Страница 74 из 101
Но уже через полчаса мы знали, что это не самолет Леваневского, на моторной табличке значился 1938 год изготовления, а Леваневский пропал без вести в 1937-м, это был транспортный вариант бомбардировщика ТБ-3, а Леваневский летел на ДБА авиаконструктора Болховитинова. Но с нашей стороны было бы нечестным не попытаться узнать, кто терпел здесь бедствие. Мы переписали номера всех приборов, мы с достаточной уверенностью установили, что экипаж при катастрофе не погиб, а если и погиб, то не весь, мы нашли окровавленные бинты под крылом самолета, а ниже искореженного самолета — костровище, вспоротые банки куриной тушенки, обрезки парашютных строп, которыми, по-видимому, вязали носилки. Позже мы установим, что на Аварийной сопке с распоротым брюхом лежал задевший в густом тумане крылом в 1941 году ТБ-3 печально знаменитого Дальстроя, через газету «Советская Россия» мы позже найдем живым одного из членов экипажа, а самолет, оказавшийся единственным относительно сохранившимся этого типа, позже подцепят тяжелым вертолетом и перевезут в один из авиационных музеев.
— Жалко, что ты вчера не смог заехать, — посерчал Василий Петрович, — вчера у меня собирались все мамонты Арктики, в том числе мой ученик, вертолетчик от бога, генерал Гаврилов, командующий авиацией ФСБ. Мы с ним три года назад были вместе на Северном полюсе. Он, между прочим, сказал, что они затевают поиски следов спутников Альбанова на островах Земли Франца-Иосифа.
Надо ли говорить, какие чувства я испытал при этой вести!
— В застолье не было времени расспросить. Но в ближайшие дни я узнаю. Позвони мне в понедельник…
Поздравив Василия Петровича, я поехал в Переделкино. После баньки, которую мы организовали со своим другом, поэтом-драматургом Константином Скворцовым и бывшим командующим морской авиацией СССР генерал-полковником Виктором Павловичем Потаповым, который много летал над Арктикой и с которым мы не раз обсуждали судьбу словно растворившейся во льдах «Св. Анны» и которому я только что рассказал, что, кажется, намечается поисковая экспедиция на Землю Франца-Иосифа, я умиротворенно и в то же время в нетерпении в понедельник позвонить Василию Петровичу, шел по ул. Серафимовича. Вдруг около меня остановилась грузопассажирская «газель». Молодец лет сорока, приспустивший стекло, спросил:
— Михаил Андреевич?.. Наконец-то мы вас нашли! Позвонили в Уфу, нам сказали, что вы в Москве. Но ваш мобильник отключен, пришлось прибегнуть к техническим средствам… Нам нужно с вами проконсультироваться. Мы из полярной экспедиции клуба «Живая природа», которая при содействии Русского географического общества, Пограничной службы и Авиации ФСБ намерена осуществить мечту вашей молодости: пройти путем Валериана Альбанова по островам Земли Франца-Иосифа. Не могли бы нам уделить несколько часов, проехать на нашу базу недалеко отсюда, в районе аэропорта Внуково?
Люди, собравшиеся осуществить мечту моей молодости, сразу попадали в разряд самых близких моих друзей или даже родственников. Разумеется, я готов был ехать с ними куда угодно. Но жизнь научила быть осторожным.
Вот так же в мае, только 1994 года, когда я прилетел в Москву, чтобы потом ехать в делегации Международного фонда славянской письменности и культуры и Государственной думы России в Прагу на Всеславянский съезд, в аэропорту Домодедово на выходе, раздумывая, как добираться до Москвы — на автобусе или электричке, — проталкиваясь через толпу назойливых таксистов-бомбил и встречающих, я вдруг наткнулся на большой лист бумаги, почти транспарант: «М. А. Чванов», который держал над головой крепыш лет тридцати пяти — сорока. Такой же крепыш стоял рядом. Они мгновенно прореагировали на мой удивленный взгляд:
— Мы из автохозяйства Государственной думы, у вас в фонде какая-то проблема с машиной, и нас попросили вас встретить.
