Страница 8 из 68
Джерри кончил свою речь, после чего из радиоавтомобиля понеслось непрерывной лентой: «Исаак Риверс, Исаак Риверс, Исаак Риверс…»
Спектакль, стоивший восемьсот долларов, был увенчан достойным финалом: все Мэрилин как одна исполнили популярную песенку «Люблю твою спину, мой милый».
Доктор Риверс стал пробираться к трибуне, напевая куплеты, выученные когда-то давно еще на родине:
Джерри Финн больше не верил собственным устам. Он произнес речь на тему, о которой имел минимальное представление. Однако он утешал себя мыслью, что ведь и на старой его родине люди тоже иногда так поступали. Он вспомнил одного специалиста по народному хозяйству, который даже защитил докторскую диссертацию, причем использовал в качестве источников для нее телефонную книгу да несколько старинных народных песен. Он, видно, тоже не слишком задумывался над своей профессией.
Глава четвертая
Реклама обладает чудодейственной силой: она заставляет людей нуждаться в том, о чем они раньше даже и не слыхали.
Мысли тысяч бруклинцев завертелись теперь вокруг их позвоночников. Женщинам хотелось иметь безупречную спину Мэрилин, которую можно обнажить, не стесняясь, вплоть до четвертого позвонка. Позвоночник взбудоражил общественное мнение. Какие-то циники, правда, утверждали, будто бы общественное мнение есть лишь чье-то частное мнение, послужившее началом эпидемии. Но зачем нам говорить о циниках, которые вечно стараются заразить окружающих сомнением, замечают во всем только стоимость, цену, но не видят достоинства, и — кто знает? — стали циниками, возможно, только потому, что женились по первой любви!.. Поговорим лучше о практике доктора Риверса, внезапно ставшей предметом разговоров и отличным источником доходов.
Еще только светало, когда начала выстраиваться внушительная очередь на прием к доктору Исааку Риверсу. К половине десятого хвост вытянулся уже на четверть мили, ввиду чего полицейские власти начали раздавать больным порядковые номерки. В одиннадцать часов доктор Риверс повысил таксу до трех долларов, но и после этого из очереди ушло только два человека: один был скряга, который и о двух долларах еще собирался поторговаться, а другой — профессор-экономист, за несколько дней до того выпустивший книгу о губительной роли инфляции.
Первый час приема прошел под знаком небольшой паники, но потом доктор Риверс и его помощник профессор Финн вспомнили о серийно-поточном методе, который так хорошо зарекомендовал себя на производстве, давая возможность быстро удовлетворять повышенный спрос. В просторной жилой комнате моментально был устроен второй кабинет, где начал принимать больных профессор Финн. Вопрос относительно пола больных решили по жребию. Судьба послала Джерри Финну женщин.
Он начал принимать пациенток по четыре и рационализировал свой труд таким образом, что пока он осматривал позвонки одной больной, другая принимала горное солнце, третья одевалась, а четвертая раздевалась. Благодаря такому методу он смог пропускать по восьми человек в течение часа, и его брутто-доход поднялся до двадцати четырех долларов в час. Однако, несмотря на это, доктор Риверс не был доволен им. Когда Джерри зашел в кабинет шефа разменять деньги, доктор Риверс заявил ему, что принимает уже по десять больных в час. После полудня он еще ускорил этот бешеный ритм и за час успевал обслужить уже двенадцать человек. Столь высокого результата он добился за счет того, что укладывал своих пациентов на стол по двое и разминал одновременно два хребта. В таком методе было еще одно немаловажное преимущество: оба больных выдерживали лечение без звука, потому что каждый стеснялся другого и ни один не смел роптать.
В час пополудни они объявили восьмиминутный перерыв на обед, в течение которого могли перекусить и больные.
