Страница 5 из 113
23 апреля, раннее утро.
Ермаков Станислав, Санкт–Петербург.
Прощальный поцелуй был долгим, пьяным и слюнявым. «Пока, сладкий», – шепнула мне соседка по общежитию, и скрылась за дверью своей комнаты. Я постоял немного, покачиваясь и глядя в потертый дерматин двери. Через полминуты понял, что все закончилось, и пошел по коридору в сторону кухни. На столе, накрытом в честь дня рождения одного из соседей, еще остались неубранные следы вчерашнего застолья. Почти с утра гужбанили. Пустые бутылки, ежики полных с горкой пепельниц, грязные тарелки с обветрившимися остатками салатов. Схватился за несколько пачек сока, потряс, все пустые. Блин. Не чувствуя особых угрызений совести, открыл холодильник соседки, и выхлебал стоявшие там пол бутылки минералки. Колючие струйки воды стекали по подбородку, попадая на грудь. Жажда не прошла, в холодильнике больше ничего не было из жидкости, поэтому я включил воду, и набрал себе целый стакан через фильтр. Потом еще один. Чуть полегчало. Заскочил в душевую, минут десять стоял, переключая воду от ледяной до обжигающе горячей. Сейчас, почти ночью, напор воды был хороший, не как днем, невнятная струйка, которой умыться и то сложно. Как мне объяснили, когда мы только в общагу въехали, это оттого, что дом строился в пятидесятых годах, и диаметр труб не рассчитан на то, что в каждой семье теперь стиральная, а то и посудомоечная машина. Да и на втором этаже мы, пока до нас дойдет с пятого. Все–таки раньше люди и ели мало, и посуду мыли меньше, и мылись реже. Мда.
Внутри все заполняла пустота. Хотя как может пустота заполнять что–то, она же пустота? Думал я сейчас обо всем краем, отстраненно. Не зацикливаясь на одном, сразу перескакивая на другое. «Можно я подумаю об этом завтра?» – сказала как–то Скарлетт в «Унесенных ветром». Да, я читал это произведение, не до конца, правда. Все же занятия спортом с самого детства не погубили меня для окружающего мира, да и глупая травма на самой заре карьеры положила конец моим расчетам о безбедной жизни в лучах славы. Повезло в том, что в школу я иногда ходил не просто с одноклассниками пообщаться, а учиться, это значительно помогло в дальнейшем. Один знакомый парнишка, тоже после того как сломался, устроился в магазин продавцом и его там учили на калькуляторе цифры складывать. Мне в этом плане проще. И маме спасибо, привила любовь к чтению. У нас в команде кроме меня только двое книги читали. Один из них был тренером.
Шлепая ногами в тапках, которые ни шагу назад, оставляя мокрые следы на линолеуме, пройдя мимо двери двадцать шестой комнаты, я выругался негромко. Как вживую представилось, как моя девушка ее вчера открывала, когда меня искать вышла. Моя бывшая девушка. Я скривился. Потом махнул рукой. Да пофигу. Все только начинается, да и вообще, пусть лучше утром стыдно, чем вечером грустно.
Мантры действовать не хотели, внутри было пусто и погано. Не, не стыдно. Обидно просто, так по–глупому спалиться.
Зашел к себе в комнату, достал из шкафа полотенце, обтерся. Подошел к зеркалу, взъерошив мокрые волосы. «Кобель» было самым приличным из послания написанным помадой. Блин. Не, ну кобель, ну пусть даже урод, и далее по тексту, ладно. Но сама–то о чем думала, когда спать пошла, оставляя меня наедине с двумя симпатичными соседками, одна из которых без парня уже несколько месяцев, а у второй муж на заработки умчал?
«Патамушта на десять девчооо–нок, по статистике десять ребят!», – нещадно фальшивя, пропел я.
И вообще, весь кайф испортила. Я ведь за ней ломанулся, когда спать пошла, а она мне с гримаской, мол, голова болит после шампанского. Болит и болит, ладно дорогая, пойду еще чуть выпью. Спала бы себе после, раз ушла и голова болит, нет, ей вдруг приспичило меня через час искать пойти. Или не пила бы шампанское, дернула бы коньячка со мной пару стопок, пошли б в кроватку, и скоро уже на дачу собирались после бурной ночи.
