Страница 2 из 20
И веселый, ныне покойный сказочник С.Г. — ну, пожалуй, точно был стукачом. А то как же иначе мог бы он так беспечно вращаться в андеграунде, шататься по видным ресторанам, пировать и других угощать, печатаясь время от времени на Западе без видимых для себя последствий?
Гдов вспомнил скандальную историю знаменитого венгерского режиссера Ш.И., которому пришлось признаться в сотрудничестве с «органами», объясняя это тем, что он «спасал друга».
И как видный болгарский поэт Ваня вынужден был стать в результате разоблачений буддистским монахом в далеком от Черного моря Непале.
И как сибирского хиппи Бурмату, который зимой ходил по снегу босиком, не пускал своего сына учиться в государственной школе, упорно считали осведомителем недалекие художники-авангардисты из города К., работающие в местном Художественном фонде по линии плакатов наглядной агитации. Хиппи Бурмата смеялся им прямо в лицо: кому вы нужны, чихноты, задроты, козлы, бараны лояльные, толкающиеся у советской кормушки?
— А я?.. Уверен ли я в себе — что я тоже не из «этих»? Ведь я же тоже худо-бедно, но как-то уцелел при Советах? — вдруг прошептал Гдов. — Что? Что дурного я сделал для того, чтобы выжить? — мучался он.
И так разволновался, что и в этот день уже не мог работать больше.
1. Правомерна ль мысль Гдова о том, что при Советах все везде стучали друг на друга?
2. Существуют ли в этом социуме понятия о смене поколений и трудовых династиях профессиональных доносчиков?
3. Сталкивались ли вы в своей длинной или короткой жизни со стукачами?
4. Был ли, на ваш взгляд, осведомителем сибирский хиппи Бурмата?
5. Удастся ли всем гражданам России забыть прежние обиды и начать жизнь с чистого листа?
Глава III
ФАШИСТСКАЯ УГРОЗА
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему ответственности российской интеллигенции за всё то, что произошло в стране и мире при смене общественно-политической формации тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза диким капитализмом без берегов, зато с человеческим, слишком человеческим лицом, напоминающим харю.
Обратив свой взор рассеянный на зубчатый кусок северной никель-кадмиевой руды, хранящийся на его книжной полке в качестве сувенира и памяти по утраченному времени юности, писатель вдруг вспомнил свою командировку в заполярный город Н. Там он, молодой геолог, пьянствовал в обществе актеров местного ТЮЗа и хвастался рассказом, опубликованным на юмористической 16-й странице «Литературной газеты» — специального издания, созданного большевиками, чтобы выпускать пар из того котла, где эти черти варили свое мерзкое варево. На двух машинописных страницах рассказа молодой писатель Гдов смело и бескомпромиссно критиковал плохую работу такси в стране победившего (якобы) социализма, аккуратненько намекая на нечто более крупное, чем такси. А именно: сопутствующую такому социализму бездуховность, а также бескрылость и тупиковость.
Попутно он клеился к одной актриске, этнической НЕМПО, немке Поволжья, родителей которой выслали в эти суровые края из приволжского города Энгельса за то, что они во время Второй мировой войны с фашистами оказались немцами. Сын за отца пусть не отвечает, велел Сталин, и эта девица, окончив в городе К. сценическую школу-студию при местном драматическом театре, играла теперь в детских заполярных спектаклях девочек, мальчиков, ласковых животных. И родителей ее с лесоповала уже отпустили тогда, не заставляли больше отмечаться каждый божий день в комендатуре. Жизнь, как видите, постепенно налаживались в СССР после ХХ съезда КПСС.
Взялись петь Окуджаву. Вся беда, в принципе, заключалась в том, что в Сибири из-за пестрого этнического состава населения весьма худо с каноническим русским языком. Там человек вполне может сказануть «розлив сырой нефти» или «чё» вместо «что», не говоря уже о «ложить» вместо «класть». Даже если и книжки с детства читаешь — там ведь не написано, как правильно ставить ударения. Вернее, написано было, но только в изданиях по внеклассному чтению для нерусских школ. А Гдов был русский.
Поэтому он пел так:
— Надо же — шлЁмах! — презрительно выделила актриска, прошедшая курс сценической речи у знаменитой Татьяны Игоревны, оказавшейся на излете жизни в городе К. за то, что она когда-то учила русскому Троцкого Л.Д.
И Гдову эта интеллектуалка в тот вечер не дала, хотя вся компания находилась в состоянии изрядного алкогольного опьянения дешевыми напитками за счет Гдова. Это сейчас актеры снимаются в сериалах, а тогда они были бедные.
— А ведь Идочка, падла, была по-своему права, — с холодной ясностью вдруг подумал Гдов, лишь теперь внезапно вспомнивший имя своей несостоявшейся подруги. Которая, по слухам, в самом начале девяностых всё же вернулась на родину, но вовсе не в приволжский город Энгельс, окрестности которого ее предки добровольно заселили еще в XVIII веке, а в самый что ни на есть настоящий Мюнхен, откуда из пивной, где выступал Гитлер, и пошла по миру фашистская угроза.
Подумал и так разволновался, что и в этот день уже работать не мог больше.
1. Что именно российская интеллигенция виновата во всем или она должна разделить эту ответственность с другими классами исчезнувшего, как Атлантида, советского общества?
2. Что Гдов был плохим, нерадивым геологом?
3. Что если бы большевики не были идиотами, то их-то рейх просуществовал бы уж никак не менее тысячи лет?
4. Что СССР и Россия — это разные страны?
5. Что счастье всем, кто его так жаждет, когда-нибудь улыбнется?
Глава IV
КУЛИНАРНЫЙ ЭТИКЕТ
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему влияния окружающего социума на менталитет всего российского народа в историческом аспекте замены тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза диким капитализмом нового типа. Что вот-де, был раньше капитализм простой, с которым бодался Маркс, а теперь капитализм стал совсем нового типа, и с ним больше бодаться не надо, себе дороже обойдется.
В это время кто-то позвонил ему по телефону, чтобы спросить, который час, какая-то совершенно посторонняя баба, задавшая вопрос «почему» в ответ на «вы ошиблись номером». Так что когда Гдов с такой чужой бабой разобрался, то было уже поздно снова пытаться работать.
Он тогда задумался вот о чем. В 1984 году он однажды приехал на машине «запорожец» по Рублево-Успенскому шоссе в Барвиху, на дачу в гости к культурной маме своего богатого товарища, сына пропавшего без вести в дебрях Экваториальной Африки советского дипломата. «Африка имеет форму сердца», — писал на закате прежней жизни известный коммунистический поэт Долматовский. Он тоже не дожил до наших суровых дней, когда в этой некогда сердечной, угнетенной капиталистами Африке столь много нынче развелось пиратов, что просто ужас берет! Кругом, понимаете ли, сплошной Интернет, XXI век, глобализация, нанотехнологии, а они знай себе лезут на международные суда да хапают безнаказанно жирный выкуп. Вот тебе и прогресс цивилизации, торжество политкорректности и глобализма. Нет, ребята, что-то всё действительно не так, как когда-то пел Высоцкий.
…Седая старушка в светло-сиреневых буклях, тяжелая дубовая мебель тридцатых годов советской империи, скромный, изящно сервированный стол с нежными ломтиками небольшого количества семги. Изысканная вазочка с красной икрой, крупинки икры черной, зернистой внутри желтого пространства половинки белого яйца вкрутую. Тихая музыка Генделя-Шменделя. Разбросанные по тахте глянцевые журналы на английском, французском и других европейских языках.