После перерыва авральные работы продолжались с еще большим рвением. К шести часам доктора успели пропустить более трехсот больных, а в восемь они прекратили прием. В течение трех следующих дней наплыв больных не уменьшался, но затем поток пошел на убыль. За первую неделю доктор Риверс покрыл рекламные издержки и увеличил сумму своего вклада в банке на тысячу долларов. Вознаграждение профессора Финна составило восемьсот долларов. Такая материальная база вызвала существенные перемены в мироощущении нашего героя. До сих пор его ближайшим сердечным другом была собственная нательная рубашка, но теперь он испытал чувство великого восхищения и горячей привязанности к деньгам. Бывали, правда, моменты, когда он говорил себе, что деньги ему вовсе никакая не родня, но эти слабые вспышки сентиментальности были очень редкими. Он, сам того не ожидая, сделался позвоночным доктором — каким-то шарлатаном поневоле — и не хотел идти против судьбы. После первых дней «врачебной практики» он плохо спал ночами. Лежа в кровати и мучительно пытаясь заснуть, он считал овец, потому что за день насмотрелся на коров и баранов.
В один прекрасный день на прием к нему явилась дама неопределенного возраста, у которой на пальцах и зубах сверкало золото. Когда Джерри попросил ее раздеться, дама, бросив нерешительный взгляд на других пациенток, сказала:
— Мне бы хотелось поговорить с доктором наедине.
Через полчаса она получила такую возможность. В ее взгляде, устремленном на доктора, смешались восхищение, глубокое почтение и ужас. Все врачи ежедневно встречают такие взгляды пациентов, привыкших видеть в докторе какого-то сверхчеловека. Джерри достал чистую карточку.
— Имя?
— Агнес Лоусон… Эл-о-у-эс-о-эн, — ответила дама.
— Замужем?
— Да. Разумеется.
— Возраст?
— Мне… Ну, разве это так необходимо?..
Как уже известно читателю, Джерри Финн — человек деликатный. И тут он весьма деликатно обошел щекотливый вопрос, перейдя прямо к делу:
— На что жалуетесь, мадам?
— Собственно… сама я ни на что не жалуюсь, — начала женщина издалека.
— Я чувствую себя превосходно. Но я хотела бы посоветоваться с вами относительно здоровья моего мужа.
— Отчего же он сам не обратится к врачу? Или он не в состоянии передвигаться?
— О, конечно, в состоянии, но… Вы разрешите мне закурить?
— Пожалуйста, пожалуйста, мадам.
Джерри предложил даме огня, стараясь в то же время получше разглядеть ее. Со странным чувством он смотрел на ее лицо, на локоны, окрашенные под светлую блондинку. Перед ним была пятидесятилетняя Мэрилин Монро. Очевидно, миссис Лоусон носила в сердце большую тайну, и Джерри с любопытством приготовился выслушать ее.
— Мы уже три месяца женаты, — начала женщина тихо. — Вернее, уже три с половиной. Все бы, кажется, хорошо, но муж со мною так холоден… Он, конечно, вежлив и предупредителен, но в то же время — совсем как чужой. Он еще ни разу не приблизился ко мне. Вы, доктор, конечно, понимаете?
— Да, да. Продолжайте.
— Я просто не могу понять такой холодности. Муж только похлопывает меня по плечу, и больше — ничего. Но ведь это же невыносимо! Вы меня, конечно, понимаете, доктор?
— Да, конечно. Вы можете говорить во мной вполне откровенно.
— Я уже пятый раз замужем, и мне такая холодность кажется очень странной. И это ведь оскорбляет чувства женщины. Так обходиться можно с молодыми девчонками, но не с женщиной. Я хочу, чтобы вы, доктор, внимательно исследовали моего мужа. Я слыхала, что холодность у мужчин бывает от позвоночника…
Джерри вглядывался в ее лицо, черты которого были покрыты плотным слоем краски, непроницаемым, как маска разбойника. Он видел женщину, прекрасный романс которой — опус номер пятый — прозвучал до конца в день свадьбы. Ее пятый брак был поистине потрясающей драмой, герой которой совершил самоубийство еще до начала первого акта. Джерри прошелся по комнате, потирая виски и стараясь произвести на пациентку хорошее впечатление.