Я приоткрыл окно, сел на подоконник и закурил. Выпустил дым в потолок, теперь можно. Вот и отпуск начался, вдруг пришла в голову мысль. Девушка моя, бывшая моя девушка, работает в турфирме, и на майские праздники у нас был запланирован очень выгодный полет к далекому лазурному побережью. Сегодня же мы должны были ехать к ней на дачу, дней на пять, сарайчик подлатать и баньку. А ведь ее родители меня уже зятем называли. Я неприязненно посмотрел на стенку, за которой находилась как раз та комната, в которой меня вчера и обнаружили. Как бы еще соседка не надумала, что себе парня нашла. Мы же заканчивать культурную программу вечера не стали, после того как были застигнуты с поличным. И отшивать впрямую неохота, все–таки за стенкой живем. Ладно, что–нибудь придумаю.
Может позвонить кому? А то я не сплю, а все харю плющят. Кивнув столь замечательной идее, спрыгнул за трубкой, и, прикуривая вторую сигарету, начал смотреть телефонную книгу. У Сереги ребенок, у Костика тоже, у Лысого девка такая, что ему потом на мозг будет капать, ну его. Старым подругам тоже звонить не фонтан, вдруг с кем–то ночуют, а тут подстава такая. О! Дим–Дим. «Ну–ка просыпайся, гадкий мальчишка» – в принятой у нас иногда шутливой манере общения приговаривал я, набирая номер. Ну а если он на работе, – слушая первый гудок, думал я, то в этот собачий час развлеку его беседой.
– Ты ведь уже не спишь? – почти сразу же услышав его обычное «Че», спросил я.
– Да я давно не сплю, – судя по голосу, сна у него, как и у меня, ни в одном глазу.
– На работе?
– Не, в жопу работу, больничный взял.
– А чего так?
– Да я перевестись хотел, а мне неполное влепили, прикинь? Уроды, я по человечески к ним, а мне теперь полгода никуда не деться. Так что они идут лесом, а я иду на больничный. Типа руку сломал.
– Вот ты махинатор. Ладно, не плачь, май диа френд, сейчас что делаешь?
– Еду.
– Вот ты трудный. Куда едешь?
– В Киров.
– На кой тебе туда?
– К сестре в гости, у нее там с мужем мутки какие–то.
– Что за мутки?
– Да так… Фигня.
– А Киров это где?
– В России.
– Дима, епть, не беси меня. Далеко?
– Слушай, ну около суток ехать, может побольше чуть.
– Далеко уже ехал?
– Относительно.
– Блин…, – сделал я паузу, сдерживаясь, чтобы не выругаться, – Дим, я тебя увижу, лицо обглодаю. Конкретнее можно?
– Да вот, по народной на мурманку выезжаю.
– Нормал. Выезжай на кольцо, спускайся на колтушское и через ржевочку ко мне. Я с тобой еду.
– В смысле? У тебя же…
– Не тормози. Давай, подъезжай, я пока соберусь.
– Ладно, еду.
Вот молодец какой, ничего спрашивать не стал, сразу ко мне поехал. И я молодец, как вовремя ему позвонил. И дернуло же меня ни свет ни заря кому–то названивать. Как чувствовал. Вот сейчас дня на три минимум из города уеду, телефон выключу, и пусть все обзвонятся. И соседка одумается, если замыслила что. Я кинулся бегом собираться. Много брать не стал, пару футболок, белье, носки, мыльно рыльное, рубашку, брюки, да туфли цивильные, мало ли в ресторацию куда пойдем. Сам же оделся, как говорится и в пир, и в мир, – штаны плотные, трекинги, свитер черный, куртка же у меня такого фасона, что в ней хоть на сноуборде кататься, что под костюм надевать.
Уселся опять на подоконнике и прикурил уже третью сигарету за последние пятнадцать минут, даже в горле запершило. Не успел выкурить и половины, как услышал скрип тормозов. Появившийся в дальнем конце двора Дим–Димов лачетти взревел мотором и, пролетев метров десять вдоль забора детского садика, опять завизжал колодками перед лежачим полицейским. Дим остановился под моим окном, и вышел, громко хлопнув дверью. Глянул на меня, повел широкими плечами, тоже прикурил сигарету, и только потом заговорил.
– А чего сидим? – голос его в утренней тишине прозвучал неожиданно громко и звонко.
– Чтоб ты увидел и не звонил мне, спрашивая, где я. Вдруг волноваться будешь.