Страница 4 из 105
Письмо сочинял я, не жалея красок. Я уже успел усвоить менторский тон в диалогах со своим патроном. Во мне проснулся и зажил дипломат.
Домнул Георге меня благословил и расцеловал. Бедняга, он был убежден, что и монархи кинутся ему на шею.
В устье Одера я нанял шхуну под шведским флагом. Я заплатил шкиперу восемьдесят цехинов. И вскоре, распустив паруса, мы, подобно лебедю, вышли в открытое море.
Попутный ветер подхватил наше судно и понес к берегам Швеции. Море волновалось. Стада облаков мало-помалу смыкались и льнули к земле, к морю.
— Начинается шторм, — пробормотал шкипер. — Хорошо бы успеть.
— Успеем, — тряхнул головой кормщик. — Хорошим ходом идем.
В самом деле, шхуна словно бы летела по волнам, становившимися все круче. Качка давала себя чувствовать.
Нас изрядно помотало. Так прошла первая ночь. На следующий день море смилостивилось. Небо просветлело. В серой пелене появились окна. Они становились все шире, расползались. И вот уже из-за закраины блеснуло солнце.
На четвертый день показались изрезанные бухтами и бухточками берега Швеции. Ветер улегся. Розовые барашки лениво паслись на голубом пастбище. Их пасло солнце, уже безраздельно царившее на небосклоне.
Шпили, башни, крыши, еще далекие, постепенно вырастали. Они казались позолоченными. Вот он, вожделенный Стокгольм. Каково он меня встретит, что я найду, где мой приют?
Крикливые стаи чаек кружили над гаванью. Заметив нашу шхуну, они устремились к ней, виясь над кормой.
Лес мачт становился все ближе. Казалось, он непроходим. Но уж шкипер, навострив взор, выискал в нем прогал. Матросы спускали паруса. Затрещала якорная цепь. И вот мы уже неуклюже тремся о деревянную обшивку. Выкинули сходни. И я с наслаждением разминал ноги на незыблемой земле.
На этот раз мне не пришлось искать крышу над головой. Я велел извозчику везти нас в лучшую гостиницу «Золотой лев». Мне порекомендовал ее шкипер, с которым мы расстались самым дружелюбным образом. Я располагал изрядной суммой, которую отвалил мне мой патрон, не знавший счета своему капиталу. Я мог лишь предположить, что это была сумма по меньшей мере из шести знаков. И так как он придавал моей миссии очень важное значение, то щедрость его была понятна.
Король только что перебрался в новый замок на острове Стаден, где располагалась наиболее старая часть шведской столицы, насчитывавшая по крайней мере пять веков, со старым же королевским замком основателя города короля Кнута Эриксона. Этот замок сохранялся как историческая реликвия. Но еще служил обиталищем гвардии короля.
Освоившись, я, в сопровождении камердинера, переправился на Сгаден. В замке все еще шли какие-то работы, и обширный двор являл собой подобие склада.
Замок был начат в правление королевы Христины, дочери Густава Адольфа. Она приказала строить его с размахом, дабы размером и пышностью он превосходил все виденное ею в книгах, до которых она была большая охотница. Правила она, как говорили, с блеском, и Швеция при ней начала заметно усиливаться и богатеть. Но беспорядочная жизнь, недостойные любовники сбили ее с пути. Она передала престол своему кузену Карлу Густаву и отправилась в изгнание. Вечный город Рим привлекал ее более всего — она была великой ценительницей искусства и собрала большую коллекцию картин и скульптур как антиков, так и мастеров эпохи Возрождения. Ее сопровождал обер-шталмейстер маркиз Джованни Мональдески, многолетний любовник, пылкий и одновременно легкомысленный, как все итальянцы. В Риме Христина не ужилась и перебралась во Францию, обосновавшись в замке Фонтенбло. Там-то она приказала придворным убить Мональдески после того, как застала его в постели с горничной.
Эта история была еще свежа. О ней говорили в гостиных, жалели Христину, ужасались, негодовали. Ей к этому времени было чуть больше тридцати, она была умна и хороша собой. Но вот что сотворили отнюдь не северные страсти, бушевавшие в ее груди.
Все это я услышал на второй день пребывания в Стокгольме. И теперь обозревал детище преступной королевы, замок, который чуть было не стал ее обиталищем.