Один из крепышей решительно, почти силой, взял у меня из рук мой баульчик, мне ничего не оставалось, как идти следом, кому не приятно, когда тебя вот так неожиданно встречают, оказывают уважение, хотя свербила мыслишка: никто в Международном фонде славянской письменности и культуры вроде бы не собирался меня встречать, мало того, я не сообщал туда, каким рейсом лечу. Когда эта мысль окончательно выкристаллизовалась во мне, было уже поздно, я уже сидел в серой «волге», зажатый двумя крепышами, третий сидел за рулем, я уже понял, что, простодушно купившись, попал в ловушку-захват, у меня хватило ума не подать виду, что я понял это, и лихорадочно гадал, кому это может быть надо. Сейчас не предмет разговора, кому это было надо и как я из этой ловушки вырвался, в этот же день «камазом», груженным песком, на Ярославском шоссе случайно или неслучайно был сбит легендарный генерал-афганец, Герой Советского Союза Михаил Петрович Солуянов, прототип героя песни Расторгуева «Комбат-батяня», с которым мы должны были вместе ехать в Прагу. От его «опель-астры» осталась груда металлолома, он выбрался из нее всего с несколькими царапинами, после этого случая мы стали друзьями. И сейчас мне вдруг вспомнился тот случай.
Мир полярных и прочих авантюристов довольно узок, и все, так или иначе, если не знают друг друга лично, то слышали друг о друге.
— Ребята, я поеду с вами куда угодно, если скажете, кто начальник вашей экспедиции. А раз она при содействии авиации ФСБ, то вы должны знать начальника ее Управления.
— Мы от Валерия Васильевича Кудрявцева, а начальник экспедиции — Олег Продан, а начальник Управления авиации ФСБ — генерал Гаврилов.
— А точнее его имя-отчество и звание.
— Николай Федорович, генерал-лейтенант.
Все сходилось: имя полковника МЧС, участника многих полярных экспедиций, Валерия Кудрявцева мне было известно. Имя инженера-конструктора Олега Продана, генерального директора ООО «Клуб «Живая природа», президента автономной некоммерческой организации «Полярный мир», почетного полярника России, знакомо каждому, кто бывал или болен Арктикой: в прошлом офицер ВДВ, за плечами 1500 прыжков с парашютом, в том числе парашютное десантирование на Северный полюс, участник и организатор многих арктических и антарктических экспедиций, за его плечами организация подледного спуска на дно Северного Ледовитого океана в районе Северного полюса и много еще чего. А о Николае Федоровиче Гаврилове я знал из книги Василия Петровича Колошенко «Ангел-спаситель», героями которой мы с Николаем Федоровичем оказались. А не раньше, как сегодня утром, Василий Петрович сказал мне, что генерал Гаврилов что-то затевает по поводу поиска следов Альбанова на островах Земли Франца-Иосифа.
И я без всяких сомнений забрался в «газель»…
В воротах «базы», которая оказалась домом участника экспедиции Александра Чичаева, меня свалил с ног огромный черный пес Арни и по-свойски облизал.
— Признал своего. Член экспедиции, — пояснил Александр. — Будет отгонять от базового лагеря белых медведей.
Несколько часов мы: Валерий Кудрявцев, Олег Продан, Евгений Ферштер и Александр Чичаев сидели над картами Земли Франца-Иосифа, спутниковыми снимками. Особо нас интересовала Земля Георга: мыс Ниль, где Валериан Альбанов расстался со своей береговой партией, и мыс Гранта, где они должны были снова встретиться, но не встретились, а также 100-километровое побережье между ними, как и нависший над ним огромный, изрезанный громадными смертельно опасными трещинами медленно ползущий в океан ледник. Мужики пытали меня относительно почты оставшихся на судне, которую Альбанов нес на сушу, но по какой-то причине не донес, словно я шел вместе с Альбановым и знаю тайну ее исчезновения или была ли она вообще. Но все, что я знал, все, что думал по этому поводу, я изложил в своей книге «Загадка штурмана Альбанова» и что-то добавить к этому не мог.
— Может, нам удастся разгадать судьбу этой почты, — говорили они. — А она в какой-то мере — тайну самой экспедиции, взаимоотношений на судне к моменту ухода с нее Альбанова с частью экипажа.
Дело еще в том, что есть категория арктических «исследователей», которые, сидя на теплой московской или петербургской печи, рассуждают, как должен был поступать Валериан Альбанов в той или иной ситуации. Мало того, раз он не вручил почту родственникам оставшихся на судне, значит, по их мнению, он ее уничтожил, а уничтожил потому, что она его компрометировала. И ссора его с Брусиловым произошла, конечно же, из-за единственной женщины на судне, Ерминии Жданко. И развязка этого треугольника, конечно же, была кровавой. И, возможно, что, уходя, Альбанов перестрелял участников экспедиции, как ненужных свидетелей, а судно сжег, заметая следы, а дневник похода придумал. А спасенный им Александр Конрад в знак благодарности дал клятву молчать. Точно так же об экспедиции Г. Седова, который умер во время похода к полюсу: раз не найдена его могила, а его спутники вернулись не совсем истощенными, то не иначе, как они его съели.