-Dot, оставалось чуть меньше мили.
И внезапно один из них, в буром кафтане, поднял коня на дыбы и, выбросив руку в сторону леса, что-то прокричал.
Снайпер оторвался от прицела как раз вовремя, чтобы увидеть, как вспыхивает в лесу напротив него яркое, неестественно алое пламя. И тут же до него донесся дикий вопль, вопль заживо горящего человека. Он тянулся, тянулся… хотя на самом деле длился не больше секунды и наконец оборвался. И тут же погасло пламя, разом, словно кто-то отпустил рычажок зажигалки.
Бог мой, только и успел подумать Крис, снова приникая к прицелу, – и буквально натолкнулся на взгляд туземца в синем. Тот смотрел прямо на снайпера, словно их и не разделяло расстояние, и Крис с ужасом осознал, что этот местный знает о нем, видит его и сейчас все повторится… Нет!
Нет, прошептал он, вжимаясь лбом в холодный мох. Чужой взгляд скользил по нему – липкий, скребущийся. Так, наверное, чувствуют себя люди на субмаринах, вслушиваясь в треск вражеского сонара над головой, подумал Крис и тут же отогнал эту мысль, как и все прочие. Я ни о чем не думаю, мой мозг пуст, как банка из-под пепси, и вообще меня здесь нет, я просто пустое место, здесь только пустота, повторял он. Ты не видишь маленькую мышку, кружащийся в вышине орел, она слишком маленькая… маленькая такая мышка.
И вдруг скребущий взгляд пропал, а огонь не пришел, и Крис, не веря до конца в то, что остался жив, поднял голову – как раз, чтобы увидеть, как всадник в буром поднимает руку, чтобы указать на лес слева от него – туда, где должен быть Джимми Боллингтон.
Никогда еще в своей жизни Кристофер Рид не стрелял так.
Уже не было времени вводить поправки. Цифра восемнадцать – падение пули 308-калибра на дистанции в милю – огненными буквами вспыхнула у него в голове. Он нажал спуск, большим пальцем потянул затвор – вылетевшая гильза привычно легла в ладонь, – успел увидеть, как валится обезглавленная фигура в буром кафтане, как разворачивается в его сторону всадник в красном – винтовка дернулась второй раз, и красный кафтан сполз на землю.
Он не смог бы стрелять так, чтобы спасти свою жизнь, – но ему надо было спасти чужую.
На несколько секунд мир словно замер, словно будучи не в силах постигнуть случившееся. Затем пронзительно заржала лошадь – и, будто этот звук был командой, оставшиеся туземцы бросились вперед.
Хлопнул выстрел. Крис недоуменно посмотрел на винтовку и только потом сообразил, что это стрелял Боллингтон. Один туземец упал, поднялся, хватаясь за плечо, – и следующая пуля сбила его с ног, словно шахматную фигурку, небрежным щелчком отправляемую за край доски. Остальные продолжали бежать.