Вместо нее на престоле был ее внучатый племянник Карл XI — мальчишка. Правил не он, правили за него. Ему едва исполнилось восемь лет, и он только входил во вкус своего положения, а пока учил арифметику, географию, историю своего королевства и играл в солдатики.
Я без труда проник в замок. Стражи тотчас признали во мне знатного иностранца и развели алебарды. Я вручил свои бумаги обер-шталмейстеру и уже собирался отправиться восвояси, как почти столкнулся с изящным господином.
Он отступил на шаг, давая мне дорогу. Потом сорвал шляпу и представился с поклоном:
— Маркиз де Помонн, к вашим услугам.
Я ответил ему низким поклоном.
— Готов служить вашей милости, — и перешел на латынь, потому что не владел французским. Маркиз отвечал на чистейшей латыни, как видно, не составлявшей для него труда.
Мы отошли в сторону. Я был рад нежданному знакомству. Тем более, что мой новый знакомец с первого взгляда вызывал живейшую симпатию. Все в нем было соразмерно. Глаза на удлиненном лице, заканчивавшемся эспаньолкой, светились живым умом, речь отличалась легкостью и непринужденностью.
По-видимому, и я пришелся ему по душе. Маркиз покончил свои дела, и мы спустились вниз, продолжая живой разговор. Во дворе маркиза ожидала карета. Ступенька была спущена, дверца отворена, и он пригласил меня сопровождать его.
Счастливое знакомство! Маркиз был посвящен во все обстоятельства здешнего двора. Швеция претендовала на роль ведущей европейской державы. Войны, которые она почти непрерывно вела, были счастливыми для шведского оружия. Особенно преуспел отец королевы Христины Густав Второй. Он присоединил Эстляндию, Лифляндию, Карелию, Ингерманландию и многие другие земли. В его правление Швеция преумножила свое благосостояние. Законность, промышленность, просвещение — все процветало. Христина пошла по его стопам, и если бы не раздиравшие ее пагубные страсти, Швеция выдвинулась бы в первый ряд, подобно Франции». Но нынешнее регентство, похоже, готово расшатать королевство. Оно потакает алчному дворянству, грабившему народ, расстроило финансы вконец и продолжает вести разорительные войны то против Франции, то в союзе с ней…
Я откровенно рассказал о цели своего приезда, о том, кого я представляю. Он рассмеялся — такова была его первая реакция.
— Соправители симпатичного мальчугана сочинят от его имени любое послание, какого угодно содержания, лишь бы заявить о себе. Они подпишут его именем короля Карла Одиннадцатого. От имени мальчишечки, который увлеченно играет в солдатики…
— Когда-нибудь он будет играть живыми солдатиками, — заметил я.
Маркиз рассмеялся:
— Для этого ему надо войти в возраст и в разум. Но я готов участвовать в любой игре — лишь бы насолить туркам. Их экспансии надо положить предел. Их надо наконец остановить, иначе они пожрут всю Европу. Кто знает, как отнесется к прожекту вашего патрона мой король. Он непредсказуем. Женщины могут подвигнуть его равно и на войну и на мир. Он не любит турок, но готов покровительствовать им во имя блага Франции. С другой стороны, он опасается расшевелить это осиное гнездо — их тьмы, турок и татар. Варвары по-прежнему куда более многочисленны, чем цивилизованные народы. Однако я готов содействовать вам. Хотя они представляются мне бесплодными, — заключил он.
Я был всецело согласен.
— Только чувство долга руководит мной. И дух бродяжничества, обеспеченного деньгами.
Маркиз расхохотался. Взаимная симпатия росла. Беседа текла плавно и непринужденно, подогреваемая бургундским и изысканными яствами.
— Я предвижу конечный неуспех вашей довольно-таки фантастической миссии. Правда, наша внешнеполитическая служба не успевает следить за переменами в княжествах Молдавии и Валахии. Князья там меняются с непостижимой для европейца быстротой. И может статься, ваш патрон еще числится в действующих. Хотя о присвоенной им казне турки наверняка успели оповестить большинство европейских столиц. Но это столь мелкое событие на фоне всех европейских пертурбаций, что на него вряд ли обратили внимание. Войны и междоусобицы вошли в кровь и плоть европейской жизни. Для того чтобы счесть годы мира, достанет пальцев на одной руке.