Статья Пятая (ЛП)

Молчание.

- Тебе совсем не любопытно, почему я здесь?

- Какая разница? Я уверена, меня в любом случае казнят. - Мой голос был пустым. В нем совершенно не было эмоций.

- Это отвратительно.

- Разве я не права?

Он ухмыльнулся.

- Где он?

- Я не понимаю, о ком ты, - произнесла я сквозь зубы.

- Молчание тебе не поможет.

- О, а мне еще можно помочь? - хмуро спросила я.

- Можно, если будешь дружить со мной. - Его голос был полон жизнерадостности. Как если бы он флиртовал. Меня едва не вырвало.

- Я не буду дружить с кем-то, кто участвует в убийствах невинных людей. - Слова опалили язык, но никак не тронули мое мертвое сердце.

- Так он сказал тебе? Я думал, струсит. Как и тогда с ней.

Вспышка ярости. Я хотела снова вцепиться в него ногтями, как тогда, когда он забирал маму. Но затем желание пропало. Осталась лишь горечь.

- Ты сукин сын, Такер.

- Я бы сказал то же самое о тебе. - Он ухмыльнулся своему остроумию. - Но следи за выражениями. Нельзя так разговаривать с солдатом.

Я фыркнула. Что он собирался сделать? Убить меня? Пусть становится в очередь.

Он помедлил.

- За Дженнингсом уже числится мелкое правонарушение, нападение со смертельно опасным оружием, хищение государственной собственности и еще как минимум десять незначительных проступков вдобавок к дезертирству. Он не тот, кого стоит защищать. Он никогда не ответит услугой на услугу.

Я не предоставила ему возможности попытаться защитить меня - я убежала, когда он охранял мою дверь. К тому времени, как он понял, что я исчезла, меня, возможно, уже бросили в эту камеру.

Я задалась вопросом, в чем обвиняли меня. Что-то по поводу побега из школы реформации. Кража и нападение. Что еще? Фиктивный брак, не одобренный правительством? Почему-то этот список меня позабавил. Теперь мне было бы все равно, даже если бы на меня повесили убийства снайпера.

- Почему ты вообще здесь? Я думала, ты в транспортной команде или чем-то подобном.

- Меня повысили. Я пошел вверх как по накатанной. Скоро, возможно, стану офицером.

- Поздравляю, - сказала я. Мой тон его не задел.

- Твой суд перенесли на конец недели.

- Черт. Сегодня все уже занято, а?

- Я подарил тебе еще три дня, чтобы ты подумала о своей судьбе. Хотел удостовериться, что ты испытаешь все прелести заключения. Любезность для нашего общего друга. - Его челюсть дернулась, когда он произнес это.

Такер был абсолютным злом. Даже более мерзким, чем Чейз.

- До вынесения приговора тебе приказано заниматься уборкой.

Он открыл дверь и жестом приказал мне выйти в коридор. Мои ноги ослабли от неподвижности, и на несколько секунд у меня закружилась голова. Я удивилась, что Такер позволил мне выйти без наручников.

Женщина, разбудившая меня раньше, была занята отскребанием полов. Возле нее стояло ведро с мыльной водой, а на руках были резиновые перчатки до локтей.

- Далила, это Эмбер Миллер, - сказал Такер от двери.

Она глянула вверх, а потом поднялась на ноги.

- Да, сэр.

- Она будет помогать тебе до своего суда.

Далила покорно кивнула. Перед тем как повернуться и уйти, Такер отвел меня в сторону.

- Я буду в том кабинете дальше по коридору. Зайди ко мне, когда она с тобой закончит.

- Жду не дождусь.

Уходя, он посмеивался.

- Возьми щетку. Вымоем полы, а затем будет другая уборка. - Далила была не слишком разговорчива.

Мы передвигались от камеры к камере, вымывая полы, заправляя кровати, очищая туалеты. Только две комнаты из всех были заняты, и мы не стали заходить туда сразу.

Пока я работала, по коридору с трудом прошел закованный в наручники мужчина с болезненно-желтой кожей и синяками на одной щеке. Его сопровождали четыре охранника, один из которых нес серебристый чемоданчик. Они грубо втолкнули заключенного в пустую камеру. Спустя несколько минут все охранники скрылись в том же направлении, откуда пришли.

