Страница 53 из 68
Напротив главного входа в Останкино стоит будка, что-то типа аккумуляторной. Там, прячась от выстрелов, стоят человек тридцать. Перебежал туда. Опять — пацаны. Я тогда еще не знал о существовании «боевиков». Про них мне потом объяснили — с голубого экрана. Так вот, может быть, это были — «боевики»? Но ни оружия, ни палок, ни камней я у них не видел. И настроены они были отнюдь не агрессивно.
К ним подошел бомж:
— Пацаны, поджигайте автомобили! (Напротив главного входа стояли несколько машин сотрудников Останкино).
Один из пацанов громко ответил ему:
— А ты, дядя, оказывается, провокатор!
Ударили длинной трассирующей очередью.
Пули прошли в метре от нашего укрытия. Мол, отваливайте отсюда!
— Хватит геройствовать! — сказал я ребятам.
Мы перебежали к толпе зевак.
Потом, уже на следующий день, я перебрал в памяти тот эпизод, вспомнил эти трассирующие очереди и потом холодным покрылся. А если бы меня подстрелили? Газеты бы написали: «Погиб при штурме Останкино».
Конечно, я не могу считаться полноценным свидетелем. Насколько я понимаю, основные события произошли тремя часами раньше. Газеты описывают их как «яростный штурм».
Случилась настоящая трагедия. Погибли люди. Из-за уважения к памяти убитых мы должны знать правду. Кто нападал на телецентр? Сколько было нападавших? Кто защищал телецентр? Сколько? Ответов пока нет. А говорят разное. Говорят, что расстреливали длинными очередями безоружную толпу.
Через три недели после событий, когда в стране началась предвыборная кампания, власти ввели дозированную гласность. Телевидение все еще было глухо закрыто для правдивой информации, но в газетах, особенно малочитаемых, стали появляться какие-то крупицы правды. Так «Независимая газета» опубликовала рассказ Людмилы Суровой. Она и ее маленький сынишка оказались свидетелями всего происходившего в Останкино.
Людмила Сурова свидетельствует, что штурма телецентра вообще не было. Стояли огромные толпы народа, генерал Макашов выкрикивал в мегафон грубые хамские слова:
— Крысы, выходите! Крысы! Крысы!..
Кто-то из толпы бросил в окно второго этажа взрывпакет. Огромная вспышка, пламя… И тут же — «шквальный пулеметный огонь из второго и третьего этажей телецентра». По толпе — по людям. По женщинам и детям! По тем, кто пытался помочь раненым, по подъехавшей «скорой помощи».
(Людмила Сурова — дама; вряд ли она разбирается во взрывных устройствах. Сомнительно, что это был взрывпакет. Возможно, кто-то из оголтелых бросил в окно гранату. Если — так, то преступление совершено серьезное. Конечно, вовсе не значит, что после этого нужно было стрелять во всех подряд. — С.Г.).
«Теперь я знаю, что такое расстрел, — пишет Людмила Сурова. — Это не может оставить равнодушным никакое живое сердце, на чьей бы стороне оно ни было. Но — живое».
Если сопоставить свидетельство Суровой с тем, что видел я сам (большое количество трупов, которые еще не успели убрать; в основном это были трупы подростков), то можно сделать вывод: истинная картина совсем не похожа на нарисованную средствами массовой информации.
Дня через три гостями одной из телепередач были бойцы отряда «Витязь». Может, как раз те, кто стрелял по толпе? Не знаю.
Но предположим, по безоружным людям стреляли их товарищи. Были убиты и ранены несколько журналистов. Они находились в толпе, значит, были убиты и ранены не «боевиками».
Я отказываюсь что-либо понимать! Что это за ужас, ответьте?! Бойцы «Витязя» получали подарки, какие-то доллары… Из рук других тележурналистов — товарищей тех, что погибли…
Мир сошел с ума.
Возвращаясь домой, я заехал к Белому Дому. Вокруг здания гуляют семьи с детьми. Атмосфера чуть похожа на ту, что была 22 августа 1991 года. Только народу значительно меньше.
Гуляют, смеются, рассматривают надписи на асфальте («Мы русские, с нами Бог!»), фотографируются…
А в воздухе уже пахло смертью.
Говорят, история повторяется дважды: один раз — в виде трагедии, другой раз — в виде фарса.