- На суде был, - объяснила Далила. Мне стало болезненно любопытно, каким же оказался приговор.

Когда мы закончили, я отправилась следом за Далилой на нижний этаж в столовую, где мы взяли два подноса с серой кашей у солдата, на голове у которого была сетка для волос. Я смотрела, как несколько солдат входили и выходили через главный вход мимо охранника за толстой стеклянной панелью. Каждый раз, когда дверь открывалась, мои уши разрывались от пронзительного жужжания.

Наверху Далила открыла дверь камеры ключом, висевшим на тонкой металлической цепочке у нее на шее.

Находившийся внутри мужчина свернулся калачиком в углу кровати. Он был одет в ярко-желтый комбинезон и горестно раскачивался туда-сюда, что-то бормоча себе под нос.

- Еда, - сказала Далила, поставив поднос на незанятую сторону кровати.

Она закрыла дверь и поставила галочку в клетке напротив строчки "пища" на планшетке, закрепленной на ручке двери.

В следующей камере, прислонившись к стене, сидел мужчина с кожей оливкового цвета и грыз ногти.

- У вас есть одеяло или что-нибудь? - поспешно спросил он. - О, привет, - добавил он, заметив меня. Я с любопытством уставилась на него.

- Еда, - снова сказала Далила, ставя поднос на его кровать.

Мимо прошел охранник и направился вниз по лестнице.

- Куда он пошел? - спросила я Далилу.

- Обход. Они обходят коридоры каждые полчаса.

- Мне казалось, в тюрьме должно быть больше охраны.

Она покачала головой. - Это лишь небольшой следственный изолятор. Только камеры временного содержания. Здесь минимум охраны. Тюрьма находится в Шарлотт*.

Далила была весьма практична.

- Надеюсь, у тебя крепкий желудок, - произнесла она.

- Почему?

- Сейчас будет настоящая уборка.

Я прошла следом за ней на склад. Хлорка. Перчатки. Одежда для заключенных. Полотенца. Одеяла. Я подумала, что Далила возьмет одно для мужчины в той камере, но она этого не сделала и вместо одеяла взяла глубокую хозяйственную тележку с металлической крышкой. После чего мы пошли в третью занятую камеру, где находился солдат, которому недавно вынесли приговор.

Я посмотрела на его планшетку. На ней большими буквами было написано одно слово: "Отработано".

На какую-то долю секунды я вспомнила разговор с Ребеккой в школе реформации. Шон сказал ей, что слышал слово "отработать" в отношении нарушителей Статей. Тогда я наивно считала, что мою маму отправили на реабилитацию.

Когда дверь открылась, я поняла, почему Далила спрашивала меня о моем желудке.

Человек перед нами лежал, изогнувшись, на узкой кровати. Колени упираются в матрас, плечи смотрят в потолок. Темные волосы по-прежнему спутаны, на распухшей щеке чернеет синяк.

Но теперь он был мертв.

У меня в голове возник образ мужчины, умершего на площади. Его тело выглядело тонким и хрупким. Я вспомнила, как приняла его за спящего, хотя на самом деле он уже отошел.

Здесь было иначе. Этот человек выглядел мертвым. Серым, холодным и измученным, словно его разум нашел смерть до того, как тело подготовилось к ней. В этот миг я поняла, почему люди закрывают мертвым глаза. Эти безжизненные шары следили за мной, будто глаза Моны Лизы.

Я сделала шаг назад до того, как мои колени задрожали. Через несколько секунд меня всю трясло. Я не могла отвести взгляд от мертвеца. Мое воображение превратило его лицо в лицо Чейза. Его темные, пытливые глаза - пустые. Если его поймают, его судьба будет именно такой.

Даже сейчас я бы не хотела, чтобы Чейз погиб. Я надеялась, что он далеко отсюда. Что он скрылся, когда убедился в моем исчезновении.

Далила подняла тело и усадила его. Я почувствовала, как желчь дерет горло. Осторожно сглотнула. Далила перекатила тело на тележку, и оно глухо ударилось о металл.

Мне стало плохо. Я заставила себя сосредоточиться. Придать себе хоть немного сил.

- Ты еще в сознании? - спросила Далила, толкая тележку по коридору в сторону от лестницы.