На этот раз — все наоборот. Тогда, в августе, был фарс, сейчас на глазах развертывается настоящая народная трагедия. Уже много жертв.
А вы думаете, Он (или Они), когда сочиняли и выпускали в свет этот указ, не знали, что будут жертвы, будут с обеих сторон? Что погибнут в первую очередь любознательные подростки? И несмышленые дети?
А те, кто призывал их к «решительным действиям», разве не знали всего этого?
Знали — и те, и другие. Ожидали даже худшего варианта — что кровь прольется по всей России.
К оружию звали не только «красные». К кровавой расправе призывала и творческая интеллигенция. Только в силу своей природной трусости не бросала в бой волонтеров из своих рядов — звала на подвиги армию и милицию.
Ценители Достоевского! Любили они щегольнуть фразой: «Не стоит она (высшая гармония) слезинки одного только замученного ребенка».
Отвечу и я им — словами Достоевского.
Не хочу я в ваш колониальный рай. «А потому свой билет на вход спешу возвратить обратно».
Поразительно! Даже в истинной трагедии присутствуют сцены, как бы поставленные режиссером с плохим вкусом, — сцены фарсовые.
Выступил Гайдар и позвал всех на баррикады. Помните, на предыдущих страницах я писал об огромной армии «бультерьеров», боевые подразделения которых есть в каждом городе. Бойцы мафии. Призыв был обращен в первую очередь к ним. Но воры не откликнулись (на то они и воры!). Они ограничились бутербродами и котлетами по-киевски (всю ночь «защитникам Москвы» тащили пищу из соседних ресторанов){Тогда я еще не знал, что «бультерьеры» откликнулись. Бойцы мафии принимали участие в событиях.}.
На призыв Гайдара отозвались честные, наивные граждане.
В тот раз, в августе, мы построили баррикады и просидели на них трое суток. Противник не явился. Но впечатлений нам хватило на два года. Два года мы рассказывали, каким страшным могло быть нападение, какие ужасы могла бы проделать с нами «Альфа».
В этот раз москвичи просидели на баррикадах сутки. Противник опять не явился. Но впечатлений хватит на год. (На следующий день выступит Гайдар по телевидению и поблагодарит жителей города за неслыханное мужество.)
Кстати, об «Альфе». В тот раз «Альфа» не давала никаких обещаний, но и действий никаких не предприняла. В этот раз (в передаче Политковского «Политбюро») дала обещание: «Бойцы «Альфы» ни в коем случае не будут штурмовать Белый Дом». Тот из нас, кто вспомнил старую науку — смотреть телевизор наоборот, сказал себе: ага! обязательно будут!
Ночь. Уже ясно, что утром предстоит кровавая расплата. Из рук Макашова и анпиловцев власти получили такой козырь, что не сыграть на нем просто глупо.
Последние десять дней почти не было видно на телеэкране представителей творческой интеллигенции. Меня это удивило. Не все же они в Вашингтоне? И вдруг…
Один за другим на экране — популярные артисты и деятели искусства. Вылезли из окопов. Рискуя жизнью, пробрались на Шаболовку. (В полночь я проехал по Москве и не слышал ни одного выстрела, не видел никаких беспорядков — столица жила обычной жизнью.) Деятели искусства, перебивая друг друга, клялись в верности власти. (Того, кто не клялся, например Сергея Жигунова, газеты на следующее утро объявят «не самым умным»; про Политковского с Любимовым скажут, что те были пьяны.)
Вдруг прояснилось, что наши творческие работники не только мужественные и бесстрашные, но и очень решительные. Настоящие мужчины, словом. Любят бифштексы с кровью. Чуть не каждый второй выступавший требовал жуткой казни отступникам.
— Расстрелять!
— Гильотинировать!..
— Показывать в зоопарке!
А мне все время вспоминался солженицынский «Теленок». Все — не так, но все — очень похоже.
В 7 утра начался расстрел Парламента.
Власть, воодушевленная мощной поддержкой общественности, решилась!
Первыми погибли женщины и дети.
«Эти бронетранспортеры, с ходу ворвавшись на абсолютно не защищенное пространство перед Домом Советов России, расстреляли палатки безоружных постов охраны. В этих палатках оказались в основном женщины и дети. Те, кто был в здании, видели, как трупы их накрыли полиэтиленовой пленкой».